Неизменная - Кэрригер Гейл

Чувствуя облегчение, она опустилась на кровать.

— Теперь я немного посплю и завтра буду в полном порядке.

Француженка кивнула и заботливо наклонилась с ней.

— Вы уверены, что сможете самостоятельно раздеться? Я с удовольствием помогла бы вам в этом вместо вашей горничной.

Услышав это предложение, Алексия покраснела. Может быть, она зря сомневалась в честности изобретательницы? Кажется, союзника лучше, чем мадам Лефу, и придумать невозможно. И пахнет от нее замечательно, даром что она ходит в мужском платье. Так ли ужасно будет, если они с этой женщиной подружатся?

Потом Алексия заметила, что галстук на шее мадам Лефу с одной стороны слегка запачкан кровью.

— Негодяй, который на вас набросился, пустил вам кровь, а вы ничего мне не сказали! — возмутилась она. — Дайте я посмотрю.

Прежде чем изобретательница успела остановить леди Маккон, та потянула ее на кровать и принялась развязывать служившую галстуком длинную ленту египетского хлопка.

— Ничего страшного, — краснея, заверила ее француженка.

Леди Маккон, игнорируя все протесты, швырнула галстук на пол — он все равно был безнадежно испорчен. Потом, нежно касаясь шеи изобретательницы пальцами, наклонилась посмотреть на ранку. Оказалось, что там всего лишь царапина и кровотечение уже остановилось.

— С виду неопасно, — с облегчением сказала она.

— Ну вот видите? — смущенно проговорила мадам Лефу, отодвигаясь.

Там, где кожу изобретательницы обычно скрывал галстук, Алексия заметила сейчас что-то еще, отчасти прячущееся под короткими завитками волос. Алексия вытянула шею посмотреть, что же это такое.

На белой коже темнела какая-то метка. Всматриваясь в аккуратные черные линии, Алексия мягким заботливым движением отвела волосы, заставив француженку вздрогнуть, и с любопытством склонилась над изображавшей осьминога татуировкой.

Леди Маккон нахмурилась, не осознавая, что ее пальцы по-прежнему лежат на шее мадам Лефу. Где же ей раньше попадалось такое изображение?

Воспоминание пришло внезапно. Пальцы дрогнули, и Алексия с трудом удержалась от того, чтобы в ужасе не отдернуть руку. Такие же осьминоги, только медные, раз за разом попадались ей в клубе «Гипокрас», когда ее похитил доктор Саймонс.

Установилось неловкое молчание.

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, мадам Лефу? — не придумав ничего лучшего, в конце концов поинтересовалась Алексия.

Неверно истолковав то, что прикосновение леди Маккон все длится и длится, изобретательница повернула голову так, что дамы оказались в буквальном смысле нос к носу. Рука мадам Лефу погладила предплечье Алексии.

Леди Маккон читала, что француженки гораздо сильнее, чем британки, склонны к физическим проявлениям нежности, но в этом прикосновении было что-то невыносимо интимное. К тому же нельзя было сбрасывать со счетов осьминога, пусть даже мадам Лефу замечательно пахла и недавно очень помогла Алексии. Доверять этой женщине нельзя. Драка могла быть инсценировкой. На борту дирижабля мог находиться сообщник изобретательницы, а сама она все же могла оказаться шпионкой, которая намерена не мытьем так катаньем добраться до содержимого портфеля маджаха.

Алексия отстранилась от ласкавшей ее руки, и изобретательница сразу поднялась.

— Простите, но мне пора. Наверное, мы обе нуждаемся в отдыхе.

На следующее утро за завтраком все вернулось на круги своя: наряды, шляпки и так далее. Мисс Хисселпенни воздержалась от упоминания неуклюжей попытки Алексии штурмовать гору Дирижабль, дабы не позорить лучшую подругу, которая в процессе продемонстрировала всему эфиру свои панталоны. Мадам Лефу была безупречно одета, пусть и в неподобающую женщине одежду, неизменно вежлива и никак не комментировала вчерашнюю эскападу. Она светски поинтересовалась здоровьем Танстелла и получила любезный ответ Алексии, мол, все в порядке. Фелисити была ужасна и ехидна, но это началось не сегодня, а в тот самый день, когда у нее появился какой-никакой словарный запас. В общем, все шло так, будто накануне никаких неприятностей не было.

Леди Маккон едва прикоснулась к пище, но не потому, что боялась новой попытки отравления, просто ее до сих пор слегка подташнивало. Она предвкушала тот миг, когда снова будет стоять обеими ногами на твердой земле, — такое вот незатейливое желание теперь у нее было.

— Какие у вас планы на сегодня, леди Маккон? — поинтересовалась мадам Лефу, когда запас любезностей, произносимых за столом, наконец был исчерпан.

— Мне видится тяжелый день, во время которого я буду главным образом лежать в шезлонге на палубе, периодически прерываясь ради коротких, но волнующих прогулок по дирижаблю.

— Превосходный план, — заметила Фелисити.

— Да, сестричка, но я собираюсь лежать в шезлонге с книгой, а не с надменным выражением лица и зеркальцем, — огрызнулась Алексия.

Фелисити лишь улыбнулась.

— Во всяком случае, мое лицо достойно того, чтобы смотреть на него подолгу.

Мадам Лефу повернулась к Айви:

— Они так всегда?

Мисс Хисселпенни мечтательно таращилась куда-то в даль.

— Что? Ах да, все время, пока мы знакомы, то есть уже давненько. Я имею в виду, что мы с Алексией дружим уже четыре года, только вообразите себе такое.

Изобретательница положила в рот кусочек приготовленной на пару яичницы и ничего не ответила.

Леди Маккон поняла, что, пикируясь с сестрой, рискует стать объектом насмешек окружающих, и сменила тему.

— Мадам Лефу, а что вы делали до того, как переехали в Лондон? Я так понимаю, прежде вы жили в Париже? Там вы тоже держали шляпный магазин?

— Нет, магазин был у моей тетушки, а я работала вместе с ней. Она научила меня всему, что я знаю.

— Всему?

— О да, абсолютно.

— Незаурядная дама ваша тетушка.

— Вы даже не представляете, насколько.

— И с избытком души, должно быть.

— О, — произнесла заинтригованная Айви, — а после смерти тетушка явилась к вам в фантомном состоянии?

Мадам Лефу кивнула.

— Как это мило, — улыбаясь, поздравила ее Айви.

— Думаю, я тоже в конце концов стану призраком, — охорашиваясь, горделиво сказала Фелисити. — Я как раз того типа, при котором бывает избыток души. Маменька говорит, что для человека, который не играет на музыкальных инструментах, не поет и не рисует, у меня очень творческая натура.

Алексия прикусила язык. Шансов на избыток души у Фелисити было примерно столько же, сколько у болотной кочки. Возвращая разговор к прошлому изобретательницы, леди Маккон спросила:

— А почему вы решили оставить родину?

— Тетушка умерла, и я приехала сюда в поисках одной украденной у меня драгоценности.

— Неужели? И вы нашли ее?

— Нашла, но только для того, чтобы понять, что она не принадлежала мне с самого начала.

— Как это прискорбно, — посочувствовала Айви. — У меня так же однажды со шляпкой вышло.

— Это не имеет значения. К тому времени, как я ее обнаружила, она изменилась до неузнаваемости.

— До чего же вы таинственная и загадочная! — Леди Маккон была заинтригована.

— Эта история касается не только меня, потому я не могу ее рассказать. Если я не буду достаточно деликатна, могут пострадать другие люди.

Фелисити демонстративно зевнула. Ее мало интересовало все, что не касалось непосредственно ее самой.

— Что же, все это совершенно замечательно, но я должна пойти переодеться в дневное платье.

Мисс Хисселпенни тоже поднялась.

— А мне нужно проведать мистера Танстелла и убедиться, что ему принесли достойный завтрак.

— Весьма маловероятно, потому что достойного завтрака не получил никто из нас, — сказала Алексия, которая предвкушала неминуемый конец воздушного путешествия потому, что на земле ее ждала вкусная, не перемолотая и не распаренная до состояния кашицы пища.

Сотрапезницы расстались, и Алексия уже собралась было приступить к воплощению в жизнь своего крайне насыщенного плана, когда поняла вдруг, что если Айви пошла проведать Танстелла, то эти двое окажутся наедине, а это плохой вариант. Пришлось ей со всех ног поспешить за подругой в каюту клавигера. Там она застала мисс Хисселпенни и Танстелла в положении, которое они сами, вероятно, считали страстными объятиями. Губы их действительно соприкасались, но на этом и все, причем главной заботой Айви во время поцелуя было, чтобы ее шляпка оставалась на месте, во всяком случае, так казалось со стороны. Конфигурация у упомянутой шляпки была бы самая что ни на есть мужская, если бы не громадный бант в пурпурную и зеленую клетку.