Гончие преисподней - Денис Чекалов

Силы, которые пробудил ритуал, едва не убили нас с Винченцо. Но, к счастью, подобные существа не могут чересчур долго находиться в мире людей. Они исчезли, а мы остались с трупом молодой девушки и полусумасшедшей женщиной, в мозгу которой боролись две души.

Маргарита пыталась уничтожить Стефанию – или, по крайней мере, изгнать ее в самые дальние уголки сознания, откуда та не смогла бы освободиться. Без сомнения, ей бы это удалось.

Но я был готов к такому исходу и принес с собой кольцо Стратибора. Да, эта часть ее рассказа была правдивой – именно я надел ей на палец проклятый перстень. Вернее, это сделал Винченцо по моему приказу.

Украшение выпивало из женщины не молодость, как она вам сказала, но жизненную силу, и передавало ее плененной душе Стефании. Только так я мог быть уверен, что молодая девушка останется жива, несмотря на соседство с матерью.

Кроме того, я должен был убедиться, что у Маргариты не хватит сил снова провести ритуал и вызвать силы астрала. Я выиграл время, но не знал, что предпринять дальше.

Винченцо по моей просьбе вернулся на кладбище Маегарда, чтобы отыскать в древних манускриптах хотя бы намек на средство, которое сможет помочь Стефании. Я знал, что он ничего не найдет, но не хотел и дальше втягивать старого вампира в это опасное предприятие.

ГЛАВА 19

Общение с гроссмейстером навеяло на меня тоску. Я чувствовал себя героем одной из гравюр Дюрера, где есть только черный цвет и властвует смерть.

Я сожалел, что не взял с собой Франсуаз, – становилось тоскливо и зябко при мысли о том, что предстоит одному скользить по холодным улицам города, подобно палому листу, подхваченному темными водами реки.

Наша жизнь такова, какова люди, с которыми мы делим ее, и слишком часто человек обрекает себя на тусклое существование, полное ненужных страданий, только потому, что выбрал для себя не тех.

Однако Алеганд не был бы так откровенен в присутствии Франсуаз. К тому же моя партнерша была студенткой у Чериньолы.

Ветер одиночества коснулся моей щеки, когда я садился в машину, и мне почудилось, будто морозный туман клубится вокруг меня, чтобы унести в стылое небытие.

Спустя мгновение я понял, что это была не игра моего воображения. Прозрачная дымка сгустилась, принимая форму, и я увидел Маргариту Сарнмиру, сидящую рядом со мной.

На ее лице играла улыбка – торжество постаревшей женщины, которая уже не в силах заинтересовать мужчину, но поняла, что в жизни можно одерживать и другие победы.

– Мои силы возвращаются, – сказала она, словно продолжая давно начатый разговор.

Наверное, так и было – те несколько часов, что я провел в квартире Алеганда, она сидела здесь, беседуя с воображаемым мной, и готовилась к нашему разговору.

– Скоро я буду так сильна, что кольцо Стратибора не сможет мне помешать.

Она была осторожна.

Мы оба хорошо знали – если это случится, к женщине вернутся молодость и красота. Я чувствовал, Маргарита хочет предложить мне и то и другое, но говорить об этом сейчас было бессмысленно. Моя собеседница выглядела бы слишком жалко.

– Я знаю, вы были в Миланде, Майкл, – сказала она. – Говорили с Винченцо, с отцом Чериньола, теперь с Алегандом. Со всеми моими врагами. Почему только с ними?

– Наверное, потому что друзей у вас нет, – ответил я.

На мгновение она оскалилась, и сквозь черты стареющей женщины проступила уродливая морда беса. Именно ее видели стригой и гроссмейстер, прежде чем на пальце Маргариты оказалось кольцо.

– Друзей нет ни у кого, – ответила она небрежно, словно не уловила осуждения в моем голосе, а вела светский разговор на интересную тему. – Люди тянутся к тебе, только если у тебя что-то есть. Возьмем вас…

Я не хотел, чтобы она меня брала, но не стал цепляться к словам.

– Вы молодой, красивый, я не видела вас голым, но держу пари, у вас прекрасная атлетическая фигура. Вы богаты. Конечно, девушки так и вьются вокруг вас – и, признаюсь, Майкл, я не понимаю, почему вы держитесь Франсуаз. В городе Эльфов много других красавиц, зачем ограничивать себя одной?

– Вы не поймете, – ответил я.

Она коснулась моей руки – по-матерински.

– Вы не знаете жизни, Майкл. Ваши способности к магии мощнее, чем у большинства архимагов. Чародеи вас уважают. Любой Дом будет рад видеть вас своим верховным магистром.

– Не надо мне льстить.

– Но это правда. Вы отказались от всего: от власти, высокого положения, почестей. Видели, как раздувает хвост Николас Алеганд? А ведь он всего-навсего гроссмейстер, даже не архимаг. А вас устраивают тихая жизнь, ваша Франсуаз, влюбленная в вас по острые демонические ушки, ваш уютный особняк.

Она улыбнулась.

– Вы помогаете другим решать их проблемы, разбираете споры волшебников, разгадываете тайны, которые не под силу другим. Вы как маленький мальчик, который думает только о других. Вам пора повзрослеть. Власть и могущество просто лежат и ждут, когда вы их поднимете.

– Власть сладка, – согласился я. – Но свобода гораздо лучше. Тот, кто тщится повелевать другими, становится их рабом.

– Это все слова, Майкл. Маргарита заговорила настойчивей.

– Вы спрятались в своей скорлупе и не хотите видеть реальной жизни. Считаете меня злодейкой – а разве Алеганд лучше? Или Винченцо, который даже не помнит, сколько людей убил и выпил их кровь? Все мы просто пытаемся выжить, не судите меня строго.

– В этом ответ, – согласился я. – Если ты свободен, тебе не приходится выживать. Ты можешь позволить себе просто жить.

Лицо женщины исказилось еще сильнее. Нос заострился и выгнулся уродливым крючком. Белые, непрозрачные кристаллы появились вместо глаз под тонкими бровями. Нижняя раздвоенная губа отошла в стороны, выпуская змеиный язык.

– Вы тоже хотите стать моим врагом, Майкл, – сказала Маргарита.

– Вы сами сказали: – у людей не может быть друзей, – ответил я.

Она потянулась ко мне, ее руки становились все тоньше и длиннее, превращаясь в прочные, усыпанные шипами ветки.

– Я давно хотела обнять вас, Майкл, – прошептала бесовка. – Я чувствую в себе юность, молодую, полную сил девушку, которая хочет вырваться наружу. Но люди вокруг меня видят только старуху. Если бы вы знали, как это больно.

Зеленые побеги обвивались вокруг меня, стягивали руки, прочными путами приковывали к мягкому креслу.

– Я поделюсь с вами этой болью, Майкл, – сказала она.

Я закрыл глаза.

Я представил себе лицо Франсуаз. В серых глазах играет веселая улыбка, непокорная прядь каштановых волос упала на щеку. Я услышал ее голос и, прежде чем успел разобрать слова, тугие ветки вспыхнули – яркий огонь пронесся по ним, обращая в черные обуглившиеся обломки, при этом не касаясь меня.