Северная граница - Феликс Крес

Так было когда-то.

Теперь неожиданно оказалось, что происхождение алерцев, их «чуждость», имеет весьма немаловажное значение. С той стороны границы явились им на помощь грозные, непостижимые силы, о которых здесь абсолютно ничего не известно. И Рават не был исключением — даже о Шерни он имел довольно смутные представления, что уж говорить о Лентах Алера, или как их там… Однако он многое знал кое о чем другом — о самих алерских племенах. И узнавал о них все больше. Так же, как Астат, Агатра… Особенно Астат. Сны Агатры были несколько иными.

Тени Лент… Рават догадывался, в чем дело. Солдаты на заставах не всегда чувствовали себя одинаково, выдавались дни, когда всех преследовали дурное настроение, нежелание рисковать и неизмеримая лень. С ним самим несколько раз бывало такое. В таких случаях говорили, что наступил «черный день». Чаще всего это случалось на заставах, находившихся близко к алерской границе. Рассказывали, что это силы Алера, скрытые за небесным куполом, проникают в Армект. Но ощущения, хотя и неприятные, большой проблемы не представляли. «Черные дни» проходили, не оставляя никаких следов. Если даже в это время приходилось выступить против стаи, подавленные солдаты, очутившись на поле боя, быстро приходили в себя. И дело вовсе не в том, что во время похода на дурное настроение просто нет времени… Возможно, истинной причиной было то, что они уходили в глубь армектанской территории, то есть отдалялись от проклятой границы. Стаи ведь шли в селения, расположенные «за спиной» Эрвы. И увлекали за собой солдат. Странно, что он не подумал об этом раньше.

Когда, покинув Три Селения, они остановились на ночь, Рават чувствовал себя так, словно наступил «черный день». Все остальные ощущали то же самое. Астат вообще хотел бросить крестьян и бежать. Агатра не верила в выздоровление Дорлота; женщины вообще хуже переносили «черные дни»… Но до сих пор в глубине армектанской территории ничего подобного не случалось. Нечто пришло сюда следом за алерцами. И ушло только утром он помнил, как на рассвете к нему вернулась прежняя энергия. И тогда Рават снова начал действовать, принял роковое, но все же справедливое решение послать Эльвину за помощью. Боевой дух конников Терезы был на высоте, несмотря на то что вид двухсот золотых алерцев потряс их… Рават отчаянно надеялся, что вид полусотни легионеров подействует устрашающе. В крайнем случае удастся отвлечь внимание золотых от крестьян в лесу, получится увести стаю в степь… Потом все спутала Тереза.

Однако виноват был сам Рават, и он это знал. Он не собирался говорить этого подсотнице, — впрочем, с того времени они друг с другом не разговаривали, не считая вопросов, непосредственно связанных со службой. Он должен был хотя бы в двух словах изложить ей свой план, прежде чем поднимать солдат на то, что Тереза сочла попыткой самоубийственной атаки. Он спешил, действовал лихорадочно, почти… потерял голову.

Что случилось, то случилось.

Он отогнал мрачные мысли прочь.

Из разнообразных мелочей, из того, что говорил Амбеген, из воспоминаний солдат, уцелевших после поражения под Алькавой, следовало, что таинственная «злая сила» несколько раз совершала набеги в глубь Армекта и быстро отступала. Рават пытался связать все сведения в единое целое. Он представлял себе длинный и широкий, закругленный язык… Нечто подобное несколько раз выдвигалось вперед, вытягиваясь с каждым разом все дальше, выдвигалось и отступало. Лишь Алькава постоянно находилась в черте «языка», с тех пор как тот появился. Даже когда он отступал, она оставалась в его пределах, у самого основания… Отсюда непродуманные, почти панические действия, отсюда последовавшее за ними беспримерное поражение.

Эрва, наоборот, находилась за пределами «языка», хотя, когда он вытягивался, его задняя, широкая часть оказывалась близко, очень близко… Амбеген об этом кое-что знал. Разговаривая с Раватом, он упоминал, что, когда они плыли по реке в Алькаву, солдаты переживали «черные дни». Дурная аура ощутилась почти сразу, стоило проплыть по реке всего несколько миль. И решения коменданта Эрвы не избежали ее влияния. Во время знаменитого сражения Амбеген командовал правым флангом и теперь упрекал себя в нерешительности. Да, он правильно поступил, когда вывел из боя солдат, которым угрожало окружение, но потом он мог предпринять более широкомасштабные действия, рассчитанные на то, чтобы собрать вместе разбежавшиеся остатки войска.

После битвы далеко вытянувшийся язык, словно насытившись поражением легионеров, уже не отступал… Вся пограничная линия, вплоть до частных землевладений, находившихся дальше к югу, была захвачена чем-то невидимым, враждебным и мрачным. Пропала четвертая часть округа Эрва и пятая часть Алькавы… На обратном пути отряды Амбегена изрядно потрепали и почти вчистую уничтожили у самого частокола покинутой Эрвы, к которой комендант столь отчаянно и целеустремленно пробивался… А потом тех, кто еще остался в живых, оставили в покое, подарив им нисколечки не пострадавшую, хотя и разграбленную, заставу… Лишь теперь, спустя три месяца странных снов, Рават стал понимать, что случилось.

В начале осени собравшимся в Эрве солдатам приходилось туго. Алерцы не стремились захватить заставу, но и не хотели, чтобы слишком выросли силы ее гарнизона. Как только прибывало более или менее существенное подкрепление, его выманивали в поле, жертвуя при этом немалыми силами. Это прекратилось лишь тогда, когда стали появляться все более многочисленные орды Золотых Племен… Но все было не просто так. Серебряные алерцы оставили Эрву охранять западный фланг; чтобы понять это, не требовались даже сны Равата. Защищающим селения легионерам волей-неволей приходилось сражаться с золотыми. Другой выход — сидеть на заставе, в холоде и голоде, беспомощно глядя на то, что вытворяют с родным краем.

Однако никто не мог толком объяснить, что происходит. Кружили какие-то предположения насчет перемещения алерской границы. И теперь еще это письмо из Тора… В комендатуре Восточных Округов Пограничья делали вид, будто им известно нечто крайне важное.

А может, они и в самом деле что-то знают… Вскоре после возвращения первых посланных в Тор гонцов на заставу прислали весьма своеобразный отряд — семь котов-разведчиков. И тут же выяснилось, что коты не ощущают разницы между армектанской территорией и территорией «языка»! Когда легионеры падали духом, засыпали на посту, ленились, коты вели себя так же, как всегда, оставаясь безразличными к влиянию «черных дней», о чем Рават и сам знал, поскольку наблюдал за Дорлотом. Таким образом, Эрва получила семь неоценимых солдат, обследовавших внутренность «языка».