Товарищ маузер - Анатоль Имерманис

Регусовы ищейки достаточно хорошо знали Атамана и даже не пытались организовать за ним погоню – все равно без толку. К тому же сегодня им было приказано арестовать Дину Пурмалис.

Дина не воспользовалась суматохой, чтобы скрыться. Она думала лишь о том, как помочь Атаману. Под прицелом караулившего ее шпика она подскочила к окну и заслонила его собой, вцепившись в подоконник руками. Решив, что девушка тоже хочет прыгнуть, агент изо всех сил потянул ее назад, но безуспешно. Тело Дины судорожно напряглось, пальцы в мертвой хватке стискивали подоконник, из-под обломившихся ногтей сочилась кровь. Небольшой четырехугольник двора теперь был для нее всем миром, всей жизнью.

С какой-то неестественной отчетливостью она видела на земле осколки стекла, обломки рамы, словно пригвоздившие распластанного агента, и рядом с ним – Атамана. Он неподвижен. Руки раскинуты. В первый момент Дине показалось, что он уже мертв, что он никогда уже не поднимется. От горя у нее замерло сердце. Но вот пальцы Атамана пошевелились. Нащупывая опору, они заскользили по земле. Жив! Жив!… Кровь снова хлынула к ее сердцу… Атаман медленно поднялся и, волоча поврежденную ногу, дотащился до каменного забора.

Сейчас он представлял собой отличную мишень. Однако выстрелить в него агенту так и не удалось – Дина по-прежнему преграждала путь к окну и этим спасла Атаману жизнь.

Сделав, как обычно, для безопасности изрядный круг, Робис вошел во двор и посмотрел наверх. В крайнем окне третьего этажа стояла бутылка – признак того, что в «коммуне» все в порядке. После ареста Парабеллума он счел необходимым прибегнуть к такой сигнализации. До сих пор, правда, не было оснований предполагать, что их явка раскрыта. Но, уж если их предали – а, к сожалению, в этом больше не приходилось сомневаться, – «коммуне» на улице Стабу рано или поздно грозит разгром. Поэтому два последних дня Робис посвятил поискам новой конспиративной квартиры.

Поднимаясь по лесенке, на втором этаже Робис с невеселой усмешкой поглядел на прибитую к двери табличку – «Криевинь». Да, если раньше совпадение фамилий нижних и верхних жильцов вызывало у Робиса беспокойство за явку боевиков, то теперь он понял, что нижним Криевиням грозит опасность – пострадать из-за своих однофамильцев.

Лиза открыла дверь осторожнее, чем обычно, и приложила палец к губам. Потянув Робиса на кухню, она шепотом сообщила ему:

– Атаман… раненый пришел. Перевязала, теперь спит.

Робис на цыпочках вошел в полутемную комнату и молча присел. Через открытую дверь было слышно, как беспокойно ворочается на кровати Атаман. Потом послышался его голос, но Робис сначала не разобрал, что он говорит.

Атаман продолжал бормотать. Наклонившись над ним, Робис пытался уловить смысл отдельных слов.

Вдруг Атаман пришел в себя и открыл глаза. Увидав Робиса, он с трудом проговорил:

– Дину… арестовали… из-за меня… Мимо провели, а я стоял в воротах и не мог спасти…

И опять слова слились в сплошное бормотание. В груди у Робиса похолодело. Дина арестована?! Этого удара он не ожидал. Он схватил Атамана за плечи и стал его трясти:

– Ты что – бредишь?

Атаман с усилием поднял голову. Его лицо скрывала повязка, оставляя лишь узкую щель, в которой лихорадочно горели глаза. Пока он рассказывал, пальцы Робиса комкали одеяло. Чтобы как-то занять руки, он зажег керосиновую лампу. Пламя сильно коптило, но Робис даже не мог сообразить, что надо завернуть фитиль покороче.

– И дернул же меня черт пойти к ней! – проговорил Атаман. – Все из-за меня…

Робис долго молчал. Не впервой ему терять товарищей, но потерять Дину – это выше его сил. И все-таки сердцем он понимал, что Атаман страдает еще больше. Ему надо помочь, как-то утешить, если вообще можно утешить в таком горе!

– Успокойся, Атаман! – сказал он. – Я убежден, что не за тобой охотились шпики. Они сами выследили Дину и пришли за ней. Это просто совпадение. Не стоило, может быть, тебе прыгать в окно, надо было попробовать прорваться вместе с Диной.

– Вместе с ней?! Ты шутишь? – Атаман попытался приподняться на локте, но со стоном откинулся на подушку.

– Лежи, лежи! – сказал Робис. – Твоя ошибка в том, что Дайна для тебя всего лишь любимая девушка. И ты готов защищать ее от всех бед. Ты даже протестовал против ее участия в нападении на банк… А теперь сам должен признать, что неизвестно, чем кончилось бы дело, не будь ее с нами.

– А чем хорошим оно кончилось? – перебил его Атаман. – Двое арестованы, и к тому же исчезли деньги.

Лишь теперь Робис заметил копоть над лампой и привернул фитиль.

– Я уже послал Парабеллуму записку в тюрьму, – сказал он.

– А он что?

– Сегодня утром ответа еще не было. Спрошу, может, теперь… – Он встал и подошел к двери: – Лиза!

Лиза вошла и, прислонившись спиной к косяку, вопросительно взглянула на Робиса.

– Есть почта из тюрьмы? – спросил он.

– Только записочка от Грома. Настроение бодрое, всем шлет привет, просит за него не волноваться.

– Значит, от Парабеллума ничего! – нахмурился Атаман. – Что ты на это скажешь, Робис?… Сходи проверь, на месте ли деньги.

– За деньгами пойду в день отплытия «Одина» – ни часом раньше. Я верю Парабеллуму… – строго сказал Робис. – Кроме того, у меня сейчас есть дело и поважнее. – Он вытащил маузер и пересчитал патроны в обойме.

– Лип Тулиан?!

– Да, он! Был момент, когда он сумел меня так обвести вокруг пальца, что я и не знал, на кого думать. Не сердись, но я был вынужден заподозрить даже Дайну. Теперь дело ясное: Парабеллума взяли на вокзале, Дайну – на работе. Пришли бы сюда, если бы знали, где нас искать…

Атаман помолчал, поправляя сбившуюся повязку.

– Ты прав, Робис, это он! Благодаря тебе он не знает адреса «коммуны». Я, я один во всем виноват. Я уговаривал тебя связаться с ним.

– Хватит об этом!… Хуже то, что позавчера я не пристрелил его. Ты прав, иногда я бываю слишком доверчив. Но теперь только чудо может его спасти.

Раздался стук. Через мгновение в комнату влетел Брачка. О том, что он чрезвычайно взволнован, можно было судить по съехавшему набок галстуку – предмету особой заботы его владельца.

– Братишки! – крикнул он каким-то слишком уж бодрым тоном. – Плохи наши дела! Липа Тулиана заграбастали!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой Парабеллум молчит, но факты говорят за себя

1

Двадцать четыре часа просидел Парабеллум в одиночке, но никак не мог свыкнуться с комфортом рижской тюрьмы. Он с явным удовольствием смотрел на кровать у свежевыбеленной стенки и на электрическую лампочку под белоснежным потолком. Особенно его удивляло, что здесь можно двигаться. От окованной железом двери до окна целых четыре шага. Окно хоть и было с решеткой, но в него виднелся клочок неба. Вначале Парабеллум не догадывался, что, проводя в камеры электричество, тюремное начальство думало не об удобствах заключенных, а о том, чтобы надзиратель в любое время суток мог наблюдать за каждым их движением, а на чистой стене мог сразу заметить всякую попытку устроить тайник или сделать надпись.