Московская плоть - Татьяна Ставицкая

– Мне нужно посоветоваться, – ответил Уар после паузы и отключился.

Стритрейсеры выдохнули и заулыбались. Им неожиданно удалось перехватить инициативу, и они перестали чувствовать себя униженными. Хотя где-то в душе у каждого скребли кошки. В случае парных гонок каждый отвечал за себя.

Уар поцеловал руку Маше, исполнившей роль автоответчика, и позвонил Параклисиарху.

27

Загул исстари считался в Москве делом почтенным. Трактиров во все времена здесь водилось множество. Публика любого достатка могла найти себе место по вкусу и по карману. Гуляли с беспредельной удалью и широким размахом. И никакие катаклизмы не смогли изменить московские нравы. Комьюнити, озабоченное доступом к телу чистой публики, способствовало выделению и концентрации пригодных к употреблению в специальных местах. С этой целью оно открывало чистые трактиры с качественной едой, натаскивая трактирщиков, а позднее и рестораторов. Особенно удачным получился в свое время трактир Егорова, что просуществовал более ста лет в Охотном ряду. Поесть блинков, изготовляемых блинщиком Ворониным, охочих было множество. Средоточием чистой публики был и Большой Патрикеевский трактир на Воскресенской площади. Здесь угощали обедами высочайших иностранных особ. А самым популярным оказался трактир Гурина.

Самой рискованной среди членов комьюнити гастрономической шуткой считался «борщ» – обманка, изготовленная из крови овощей. Что и закрепилось в лексиконе: когда комьюнист хотел сказать, что кого-то обманули, он говорил: «Борщ тебе, а не Анфиса!» Словосочетание «накормить борщом» означало «обмануть». Со временем слово «борщ» и вовсе перешло в разряд ругательств. О потенциальных отступниках, отщепенцах и извращенцах говорили: латентный борщ. И никогда ни один ресторатор Москвы не рискнул бы предложить борщ членам комьюнити.

Чистую публику соблазняли и завлекали также местами для променада. Выдавив с Кузнецкого моста кузнецов, комьюнити устроило там магазины с модными товарами и предметами роскоши. Гламур был изобретением Уара – самым эффективным средством возгонки ПРА. Сейчас уже не увидишь на улицах Москвы чистой публики: вся она давно передвигается в автомобилях от порога до порога и клубится в специально удобренных местах – рассадниках гламура.

На углу Большой Дмитровки и Охотного ряда находилось здание Благородного собрания. В большом зале московское дворянство широко, по-барски, принимало государя императора, устраивало балы и симфонические концерты, привлекавшие цвет московского общества. Это была самая чистая публика из имеющейся на Москве. Комьюнити не злоупотребляло высшим московским обществом, но и не отказывало себе в деликатесной трапезе.

Обряд инициации Внука совпал с первым балом небезызвестной Натальи Ростовой, которая влюбилась в юношу без памяти. Внук не мог представиться барышне своим настоящим именем, поскольку это неминуемо привело бы ее к тяжелому психическому расстройству. Невозможность развития отношений между ними вынудила Наташу Ростову к многочисленным субституциям Уара в виде Андрея Болконского, Анатоля Куракина, Пьера Безухова. Дед запретил Внуку приобщать графиню доподлинно, поэтому они виделись лишь на людях, уединялись украдкой, не имея возможности выразить свои чувства. В пыльных портьерах дворянских особняков несчастный Уар, обливаясь слезами, пил девушку и плакал. Пил и плакал. И горе свое в те пубертатные времена пытался заглушить известным способом: предался пьянству.

С годами процесс пития обретал в Москве новые формы и новое содержание. Не менялись только поведенческие стереотипы: пили и пьют по-прежнему напоказ. В свое время Матисс, выполнявший по заказу панно для особняка Щукина на Знаменке, был приглашен своим заказчиком в Москву. Из Москвы художник писал приятелю во Францию: «Как шикарно жить в Москве! Здесь кутят с вечера до утра, эта жизнь – настоящая жизнь. Благодаря этому у города есть свое лицо и образ примитивный, совершенно прекрасный и даже немного дикий». Московское комьюнити восторженно приобщалось к прекрасному: на презентации гениального панно эстеты пили Щукина долго, изысканно и вдохновенно. Прикладывались часто.

Необходимость в ночных клубах диктовалась тем обстоятельством, что молодая поросль комьюнити желала кормиться только ровесниками и ровесницами. Причем завели они себе манеру попивать сверстников исключительно во время секса. Бывало, правда, что и на работе случалось оскоромиться: все-таки менеджерами среднего и высшего звена состояли – положение обязывало. Но именно клубы в ночное, охочее, время давали молодняку искомое. Человеку со стороны, незнакомому со спецификой расклада, мудрено было бы разобраться в представшей перед его взором картине. К примеру, стайки девушек могли показаться неопытному наблюдателю охотницами за состоятельными мужьями. На самом же деле еще большой вопрос, кто на кого и с какой целью охотился.

О вкусах не спорили. Органика в клубах была распределена еще до полного его прорастания. В ложи был вхож только Уар. Остальные колыхались внизу, микшируя себе ночной коктейль из золотой молодежи обоего пола – в тренде по-прежнему держался унисекс, – приправляя его специями в виде одного-двух селебрити. Получалось нечто кислотно-горьковатое, поэтому в баре заказывали преимущественно сладкое шампанское. Собственно, по этому заказу и можно было безошибочно определить члена комьюнити.

«Звезд» приобщать доподлинно было не принято – считалось дурным тоном. Их пили и использовали в качестве наружного динамического рекламного носителя бренда комьюнити – «звезды», как, например, ходячие «гамбургеры» и «чизбургеры», только роль «одежды-бутерброда» в случае со «звездой» выполняла специально разработанная дизайнерами одежда в заказанном комьюнити ЛАКРИЧНОМ стиле, получившем название от Luck & Rich – «везучие и богатые». Поэтому между собой разного рода «звезд» члены комьюнити называли лакрицами, подразумевая также свойства пенообразующего агента самого растения. Взбитая «звездами-лакрицами» пена выносила к брегам комьюнити золотой песок ПРА.

Звезда, как графический символ, была для комьюнити Знаком Мироздания, ограниченного Москвой. Вид и предназначение символа Мироздания и являлись во все времена основным метафизическим предметом дискуссии комьюнити с остальным человечеством. Пятизубый символ исправно выполнял функцию шестеренки, а точнее, пятиренки, вращающей цепь исторических событий в Москве, и не оставлял ни единого шанса ее жителям спастись от укуса или укола. Каждый был укушен Москвой или подцеплен на ее зуб. Кроме того, звезда символизировала отпечаток руки, наложенной комьюнити на Москву.