Богословие личности - Коллектив авторов

Другим русским православным богословом, на которого оказала влияние мысль К. Ранера, был протоиерей Александр Мень (1935–1990). Он в первую очередь воспринял идеи К. Ранера, связанные с проблемой богодухновенности Священного Писания. Так, Карл Ранер, следуя своему принципу, гласящему, что любое знание о Боге не может быть опосредовано от человека, утверждает, что и само Откровение с неизбежностью должно было быть дано Богом с непосредственным участием человека. Именно поэтому для Карла Ранера люди, писавшие Библию, не просто секретари, работавшие под диктовку божественного Провидения, но люди, которые с полным сознанием и согласием приняли открытое им Богом. А поэтому они – подлинные авторы. Эти мысли были очень близки отцу Александру Меню, и он любил ссылаться на них. Отцу Александру принадлежит и первая словарная статья о Карле Ранере, опубликованная на русском языке, которая вошла в его фундаментальный «Библиологический словарь»[346].

Хотя в Советском Союзе и был некоторый отклик на мысль К. Ранера, в связи с известными обстоятельствами, он не был достаточно сильным[347]. Русские православные богословы просто не имели доступа к большинству работ западного богослова. Но при этом небезынтересно обратить внимание на книгу «Тысяча лет вере в России», изданную в 1987 году итальянским журналистом С. Альчесте. Вся эта книга, посвященная тысячелетию крещения Руси, состоит из интервью с патриархом Московским и всея Руси Пименом (1910–1990). В первой главе этой книги патриарх рассказывает о Русской православной церкви и ее структурах и, говоря о богословском образовании, делает интересное замечание: «В нашей Московской духовной академии хорошо известны работы таких западных богословов, как Карл Барт, Карл Ранер, Юрген Мольтманн, Ив Конгар, Рэймхольд Нибур, Пауль Тиллих, Урс фон Бальтазар, Йозеф Ратцингер и других»[348].

Можно сказать, что спустя более чем двадцать лет ситуация практически не изменилась: сегодня имя Карла Ранера широко известно среди богословов в Русской православной церкви, но почти нет переводов его книг[349], как почти нет и серьезной исследовательской работы.

На более академическом уровне восприятие антропологического богословия К. Ранера происходило среди православных богословов на Западе в лице священника Думитру Станилоае (1903–1993) и двух Иоаннов: протопресвитера Иоанна Мейендорфа (1926–1992) и митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа) (род. 1931).

Выдающийся румынский богослов отец Думитру Станилоае был особенно близок к антропологическому богословию Карла Ранера. Пунктом совпадения их интуиций является так называемая «трансцендентальная христология», о которой Д. Станилоае, ссылаясь, в частности, и на К. Ранера, говорит в своей книге «Православное догматическое богословие. Опыт Бога»[350]. В своих книгах К. Ранер обращает внимание на то, что воскресение Христа является исполнением присущего нашей природе стремления к тому, чтобы дух побеждал над принудительными законами природы, и называет этот факт «трансцендентальным базисом воскресения» или «трансцендентальной надеждой на воскресение»[351]. Именно в этом трансцендентальном стремлении и способности к победе духа над природой даны основания «трансцендентальной христологии»[352]. Отец Думитру соглашается с К. Ранером в том, что воскресение Христа включено в горизонт нашего опыта посредством нашего стремления к совершенствованию. Человек – это существо, смотрящее в будущее, которое является его осуществлением. Трансцендентальная надежда на воскресение одновременно и есть «горизонт нашего понимания опыта веры по отношению к воскресению Христа»[353]. Воскресение осуществляет надежду, заложенную в человека, и делает его способным к совершенному и вечному общению с Богом и ближними и, таким образом, к преодолению всех ограничений, наложенных на общение в земном состоянии со стороны природы. Отец Думитру пишет с характерной для Карла Ранера категоричностью: «Та слава, к которой призван человек, заключается в том, что он должен все более уподобляться Богу, становясь все более человечным»[354]. Другими словами, и К. Ранер, и Д. Станилоае говорят о том, что, по существу, быть христианином означает не что иное, как быть человеком.

Понимание человеческой личности в богословии Карла Ранера тесно связано с «переоткрытием» личностей в Троице. Карл Ранер убежден, что, говоря о догмате Троицы, мы должны избегать «опасности дикой и пустой концептуальной акробатики», берущей свое начало в августиновских психологических аналогиях. Он настаивает на исключительной важности восприятия различий в личностях Троицы. Согласно отцу Иоанну Бэру, эта довольно популярная сегодня идея вернуться к «греческому» подходу к триадологии получила развитие в богословии ХХ века именно благодаря Карлу Ранеру. Такая социальная модель тринитарного общения, на которой настаивает К. Ранер, открывает горизонт, в котором значение человеческой личности становится более явным[355].

Во многом благодаря замечанию Карла Ранера, что большинство христиан являются «просто монотеистами»[356], и его призыву придать большее значение икономическому измерению тринитарного богословия, а следовательно, и его библейским основаниям, в последние десятилетия наблюдается возрождение интереса к Троице. В этом отношении можно сказать, что митрополит Иоанн (Зизиулас) продолжает развивать идеи, которые Карл Ранер выразил в своей книге «Троица». В этой книге К. Ранер утверждает, что скорее ипостась, чем усию следует рассматривать в качестве изначальной реальности и принципа в бытии Бога[357]. Приняв во внимание количество ссылок на К. Ранера в знаменитой книге митрополита Иоанна (Зизиуласа) «Бытие как общение»[358], можно даже утверждать, что она была написана в своего роде диалоге с идеями Карла Ранера.

Триадологические идеи Карла Ранера нашли поддержку также и со стороны протопресвитера Иоанна Мейендорфа, который даже описывает его богословие Троицы как православное: «Карл Ранер приходит к оспариванию латинской идеи, согласно которой Лица Троицы являются лишь внутренними отношениями в божественной сущности, так как, на самом деле, в таком случае божественная Ипостась Логоса не могла бы ни быть субъектом изменения и страдания, ни рассматриваться как экзистенциальный центр Его человеческой природы. Здравая христология подразумевает, согласно Ранеру, возврат к доавгустинову пониманию Бога, в котором три Ипостаси рассматривались прежде всего в своем личном, неумаляемом значении как Бог-Отец, Слово-Сын и Дух Божий, а не только как выражения единой неизменной сущности»[359].

Антропология Карла Ранера, которую мы кратко рассмотрели в начале этой статьи, тоже нашла отклик у Иоанна Мейендорфа. Он полагает, что учение о человеке К. Ранера «находится в русле греческой святоотеческой традиции, хотя и выражено в терминах современной философии экзистенциализма»[360]. Отец Иоанн утверждает, что, исходя в христологии из антропологических предпосылок, как это делает К. Ранер, «мы приходим к другому важнейшему выводу греческой патристики: человек не исчезает при соприкосновении с Богом, но, напротив, становится истинным, более свободным человеком, не только в своем уподоблении Богу, но также и в том, что радикально отличает его от его Творца. В этом самая суть ипостасного единства божества и человечества во Христе»[361].

Таким образом, можно заключить, что мысль Карла Ранера имела влияние не только на западное христианство; современное православное богословие в лице своих лучших представителей также оказалось на стороне антропологического подхода Карла Ранера. И это не удивительно, поскольку при помощи трансцендентальной антропологии Карл Ранер пытался освободить тайну Бога от смирительной рубашки благочестия и актуализировать изначальную керигму христианства на языке современного богословия и философии. Именно такая задача стоит сегодня и перед православным богословием.

Несмотря на то, что между антропологией Карла Ранера и взглядами православных богословов по-прежнему остаются разногласия по некоторым незначительным вопросам, мы можем согласиться с протопресвитером Иоанном Мейендорфом, который следующим образом писал об удивительном совпадении основных концепций православного богословия и антропологического богословия Карла Ранера: «Экуменическое значение подобного открытия неоценимо»[362].

Регула Цвален

Различные концепции образа Бога в работах Николая Бердяева и Сергея Булгакова[363]

Поиск нового понимания личности лежит в основе совместного пути Бердяева и Булгакова от марксизма через идеализм к христианскому мировоззрению. Признавая марксистскую социальную обеспокоенность за судьбу человечества, они критиковали марксизм за недостаток уважения к отдельно взятому человеку. Допуская кантовский постулат о человеке как цели самой в себе, они осуждали отсутствие в нем содержательной метафизической основы.[364] В конечном итоге они полагали, что эта основа лежит в христианском понимании человека как образа Божьего.