Ущерб тела - Маргарет Этвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова улыбка, снова пауза. До Ренни вдруг доходит, что всё это, возможно, никому не интересно – кроме самого Пола. Легкая дрожь пробегает у нее по спине.
– Ну если они так всеведущи, то уж точно знают, зачем я здесь, – говорит она невинным тоном. – По работе. Я пишу статью. И не нуждаюсь для этого в компаньоне.
Пол улыбнулся.
– У белых женщин здесь дурная репутация, – говорит он. – Во-первых, они слишком богаты, а во-вторых, понижают местную мораль.
– Чушь какая! – говорит Ренни.
– Я просто рассказываю, что думают люди, – говорит Пол. – Женщины считают, что белые портят местных мужчин. А еще им не нравится, как те одеваются. Вы никогда не увидите местную женщину в шортах или, еще хуже, в плавках. Это считается непристойным. Если они только посмеют, их мужчины изобьют их до полусмерти. Вот продвиньте здесь идею женского освобождения – да вас поднимут на смех. Они говорят, это про белых женщин. Все знают, что белые женщины по природе ленивы и не хотят «делать настоящую женскую работу», поэтому нанимают черных женщин работать за них.
Он смотрит на нее одновременно вызывающе и насмешливо, что вызывает у Ренни протест.
– Поэтому вам здесь так нравится? – говорит она. – Всё для белого господина?
– В этом нет моей вины, – отвечает Пол. – Не я это придумал.
И наблюдает за ее реакцией, так что Ренни старается не выдать чувств.
– А еще они не верят, что вы всего лишь журналистка. И что просто пишете статью для журнала.
– Но это так! – восклицает Ренни. – Почему в это нельзя поверить?
– Тут мало кто слышал про журналы, – говорит Пол. – И вообще, здесь почти каждый – не тот, кем кажется на первый взгляд. И даже не тот, кем их считают. Здесь существует как минимум три версии любого события, и, если вам повезет, одна из них будет верной. Если повезет.
– К вам это тоже относится? – спрашивает Ренни, и Пол смеется.
– Скажем так, – говорит он. – За десять тысяч долларов можно купить паспорт Сент-Антуана; это официальная цена – нелегально стоит дороже. И то если у тебя есть связи. Если захотите, можете открыть здесь частный банк. Власти даже помогут вам, за небольшую мзду. Есть люди, которые находят это весьма выгодным.
– Что вы хотите сказать? – спрашивает Ренни, которой все больше кажется, что ее пригласили с определенной целью, и вовсе не с той, ради которой она поехала. Она глядит в его светло-голубые глаза, в них слишком много света, слишком много голубизны. «Они слишком долго смотрели на море и выцвели», – думает она.
Пол улыбается. Весело, с угрозой.
– Вы мне нравитесь, – говорит он. – И вот что я хочу вам сказать: не лезьте в местную политику. Если, конечно, вы приехали, чтобы написать туристическую статью.
– В местную политику? – говорит Ренни с искренним удивлением.
Пол вздыхает.
– Вы мне ужасно напоминаете таких девушек-американок, – говорит он, – которые приезжают в Нью-Йорк со Среднего Запада и получают работу в журналах.
– Чем же? – говорит Ренни в полной растерянности.
– С одной стороны, вы добрая, – говорит Пол. – Вы бы и хотели измениться, быть пожестче, покруче, но ничего не можете поделать. Вы наивны. Но вам кажется, что вы должны доказать, что это не так, поэтому влезаете туда, куда не следует. Вы хотите знать больше, чем другие. Я прав?
– Я представления не имею, о чем вы говорите, – говорит Ренни, которая чувствует себя как под микроскопом. Она думает: «Может, он прав?» Когда-то так и было, и она хотела узнать про все на свете. Но теперь она устала от этого.
Пол вздыхает.
– Ну хорошо. Только помните, ничто происходящее здесь не имеет к вам никакого отношения. И я бы держался подальше от Пескаря.
– Доктора? Почему? – спросила Ренни.
– Его не любит Эллис. И кое-кто еще.
– Я его едва знаю, – сказала Ренни.
– Вы с ним обедали, – сказал Пол почти обвиняюще.
Ренни рассмеялась.
– Меня что, застрелят из-за какого-то обеда?
Полу, похоже, не до смеха.
– Может, и не расстреляют, – говорит он. – В основном они убивают своих. Ладно, давайте поедим.
Под навесом из искусственного тростника, открытым с обеих сторон, устроен «шведский стол»: миски с салатами, подносы с ростбифом, торты с лаймом, шоколадные пирожные с воткнутыми цветками гибискуса. Бери сколько влезет. Людей заметно прибавилось, все наполняют тарелки доверху. Ренни кажется, все они шведы.
Она возвращается с тарелкой к столу. Пол стал молчаливым и задумчивым. Кажется даже, он торопится поскорее уйти. Ренни, сидя напротив, ест свои креветки и чувствует себя как на неудачном свидании вслепую – у парня торчат зубы, у девушки прыщи. В таких ситуациях она обычно предпочитает сказать человеку приятное, успокоить. Может, он из ЦРУ? Тогда бы все встало на место: это предупреждение, стрижка в стиле неохиппи, камуфляж, работа в Камбодже и яхты, которые ему явно не по карману. Чем больше она думает об этой версии, тем более правдоподобной она ей кажется. Она ни в чем не виновата и не хочет, чтобы у него создалось ложное впечатление, еще подсыплет ей в гуавовый джем какой-нибудь гадости. Неужели только из-за обеда с доктором она превратилась в опасного провокатора? Она не знает, как ей убедить его, что она именно та, за кого себя выдает. Может, рассказать ему про бижутерию из цепочек?
В конце концов она спрашивает Пола про теннисные корты. Она хочет, чтобы все наладилось, чтобы, как говорят в новостях, ситуация нормализовалась.
– Какие еще корты? – говорит Пол, словно никогда о них не слышал.
У Ренни такое ощущение, что ее допросили и отпустили, признали неважным свидетелем, то ли потому что Пол поверил ей, то ли наоборот. Что хуже: когда тебя считают малозначительной или когда лживой? Как бы то ни было, она больше неинтересна, во всяком случае Полу. И теперь она думает только об одном – как вернуть его интерес, раз он испарился. Она как будто забыла, что у нее кое-чего не хватает. Она понимает, что предвкушала нечто, но что, не уверена. Она хотела, чтобы что-то произошло. Наконец случилось. Довольно пустоты было в ее жизни в последнее время, ей надолго хватит.
* * *Ренни с Иокастой примеряют подержанные шубы в «Сэлли Энн» в центре Торонто. Иокаста считает, что это лучшая комиссионка в городе. Собственно, мерила шубы Иокаста, Ренни не слишком интересовали поношенные шубы. Ее вполне устраивал классический пуховик от «Эдди Бауэр». Вообще-то это было задумано как шопинг для Ренни: Иокаста решила, что обновка улучшит Ренни настроение. Что ж, сама виновата. С Иокастой всегда в результате оказываешься в «Сэлли Энн».
– Норку я носить не стану, – сказал Иокаста. – У меня есть принципы. Смотри,
