За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне - Джон Донохью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я направился к территории складов, которые располагались на удалении от жилых комплексов и казарм на тот случай, если что-нибудь произойдет. У них тут была артиллерия, и горы снарядов, и расставленные рядами минометы всех калибров. В общем, пирамиды пиротехники. На КПП стояла усиленная охрана. Я показал военным полицейским мою карточку моряка и новехонький паспорт и заявил, что ищу Бобби Паппаса, моего сводного брата.
– Да ну? – сказал один солдат. – Раз так, расскажи-ка нам одну из ваших нью-йоркских баек. А то твой Паппас – мастак вешать нам лапшу на уши.
– Типа той, про одного психа, который ходил за нами по пятам? И как он однажды увязался за нами в супермаркет на Дайкман-стрит, а мы сунули ему в руки пакет с нарубленной говядиной? И как он носился потом с этим пакетом над головой по рядам и орал как оглашенный: «Говяжья шейка, говяжья шейка!»? Мы его потом так и прозвали – Говяжья Шейка.
Они выпучили глаза и переглянулись. Затем один кивнул:
– Ладно, запрыгивай в джип. Я тебя подброшу.
Когда мы подъехали к поземному бункеру связи, он сказал ребятам на входе, что я сводный брат Бобби и хочу, дескать, его проведать, пока мой корабль стоит в порту. Тогда меня провели вниз. Бобби сидел там с двумя другими связистами и возился с оборудованием.
Я сказал как ни в чем не бывало:
– Эй, привет, чувак!
Бобби повернулся и оторопел:
– Чики?!
Целую минуту он таращился на меня, не веря своим глазам.
– Какого черта ты тут делаешь?!
Видок у него нынче был подтянутый, военный.
– Да вот пришел тебя повидать, мужик! – стиснул я его в объятиях. – И пивка тебе приволок из дома. Мы там собрались и решили напомнить вам, что Инвуд вас любит. И ценит то, что вы тут делаете.
Я порылся в сумке и извлек из нее несколько банок отличного пива. Одну вручил Бобби, другие – остальным парням.
– Я понимаю, что это так, чисто символически. У вас тут, поди, и своего хватает.
– Хватает, но таких-то сортов нет. Ну и в любом случае мы собирались пропустить по стаканчику после смены. Дай только закончить тут.
Я посидел рядом, пока он трудился над своей аппаратурой, и мы с ним обменялись новостями. Я рассказал, как поживают его жена и ребенок, и папа, и разные приятели в Нью-Йорке. Потом о себе. Как я застрял в Сайгоне прямо в день «Тетского наступления», и что со мной было. И как я искал остальных, и как меня везде принимали за церэушника. Затем явилась смена, и Бобби с ребятами сдали им вахту.
– Пошли, – сказал он. – Но вначале заглянем ко мне в палатку, я дам тебе запасной комплект униформы.
Мы так и сделали, а потом Бобби даже отвел меня в военный магазин. Я был тут единственным гражданским, и ему не хотелось объяснять каждому встречному-поперечному, кто я и что тут делаю.
– Эй, у вас не найдется армейской куртки для моего приятеля? Он аж из самого Нью-Йорка приехал меня проведать.
– Без проблем, сержант, – сказал капрал за стойкой. – Имя?
– Чики Донохью, – проговорил Бобби по складам. Парень через трафарет оттиснул мою фамилию на именной нашивке.
– А что указать справа? Не «Армия США» же.
Бобби окинул меня взглядом и рассмеялся:
– Печатай «Гражданский».
Я натянул обновку.
– Ну, как ты вообще тут, мужик? – спросил я у него.
– Ну как… Надеюсь, они отправят меня домой как раз ко дню, когда сын научится говорить «папа».
– Да, Джонсон, конечно, подсунул всем свинью, когда отменил обещание Кеннеди не призывать молодых отцов. Но ты хотя бы сидишь тут, на базе.
– Эй, я даже благодарен за это, – сказал Бобби. – Но я бы соврал тебе, если бы сказал, что не боюсь всей этой груды оружия под боком. Тут же две тысячи двести акров, и с трех сторон – сплошные джунгли. У нас чего только нет: снаряды для гаубиц, ракеты, сигнальные выстрелы, ручные гранаты, минометы – ящики и ящики разной снаряги. Тридцать две вышки по периметру. И патрули, конечно. Высматривают саперов-диверсантов, чтобы те не проделали дыру в сетке и не подорвали тут все к чертям. «Чарли» спят и видят, как бы это провернуть. Все, что нужно, – это пустить одну ракету по какой-нибудь груде взрывчатки. Они уже дважды выкидывали такой фокус.
Он показал куда-то вдаль:
– А там, милях в шести, авиабаза Бьенхоа, которая тоже для них лакомый кусок. На ней развернуто третье тактическое авиакрыло, а значит, полным-полно самолетов на взлетке. Кроме того, там же тебе и 145-й вертолетный батальон, и морпехи, и моряки. Все новые части вначале распределяют туда. В общем, мишень не хуже нашей.
Я покачал головой. Он спросил, не проголодался ли я.
– Пошли-ка в наш офицерский клуб, – решил он. Бобби, конечно, был сержантом, но его, как призывника, туда вообще-то не должны были пускать.
– Они прознали, что на гражданке я работал барменом в Нью-Йорке. Так что, когда у них очередная вечеринка, они зовут меня присматривать за стойкой и все такое – за чаевые. Ну и разрешают обедать время от времени. Креветки с пивом, согласись, лучше, чем солдатский паек. Давай посмотрим, может, они и сейчас нас пустят. Случай-то особый.
Нас и правда пустили. Мы уселись за барной стойкой, среди других офицеров, включая его собственного командира. Через какое-то время я вроде как освоился и, забыв обо всем, мы с Бобби начали пересыпать беседу такими словечками, какие только в подворотне услышишь. Офицерам это явно пришлось не по душе.
– Чики, – сообразил Паппас, – давай-ка следить за языком. Мой командир – набожный мормон. Он даже носит их храмовое нижнее белье под кителем. В эдакую жару! Мужик-то он ничего и ко всем нам хорошо относится, но вот крепкой ругани терпеть не может. Раз наш комроты сообщил ему, что хочет произвести меня в сержанты, так он мне, значит, и говорит: «Паппас, из всех сквернословов, что я встречал, тебе нет равных. Ко всему вдобавок ты же еще и воинственный парень. Так что из тебя получится хороший
