Со спичкой вокруг солнца - Семен Нариньяни

— А кто будет гулять с твоим Мальчиком?

— По очереди. Я и ты.

— Я? Ни в коем случае.

Но попробуй не пойди. Жены нет дома, а пес скулит. И Морев волей-неволей стал сопровождать каракатицу на прогулки. Впереди бежала она, а сзади на поводке, пытаясь сохранить мужское достоинство, важно шествовал сам Владимир Васильевич.

Двадцать лет прожил Морев в доме текстильщиков и не знал, сколько бетонных тумб установлено на их улице. И вот теперь с помощью Мальчика он наконец произвел точный подсчет и тумб, и фонарных столбов, и троллейбусных мачт. И здесь, не то у столба, не то у тумбы, как-то в воскресный день знаменитая Кукарача встретилась после трехмесячной разлуки со своим пока еще безвестным отпрыском. Собаки обнюхались, а мужчинам пришлось приподнять шляпы и раскланяться.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

Так технолог прядильной фабрики познакомился с директором своего комбината.

— Ну как? — спросил директор. — Не ругаете меня за собачку?

— Что вы, что вы! Мы все очень рады. И я и жена.

— А чумкой ваш Мальчик еще не болел?

— Чем?

— Э… э… друг, — пожурил технолога директор. — Какой же вы собаковод, если не слышали про чумку,

— Нет, почему же, — спохватился Морев. — Я слышал. Чумка — это то самое, которое… Ну спазмы, посинение… — начал было объяснять Морев и запутался.

— Нет, нет. Не то. Вы лучше сходите в ветеринарную лечебницу, вам объяснят, — посоветовал Пряхин и улыбнулся.

Два дня из-за этой улыбки Морев корил себя:

«Эх ты, шляпа. Встретиться в приватной обстановке с директором комбината — и так глупо оконфузиться»,

Для того чтобы в следующий раз предстать перед начальством более осведомленным человеком, Владимир Васильевич стал восполнять пробелы в своем образовании. Он не только консультировался у ветеринаров, но и в порядке самостоятельных занятий штудировал книжки кинологов, в которых писалось о собаках: об их болезнях, повадках, рационе…

В результате через месяц-другой Морев уже не краснел, сопровождая Кирилла Константиновича Пряхина с его Кукарачей в их утреннем путешествии от тумбы к тумбе. Владимир Васильевич столь бойко рассуждал об экстерьере, прикусе и разных блюдах из собачьего меню, что даже вошел в доверие к Пряхину, и тот пригласил Морева к себе в гости.

— Зайдите посмотрите на новое потомство моей Кукарачи.

После этого приглашения Владимир Васильевич почувствовал себя на короткой ноге с директором, и ему стали приходить в голову всякие фантазии. Вначале эти фантазии касались только Мальчика.

Хорошо бы выхлопотать этому щенку золотую медаль.

Затем Морев вспомнил и о себе:

— Не плохо бы и мне продвинуться из простых технологов в главные.

И чем чаще Кукарача семенила рядом с Мальчиком, тем подобострастнее смотрел Морев в глаза Пряхина: «А чем черт не шутит. Все в воле директорской».

Но Морев старался напрасно. Заботливый владелец Кукарачи оказался малозаботливым директором комбината, и его перевели с руководящей работы на рядовую. И хотя бывший директор продолжал жить в том же доме и гулял с Кукарачей по той же улице, но Морев как-то сразу утратил интерес к этим прогулкам. Мореву хотелось быть на короткой ноге уже не с бывшим, а с нынешним директором. Нынешний же, Сергей Сергеевич Карпов, был не собачником, а футбольным болельщиком. Карпов не чаял души в команде «Торпедо», а самого молодого игрока этой команды, Стрельцова, считал лучшим нападающим Европы,

И вот бывший собаковод в экстренном порядке стал перекрашиваться под болельщика, Морев выписал «Советский спорт», купил кучу футбольных справочников и с помощью этих пособий уточнил, сколько мячей в текущем сезоне забил противникам лучший нападающий Европы. Но одной этой цифры было мало, чтобы стать своим человеком у поклонников автозаводской команды. Истый болельщик «Торпедо» должен был знать не только, сколько мячей забил Стрельцов, но и чем забил. Сколько правой ногой, сколько левой. И не только чем, но и как забил: носком ли, подъемом, пяткой, коленом, грудью, плечом, бровью…

Такие подробности в официальных справочниках, конечно, не регистрировались. Их держали в своей памяти лишь завсегдатаи Восточной трибуны — мальчишки.

И Мореву пришлось устанавливать связи с незнакомым ему братством несовершеннолетних болельщиков. Он ходил на стадион, смотрел, свистел, постигал. К концу лета мальчишки стали считать странного дядю своим человеком. И не удивительно. Странный дядя сильно преуспел в их обществе. Он изучил биографии не только игроков «Торпедо», но и их жен, родственников, знакомых. Морев с апломбом рассуждал о недостатках защитной тактики, ругал нападающих «Динамо», «Спартака», хвалил Стрельцова. В общем, наступил день, когда Морев понял, что он уже созрел для знакомства с директором. А поняв это, он стал покупать билет не на Восточную, а на Северную трибуну.

Вот здесь мне и довелось встретиться во второй раз с технологом Моревым, и я поневоле обратил внимание на странное поведение этого человека.

Во время выступлений «Торпедо» Владимир Васильевич садился обычно поблизости от Сергея Сергеевича Карпова и громче всех поощрял действия молодого Стрельцова. А для того, чтобы эти поощрения производили больше впечатления, Морев широко пользовался жаргоном Восточной трибуны. Вместо того чтобы сказать «бей по мячу головой», он исступленно кричал:

— Мозгой ее, мозгой!

Сначала окружающие посмеивались над неистовым болельщиком. Потом стали привыкать к нему. И если иногда Морева не оказывалось почему-либо на стадионе, постояльцы Северной трибуны справлялись один у другого:

— А куда девалась наша «Мозга»? Не заболел ли он, случаем?

И вот как-то в конце зимы, в это самое тоскливое для болельщиков время, когда прошлый футбольный сезон уже закончился, а новый еще не начинался, Сергей Сергеевич Карпов встретил во время обхода прядильной фабрики технолога Морева и обрадовался ему, как родному.

— Смотрите, «Мозга». Разве вы наш, а не автозаводский?

— Как же, кадровый текстильщик.

— А я и не знал, — сказал директор и, лукаво подмигнув, добавил: — А ну, заходите ко мне сегодня, поговорим о текстиле.

Морев зашел, и болельщики заговорили, и конечно же не о текстиле, а о футболе. А это те же семечки. Их можно грызть часами.

Так технолог Морев познакомился с директором комбината, и, когда наступила весна, наши болельщики регулярно стали встречаться после работы на Северной трибуне. Встретятся, улыбнутся друг другу. Дальше улыбок дело у Сергея Сергеевича, однако, почему-то не шло. Морев ждал продвижения по службе, а Карпов об этом ни слова. Кончилась весна, наступило лето, а Владимир Васильевич все еще продолжал жить надеждами.

«Начнет «Торпедо» играть лучше, директор и подобреет», — успокаивал себя он.

И вот на финише футбольного первенства, когда автозаводцы начали выигрывать один матч за другим и Морев мысленно считал себя уже главным технологом фабрики, Сергея Сергеевича Карпова совершенно неожиданно послали работать в Среднюю Азию, а на его место был назначен директором Сидор Иванович Пятницкий.

От обиды Морев чуть не заплакал. Но огорчения не помешали, однако, ему предпринять энергичные действия, чтобы познакомиться с новым директором.

Познакомиться с директором? Чего как будто бы проще. Приходи к этому директору в приемный день и знакомься. Приходи, а с чем? Если бы у Морева были мысли и предложения по технологии прядильного дела! Но, увы, таких предложений у технолога Морева не было. Несмотря на все свои притязания, Владимир Васильевич был просто маленьким, серым человечком. И этот человечек, не надеясь на свои таланты, делал ставку на свои знакомства. Была бы у нового директора такая же Кукарача, как у старого, Морев с радостью снова снял бы свою шляпу у фонарного столба. Но новый оказался не собачником, а рыболовом-любителем. В результате через месяц-другой на языке у Морева было уже десятка три новых слов: лещ, подлещик, шелеспер, голавль… Владимира Васильевича интересовали теперь не только новые слова, но и новые проблемы: не «кто и как забивает мячи», а «кто на что клюет». У каждой рыбы, как выяснил Морев, был свой вкус. Одна ловилась на червяка, другая предпочитала мотыля, третья — мормышку. И все это нужно было Владимиру Васильевичу изучить, запомнить. Рыболовецкая наука давалась не без труда. Другие любители ездили рыбачить на машинах. А у Морева ни своей, ни казенной. Ему приходилось поспешать за рыболовами на своих на двоих. А сколько мук претерпевал Морев зимой! Пятницкий сидит над прорубью и только покряхтывает от удовольствия. Ему что? Грудь у Сидора Ивановича борцовская, в плечах — косая сажень. Такой от мороза только здоровеет. А Мореву при его радикулите — одни страдания. Владимиру Васильевичу в баньку бы, попарить поясницу, а он каждый выходной вместо отдыха мчится когда на электричке, а когда и вприпрыжку, за «Москвичами» да «Победами» поближе к природе, туда, где имел обыкновение проводить воскресные дни Пятницкий. Встречи с директором происходили в Звенигороде, на Клязьме, а то и под самой Каширой, на Оке. Сидор Иванович приедет, а облюбованное им место занято.