Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

– Разные?! – негодовал гость. – Вот уж нет! Вы спасли Хайюрра, и наша тропа – одна.

С этого времени, о чем бы ни заходил разговор, все неизменно сводилось к спорам об «общей тропе».

– Нельзя человеку безродным оставаться, – снова и снова убеждал Хайюрр. – Ты, Аймик, нашим станешь, сыном Сизой Горлицы. Усыновим. Отца буду просить, колдуна. Да и мое слово для сородичей кое-что значит!

Он самодовольно усмехнулся.

– А жена твоя, – продолжал гость, – как была, так и останется дочерью Серой Совы. Вам же лучше: не из наших, значит, ты добыл где-то, значит, только твоя. А уж как добыл – ваше дело; о таком не спрашивают… Я же вижу: ей, кроме тебя, никого не нужно.

Ата в эти разговоры не вмешивалась. Молча сидела в своем углу и шила зимнюю одежду для Хайюрра. Это она сама затеяла. Когда морозы ударили, тихонько шепнула мужу:

– Негоже гостя так оставлять. Может, и живет-то он с нами против своей воли, только потому, что уйти не в чем. Шкуры у нас есть… Ты как думаешь?

О чем говорить. Конечно, Аймик сразу же согласился, а себе самому попенял за то, что сам об этом не догадался.

Пока мужчины спорили, Ата трудилась не покладая рук. Меховые штаны и теплая обувь были уже готовы. Примерив их, Хайюрр пришел в восторг.

– Только ваших узоров я не знаю. Это пусть уж твои жены наводят.

Сейчас она, не поднимая головы, орудовала над малицей. Искоса поглядывая на жену, Аймик порой думал, что она просто не понимает, о чем идет мужской разговор: все же язык детей Сизой Горлицы ей давался туго.

(Разговоры. Споры. Нет, Аймик больше слушал и почти не возражал. Да и как возразишь: человек не может в одиночестве, это правда. И его почти убедили в конце концов. Но вот последний довод…)

– У детей Сизой Горлицы есть сильные родильные амулеты. Дадим тебе, дадим Ате, все хорошо будет. Дети будут!

По тому, как встрепенулась она на эти слова, Аймик догадался: нет! Ата и прежде все слышала, все понимала, просто не хотела ничего говорить. Решать должен он. Ее муж.

Но последние слова Хайюрра остро задели их обоих.

И Хайюрр понял: что-то не то! Перебегая взглядом с Аймика на Ату, неуверенно улыбнулся:

– Аймик, я…

– Нет-нет! – остановил его хозяин. – Мы знаем: ты хочешь как лучше. Но подожди. Мы еще не решили.

Впрочем, вскоре все повернулось так, что и спорить стало не о чем.

Аймик уже почти ушел в сон, когда услышал шаги.

Топ. Топ. ТОП!..

Словно и человек (очень грузный, кряжистый), и не человек (пень, внезапно оживший, мог бы так шагать!)

Топ. Топ. ТОП!..

От входа налево, в обход жилища…

Липкий от пота, он рванулся было к оружию, но Ата (тоже не спит?) вцепилась в него с такой силой, какую он и не предполагал в своей жене.

– Нет! Муж мой, НЕТ!!!

(Это крик? Или он слышит лишь своим внутренним ухом?)

– Ата…

Топ. Топ. ТОП!..

Слева направо, ко входу…

– Н-Е-Е-Е-Т!!!

(А вот это уже и в самом деле крик.)

Заскрипела лежанка под Хайюрром. Проснулся гость, но ничего не сказал, ни о чем не спросил. И Аймик молчал, только гладил и гладил, успокаивал свою Ату… Ее не просто трясло – колотило от страха.

…А наутро и говорить было нечего: никаких следов. И ведь ни бурана не было, ни снегопада. Все равно: никаких следов!

Так вот и начало являть себя проклятое место, от ночи к ночи. Вначале шагами. Словно кто-то по ночам их жилище обходит, а знать о себе ничем больше не дает. И следов не оставляет. Все трое, не сговариваясь, об этом молчали.

Потом стало еще хуже.

Аймик и Ата вновь стали вдвоем на охоту ходить.

– Хайюрр! Ты уж прости, малица-то не готова еще!

(«…И не взыщи, что Ату с тобой не хочу оставлять».)

Хайюрр не возражал. Умный – все понимал, как надо. И то понимал, что обговорить они должны его слова. Вдвоем. Наедине.

Но по правде, они ничего не обговаривали. Говорили, как обычно, о следе, о петлях. И в один из дней…

Сам-то по себе этот день был весел. Солнце, скрипящий снег, мороз бодрит, а обжигает глаза. И петли не пустые. Вот когда третьего длинноухого вынимали, все и началось…

…Аймик знал, что такое страх. Это когда он столкнулся с тем… единорогом волосатым. Или когда он Пейягана потерял, там, на Двуглазом Холме… И знал (слишком хорошо знал!), что такое – печаль, тоска, уныние…

Но тут безо всякой причины навалилось ТАКОЕ!

ЭТОМУ не было названия на человеческом языке. Ужас, тоска, отчаяние? Нет, все эти слова – лишь слабые тени того, что, разом обрушившись на них обоих, заставило броситься вниз по склону, без оглядки, в разные стороны…

…Уже потом, когда он, забывший обо всем на свете (об Ате забывший!), где-то далеко внизу пришел в себя…

– Ата! АТА!

– Муж мой, ты где?!

…стал думать: ПОЧЕМУ? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ОТ ЧЕГО ОН СПАСАЛСЯ, КАК …

Брел по склону на зов своей брошенной в беде жены, искал и не находил ответа. И потом, когда впереди из-за заснеженного куста показалась наконец-то знакомая фигурка, вся залепленная снегом, и они бросились друг к другу и обнялись так, словно уже и не чаяли свидеться (Ата даже не упрекнула мужа за позорное бегство), — Аймик пережил самый острый приступ стыда: ОРУЖИЕ!ОН ЖЕ ОРУЖИЕ БРОСИЛ!!! И они побрели вверх по склону за оружием и добычей. Сжималось сердце, когда приближались к тому месту, но… напрасно. Солнечный зимний день, такой мирный, такой спокойный. И ни следа какой бы то ни было опасности.

Аймик упал на колени, в обе руки схватил брошенный лук и горячо зашептал:

– Прости, Разящий, прости, мой верный, прости, наш спаситель!..

Капюшон упал на плечи, и Ата, всхлипывая, зарылась лицом в его распущенные по плечам волосы, прерывисто дышала в затылок.

…Хайюрру не рассказали ничего.

В эту ночь Аймик решил твердо: будь что будет, – он выйдет к ТОМУ… Выйдет и сразится с ним, чтобы хоть немного загладить свой позор. Ате даже не шепнул о своем решении; она поняла и так. И знала: мешать нельзя. Но когда Аймик тихо, в темноте, положил справа от себя два дротика и костяной кинжал, невольно содрогнулась.

Все трое долго не спали. Ждали. И – ничего, кроме обычных шорохов ночного леса.ОНО не являлось.

Первым захрапел Хайюрр. Как-то обиженно, с присвистом. Через некоторое время Аймик почувствовал, что дыхание жены стало ровным и глубоким. Спит. И хорошо, что спит. А потом и сам он почувствовал, что глаза слипаются, что явь нечувствительно переходит в сон… Ну и пусть. Сегодня ОНО уже не придет. Испугалось?..