Страна Дураков - Сергей Стукало

Перед самым рассветом, где-то около шести с минутами, Данилов пробудился от уже знакомого ощущения сухости во рту. Полусонный, он на автопилоте проделал уже разведанный маршрут и повторил все сопутствовавшие ему действия. Янтарная баночка показала ему своё близкое дно, а сухость, как того и следовало ожидать – отступила.

Утро в доме Светки началось в восемь утра.

С её истошного вопля.

– Какая сволочь?!!! – орала Светка, вкладывая в этот явно риторический вопрос всю душу нежданно оскорблённой радушной хозяйки.

После суматошных разбирательств и выяснения истины, Данилов попытался освободиться от выпитой ночью жидкости. Он поспешно удалился в туалетную комнату, в смятении не закрыв за собой заменявшую дверь пластиковую гармошку.

На два, вставленные глубоко в горло пальца, организм Данилова прореагировал спокойно. Проще говоря – никак не прореагировал.

Голова после вчерашнего не болела, никакой гадости во рту не ощущалось. Насилуемая физиология отзывалась давно забытой готовностью к фривольным приключениям.

Попытка Данилова набрать побольше слюны и хотя бы сплюнуть – не удалась.

Организм отказался. За явной ненадобностью.

Сочувственно наблюдавший за его потугами Володя не выдержал. Он подошел к своему другу и, немного поколебавшись, положил руку туда, где его позвоночник опасно перегнулся в своей верхней точке. Прямо между судорожно вздрагивающими лопатками.

– Не мучься! – посоветовал он Данилову. – Роднее будем!

21.01.2006 г.

Хлорпикрин

Ивану Павловичу Колупаеву, другу моему и однокашнику, с теплом

Ванька – прирождённый каптёрщик.

Куркуль.

Куркуль – в самом хозяйственном смысле этого слова. Прижимистый и рачительный. Потому что, как он сам говорит, родом из Харькова. Там, в Харькове, других не бывает.

Говорят, там вода этому способствует.

В училище Ваньке не повезло.

Ему каптерки свободной не досталось.

Так и мыкался, бедолага.

Волей-неволей, но каптёрщиком он был только на полевых выездах. Получив во временное пользование вожделенные ключи, жил Ванька, в полном, ночующем смысле этого слова, на складе шанцевого инструмента и всевозможной пиротехнической лабуды. У Ваньки хранились и лопаты, и ломы, и сигнальные ракеты, и воющие, как мамонтиха в период течки, ракеты СХТ ("сигнал химической тревоги"). В его каптёрке много чего было. Кроме того, именно у Ваньки хранились начинённые хлорпикрином взрывпакеты. А хлорпикрин – это гадость! Чуток похуже "Черёмухи". Когда он начинает испаряться – мама караул. Сопли в семь витков вокруг всего портрета и до колен.

Когда государственные силовые структуры ближнего зарубежья перестают закупать у российского химпрома "Черёмуху-12", в их государствах случаются разноцветные цветочные революции. А если они не окуривают своих военных хлорпикрином, то однажды кто-то умный и беспощадный, воспользовавшись отсутствием у личного состава соответствующих навыков и рефлексов, потравит его к чертям собачьим. Бесповоротно и навсегда. Потому, что очень уж это легко. И соблазнительно.

В Первую мировую войну хлорпикрин относили к боевым отравляющим газам. Вообще-то это – жидкость с резким запахом или пропитанные этой жидкостью легко испаряющиеся кристаллы солей кремния или щелочных металлов. Газом такие кристаллы становятся тогда, когда откупоривают герметичную склянку, в которой их хранят. Полусантиметрового слоя кристаллов, рассыпанного на чайном блюдечке, вполне хватает, чтобы на целую неделю загадить трёхкомнатную квартиру. Загажен будет и примыкающий к ней подъезд, все его марши, которые расположены выше этой квартиры. Есть такое явление – печная тяга. Именно она – истинная причина большинства квартирных сквозняков, а вовсе не мифический уличный ветер, как это думает большинство обывателей.

Впрочем, не о ней. Не о тяге.

Даже если тщательно проветрить все комнаты загаженной хлорпикрином квартиры, всё равно чувствительные люди не смогут в неё войти в течение пары суток.

В 1914-том хлорпикрин косил русских солдат почище, чем уже попавшая под запрет Женевской конвенции шрапнель. Немцы и турки за запрещенную им шрапнель обиделись и «отомстили». По их настоятельным просьбам Российской Армии запретили использовать трёхгранный штык.

Но речь не о штыке, а о газах. Мстительные немцы придумали газы.

После Первой мировой войны запретили и газы.

И поделом.

Газов пугались до самых селезёнок. Настолько, что умирали от них всерьёз и бесповоротно. Даже от слуха, что их применили. Перепуганное сердечко не выдерживало.

На самом деле, вне зависимости от последствий испуга и самовнушения, надёжно убивал или калечил солдат лишь чистый хлор и, появившиеся заметно позднее, иприт и фосген. Хлором тогда потравили огромное количество народа… В ходе Первой мировой войны более миллиона солдат получили пожизненную инвалидность в результате воздействия токсичных химикатов. Химическим оружием со всех воюющих сторон были убиты 90 000 солдат. Основная доля этих потерь – на счету примитивного хлора.

Хлорпикрин был страшен не сам по себе, а по созвучию.

Со временем разобрались – фигня. При малых дозах – это что-то типа слабительного, только с прицелом на верхние, сопетельно-чихательные органы.

Как только наука в этом разобралась, народ сразу же перестал от хлорпикрина умирать, и этому газу нашли другое применение. Его объявили средством "окуривания".

Окуривание применяют для создания «реализма» и выработки у личного состава необходимых рефлексов. «Реализм» – это когда одетые в военную форму и увешанные оружием личности бегают с криком «ура», изображая, к вящему удовольствию генералитета, лубочную по смыслу и исполнению «войнушку». Называется сие насквозь неромантичное занятие «Полевыми тактическими учениями». Нередко, чтобы служба мёдом не казалась, бегающим личностям дают команду «Газы!» и всё описанное окончательно приобретает сюрреалистический вид, способный вызывать оторопь у любого стороннего человека, непривычного к подобным зрелищам.

В ходе описанного выше "развлечения" преподаватели-химики периодически взрывают хлорпикриновые шашки. Наиболее зловредные из них делают это вблизи от обучаемых, стараясь подкрасться к месту событий с наветренной стороны. Надо полагать, чтобы самому этой "прелестью" не надышаться.

Практически невидимое облачко хлорпикрина, образовавшееся в результате подрыва шашки, можно преодолеть только в противогазе. Причём, исправном. Юмор в том, что через первые полгода обучения клапана у большинства курсантов были безжалостно выдраны. Чтобы быть точными, отметим: клапаны выдирали не из курсантов, а из их личных противогазов. И делали это сами владельцы этих противогазов.

По части выдирания редкое исключение составляли умельцы, которые умудрялись вставить в клапаны расщеплённую спичку, которая до предела их оттопыривала и позволяла осуществлять дыхательный процесс без судорожного напряжения диафрагмы и без натужного выпучивания глаз. Спичку можно было потом убрать, вернув противогазу его утраченную на время функциональность. Описанная непочтительность военных людей к противогазным клапанам вполне понятна: вы сами когда-нибудь пробовали, что это за зверь – двенадцатикилометровый марш-бросок с полной выкладкой? Учтите, что треть, а то и половину этой дистанции требуется преодолеть в противогазе.

Кроме того, чтобы жизнь мёдом не казалась, тебе на хребтину нагружают до тридцати килограммов всевозможного вооружения и снаряжения, среди которого, помимо автомата и боеприпасов, значится вещмешок с сухим пайком на трое суток, средства защиты и пара скаток (шинель и плащ-накидка). И это не считая шанцевого инструмента.

Бежать во время марш-броска надо не останавливаясь, очень далеко и на время.

Автор этих строк, после одной из таких пробежек в резиновом наморднике, раз и навсегда заработал стойкую аллергию к молдавским яблокам и к молдавскому же винограду. Почему именно к ним? – Да бог весть! Это для него до сих пор остается загадкой. Но подобные этому "сюрпризы" протестующего организма приобрёл в курсантские годы не он один. За всё в жизни есть своя цена. Прискорбно, но вино, сделанное из молдавского же винограда, приятным исключением в этом списке не стало. Чем его там бодяжат своенравные молдаване – неизвестно, но автору достаточно одного фужера, чтобы на собственную физиономию было невозможно взглянуть в зеркало без содрогания.

Однако вернёмся к нашему герою и хлорпикрину.

В своей каптёрке Ванька спал на четырех ящиках с этой дрянью. Да-да, на самых, что ни на есть хлорпикриновых шашках! И по утрам, когда весь курс бегал по сосновому лесу, изображая физзарядку и «радуясь» сырой утренней прохладе, Ванька продолжал спать.