Безудержная любовь (ЛП) - Харлоу Мелани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черта с два, подумал я.
— Привет, Нил, — ровно сказала Вероника. — Как дела?
Он откинул голову назад и слишком громко рассмеялся. — У меня? Великолепно. Только что сыграл три сета в клубе и все их выиграл. Моя подача сегодня была практически безотказной. У меня было десять эйсов.
— Точно. Что ж, звучит неплохо. Я хотела спросить…
— Я знал, что ты вернешься. — глаза Нила сверкнули высокомерием. — Скучала по мне, да?
Вероника вздохнула. — Я вернулась только за своими вещами.
— Какие вещи?
— Моя одежда и…
— Одежда, которую я купил? — он насмешливо хмыкнул. — Она тебе не принадлежит.
— Нил, перестань. Ты же не покупал всю мою одежду.
— То, что стоило носить, я купил. Остальное — мусор. Я уже выбросил его.
У нее отпала челюсть. — Ты выбросил мою одежду?
— Ты здесь больше не живешь.
— Всю? — ее голос надломился.
— Она занимала место. Я только что заказал несколько новых костюмов на заказ, так что мне понадобится шкаф во второй спальне.
Вероника опустила лицо на руки, и я сделал шаг к ней, разрываясь между желанием позволить ей разобраться с этим, как она меня и просила, или вмешаться и испортить теннисные костюмы этого парня. Но через секунду она подняла голову, и слез не было. — Нил, как ты мог? У меня были вещи, которые дала мне мама.
— Твоя мама, которая думала, что ты сейчас счастлива в браке? Как ты думаешь, что бы она чувствовала, если бы была здесь? Разочарование, вот что! — он потряс пальцем перед ее лицом, словно ругая непослушную школьницу.
Я оттолкнулся от колонны, к которой прислонился, и почти двинулся к нему, но в этот момент Вероника перестала изображать вежливость и с яростью уставилась на него, отбив его руку от своего лица.
— Ты сумасшедший! — огрызнулась она. — Она была бы рада, если бы я не вышла за тебя замуж! Ты никогда меня не любил. Ты просто хотел меня контролировать. Ты бы сделал меня несчастной на всю жизнь.
Лицо Нила приняло фальшивое, слишком драматичное печальное выражение. — О, бедная маленькая Рони в своем пентхаусе, с ее шкафом, полным Chanel, и ее Mercedes-Benz! Мне так жаль тебя. — он снова ухмыльнулся. — Скажи правду. Теперь ты скучаешь по всему этому, правда?
— Ни капельки, — ядовито ответила она. — Ты ни черта обо мне не знаешь, если думаешь, что мне есть дело до всего этого дерьма.
Я снова откинулся назад и сложил руки. У нее было это.
— Тогда что ты здесь делаешь? Неужели ты думаешь, что я поверю, что ты пришла сюда в поисках своей старой рваной одежды? — он повысил голос. — Признайся — ты здесь, потому что знаешь, что совершила ошибку, и теперь хочешь меня вернуть.
— Единственная ошибка, которую я совершила, — это согласилась с тобой с самого начала! Я бы не захотела вернуть тебя, даже если бы ты был последним человеком на земле.
— Как хочешь, Вероника, — сказал он с надменным видом. — Но ты не найдешь никого лучше.
Я рассмеялся — не мог ничего с собой поделать.
Нил повернулся ко мне. — И кто же ты такой? — потребовал он. Его глаза сузились, оценивая мои рабочие ботинки и джинсы, а также то, как я лениво прислонился к колонне.
— Я кое-кто получше, — сообщил я ему.
Он придвинулся ближе и положил руки на бедра. — Извини?
— Засранец, я встретил ее три недели назад и скажу тебе прямо сейчас: я знаю ее лучше, чем ты, я отношусь к ней лучше, чем ты, и можешь быть чертовски уверен, что я трахаю ее лучше.
По вестибюлю пронесся коллективный вздох. Я представил, как женщины хватаются за жемчуг, но не отрывал глаз от разъяренного лица Нила. Когда шок прошел, он занес правую руку назад и сделал самый очевидный, неопытный замах на меня, который вы когда-либо видели. С таким же успехом он мог объявить, что собирается ударить меня, и предупредить, чтобы я увернулся.
Я легко заблокировал удар и, не успев остановиться, нанес ему удар правым кулаком в нос. Удар отбросил его назад на задницу, и он сидел, оглушенный. Из его ноздри текла струйка крови. Он осторожно поднял руку и потрогал верхнюю губу, затем посмотрел на свой палец. — У меня кровь! — закричал он в панике, как кто-то другой мог бы закричать: — В меня стреляли!
— Я даже не так сильно тебя ударил, — прорычал я, моя рука все еще была сжата в кулак. — Считай, что тебе повезло.
— Кто-нибудь, вызовите полицию! — завопил он, похожий на воющего малыша на полу. — И скорую! Хирурга! Кажется, он сломал мне нос!
Вероника схватила меня за бицепс и потянула к двери. — Пойдем. Сейчас же.
Мы помчались к двери, выскочили на солнечный свет и поспешили вверх по кварталу. Мы ничего не говорили, пробираясь через группы людей на тротуаре, но в какой-то момент я оглянулся и не увидел ее. Я остановился, а когда она догнала меня, взял ее за руку, и мы бок о бок пронеслись до самого гаража, поднялись на два лестничных пролета и прошли вдоль ряда машин, пока не добрались до грузовика. Я открыл для нее пассажирскую дверь, и она забралась внутрь. Когда я обогнул грузовик и сел за руль, она уже рыдала.
Я чувствовал себя как в дерьме. — Прости меня, Рони. Я облажался.
— Все в порядке, — пролепетала она между вздрагивающими вдохами.
— Нет, не в порядке. Я обещал тебе, что позволю тебе разобраться с этим, а потом позволил своему характеру взять верх. Мне следовало держать свой гребаный рот на замке.
— Я рада, что ты этого не сделал, — прорыдала она. — Он должен был это сделать. Я просто жалею, что не смогла противостоять ему раньше.
— Я тоже. Но я так гордился тобой сегодня. И твоя мама тоже гордилась бы.
Она заплакала еще сильнее.
Обхватив ее за плечи, я притянул ее к себе. — Иди сюда.
Она рыдала у меня на плече минуту или две, а я гладил ее по спине. Я привык держать на руках Оуэна или Аделаиду, когда они плакали, но утешать взрослую женщину — это совсем другое дело. Здесь не было ни поцарапанной коленки, которую можно было бы перевязать, ни ушибленного локтя, который можно было бы растереть. Я не смогу отвлечь ее печеньем или прогулкой на велосипеде. На секунду я подумал о том, чтобы предложить ей опуститься на заднее сиденье, но тут она выпрямилась и вытерла нос тыльной стороной запястья.
— Боже, я даже не знаю, почему я так расстроена. Это же не удивительно. Нил — придурок.
— Ну, теперь он придурок со сломанным носом.
Она горько рассмеялась. — Я в полном беспорядке. И твоя рубашка в беспорядке.
— Мне все равно.
— У тебя случайно нет салфеток в бардачке?
— Хм. Возможно, у меня есть. — я наклонился к ней и открыл его, с благодарностью увидев, что припрятал там несколько салфеток из фастфуда. — Как тебе это?
— Отлично. Спасибо. — она взяла одну и высморкалась, потом другую и вытерла глаза. Затем она свернула их в рулон и сделала несколько шатких вдохов.
— Ты в порядке?
Она кивнула. Ее нос был красным, глаза опухшими, а тушь оставила несколько черных пятен, но дыхание стало спокойнее. — Я в порядке.
— Как ты думаешь, он говорит правду о том, что выбросил твои вещи? — спросил я. — Может быть, это была фикция?
— Нет. Я думаю, он действительно это сделал. Он мстительный и злопамятный.
Я потерла затылок. — Когда ты сказал про вещи, которые тебе дала мама, мне захотелось его убить.
— Честно говоря, там было не так уж много. Несколько предметов одежды. Ее вещей, которые действительно имели для меня значение, там не было — я оставила коробку в кладовке Морган, когда переехала в Чикаго. Фотоальбомы, когда я была маленькой, письма, которые она мне писала, несколько книг.
Я выдохнул с облегчением. — Слава богу.
— Забавно, — задумчиво произнесла она, глядя в лобовое стекло. — Я даже не подумала взять эту коробку с собой к Нилу. Тогда я сказала Морган, что у меня просто не было возможности разобраться во всем этом, и горе было слишком свежим, чтобы справиться с ним, но это была ложь. Я просто не хотела делиться всем этим с Нилом. Это было слишком личное. Слишком дорого для меня.