Мой принц - Джоан Вулф

Устроившись в кабинете графа, друзья переглянулись. Наконец Гинденберг предложил:

— Полагаю, мы должны избавиться от него, согласны? Маршал промолчал, и граф продолжал;

— Он опасен. Он прислушивается к мнению… не тех людей.

Рупник кивнул:

— Да, согласен. Его политика… Гинденберг ударил ладонью по ручке кресла:

— Мы ведь предупреждали его! Видит Бог, Марко принес ему прямое предложение от императора. Он мог бы обезопасить свою династию, если бы согласился на союз с Австрией. — Граф пожал плечами и пробормотал: — Август сам толкает нас… на это.

Рупник снова кивнул:

— Да, верно. Принц слишком высокого мнения о себе. Он вел наши войска в битве при Ватерлоо и вообразил себя великим стратегом. — Маршал презрительно хмыкнул. — Наши войска будут раздавлены, если австрийский император пошлет против нас свою армию.

На несколько минут воцарилось молчание. Наконец Гинденберг сказал:

— Мы должны держать это в тайне от Марко.

— Думаете, он будет возражать? — спросил Рупник.

Гинденберг презрительно хмыкнул:

— Марко из тех, кто всегда рад извлечь выгоду из содеянного — что бы ни произошло. Но помощи от него не жди. К счастью, его сын — другой человек,

Рупник кивнул:

— Да, верно. На Франца можно положиться. Он дал мне имя человека в дворцовой гвардии — тот кое-чем обязан ему. И Франц посоветовал использовать его для этого дела.

Гинденберг пристально взглянул на приятеля:

— Чем именно он ему обязан?

— Этот человек сражался при Аустерлице, был ранен и оставлен в австрийском полевом госпитале. Франц лично занимался эвакуацией всех раненых в Вену, где они получили необходимое лечение, а затем способствовал их переправке в Юру. Именно по рекомендации Франца этот человек получил место в дворцовой гвардии.

— Очень хорошо, — сказал Гинденберг. — Однако одного человека явно недостаточно.

Рупник вопросительно взглянул на приятеля.

— Ему потребуется помощник, — пояснил граф.

— Да, разумеется. Но я уверен, что этот человек сумеет найти приятеля, которому можно доверять.

— И вы назначите обоих на ночное дежурство в Пфальце?

— Да, конечно. Я поставлю их на пост за дверями апартаментов принца. Они смогут осуществить наш план, когда все будут спать.

— Полагаю, нам не стоит беспокоиться о том, что Август не окажется в своей постели. — Гинденберг рассмеялся. — Он не спит со своей женой. Очевидно, он не спит и с другой женщиной. Разве такой человек может править в Юре?

— Да, он определенно не тот человек. — Рупник тоже рассмеялся. — Но мы это поправим.

На следующее утро гвардеец по имени Карк попросил своего друга Артейна отправиться вместе с ним в Юлию, где он собирался купить подарок матери ко дню рождения. Когда молодые люди удалились от казарм и зашагали по узким улочкам столицы, Карк затащил друга в маленькую кофейню, где они заняли столик в самом дальнем углу.

После того как хозяйка принесла им кофе, Артейн спросил:

— Карк, так в чем же дело? Вижу, что у тебя на уме вовсе не подарок для матери. Выкладывай, приятель…

Карк осмотрелся и прошептал:

— Вчера ко мне пришел маршал Рупник. Он хочет, чтобы я убил принца, когда я буду на дежурстве в его апартаментах. Я должен задушить его во сне!

Артейн расхохотался:

— Что за шутки, дружище? Неужели ты думаешь, что я поверю тебе?

Карк насупился и проворчал:

— Артейн, я не собираюсь шугать. Я действительно должен убить принца.

Артейн в ужасе уставился на приятеля.

— О Господи. О Господи…

— Понимаешь, я не знал, что делать, — продолжал Карк. — Если бы я отказался, маршал убил бы меня на месте, чтобы я не проговорился. И я притворился, что я с ним заодно.

Артейн окинул взглядом кофейню и прошептал:

— Что же ты собираешься делать?

— Не знаю, но я не собираюсь убивать принца!

— Тихо… — Артейн бросил взгляд через плечо. — Конечно, ты не будешь убивать принца. А что еще сказал маршал Рупник?

— Сказал, что договор принца с Англией заставит Австрию напасть на нас. Вот почему мой долг — убить принца Августа.

Артейн выругался сквозь зубы. Взглянув на приятеля, спросил:

— Ты думаешь, Рупник прав насчет Австрии? Карк пожал плечами:

— Не знаю. Может, и прав. Но я точно знаю другое: пока Рупник отсиживался в Англии, Август десять лет сражался за Юру!

— Тихо… — прошипел Артейн.

— Не бойся, — сказал Карк. — Никто не обращает на нас внимания.

— А как случилось, что Рупник выбрал именно тебя? — спросил Артейн.

— Он знал, что я был одним из тех, кому герцог Адаме помог после Аустерлица. И он, наверное, решил, что буду рад видеть Франца на престоле.

Артейн прикоснулся к шраму на своей щеке.

— Ты думаешь, Франц вовлечен в этот заговор?

— Конечно, нет, — ответил Карк. — Франц и Август добрые друзья. Не думаю, что вовлечен и герцог Марко. Это все Рупник. Похоже, он боится вести армию в бой. Он явно осрамился при Аустерлице. И знаешь… Он обеща сделать меня лейтенантом. Думает, что меня можно купить.

Приятели ненадолго умолкли. Допив свой кофе, Карк проговорил:

— Понимаешь, если мы не выполним эту работу, маршал найдет других.

— Ты сказал… мы?

— Ты должен помочь мне, — заявил Карк. — Я один не справлюсь.

Артейн вздохнул:

— Да понимаю… — Он опять потрогал свой шрам. — Но я ведь сражался вместе с принцем Августом при Ватерлоо. Он даже поговорил со мной перед битвой.

— Мы должны предупредить его, — перебил Карк. — Кто знает, какие у Рупника могут быть планы? Возможно, мы у него не единственные.

Артейн снова вздохнул:

— А как нам предупредить его? Как приблизиться к нему? Мы ведь не можем заявить, что желаем поговорить с принцем.

Карк ненадолго задумался. Потом сказал:

— Если у нас нет доступа к принцу, мы должны поговорить с тем, у кого он есть.

— С кем же?

— Лучше всего — с графом Гинденбергом. Ведь он главный министр Августа.

— Еще кофе?! — прокричала хозяйка.

— Нет-нет, спасибо!

Приятели обменялись взглядами. В очередной раз осмотревшись, Карк предложил:

— Нам надо увидеться с Гинденбергом. Артейн молча кивнул.

Минуту спустя гвардейцы поднялись из-за стола и направились к выходу.

Граф Гинденберг уже собирался покинуть свой дворец — у него была назначена встреча с австрийским послом, — но тут секретарь доложил, что с ним хотят поговорить двое гвардейцев.

— И мне кажется, — добавил секретарь, — что эти люди чем-то очень встревожены. Они сказали, что это «дело жизни и смерти».

Гинденберг нахмурился:

— Ты знаешь их имена?