Товарищ маузер - Анатоль Имерманис

Целых пятнадцать минут Лихеев не отходил от телефона, совещаясь с Регусом. Новый план был наконец разработан. И уж этот, черт подери, наверняка не сорвется!

У дверей Лихеев встретил начальника тюрьмы. Тот разговаривал с надзирателем.

– Господин начальник, вот два письма посылает арестованный из сорок восьмой камеры. – Надзиратель подал сочинения Грома. – А этот из сорок первой опять все утро скандалил. Обязательно хочет жаловаться вам лично.

– Не хватало, чтобы я возился с каждым арестантом! – возмутился Людвиг. – Дайте ему бумагу, пусть обращается письменно. А если будет бунтовать – в карцер! Во вверенном мне заведении беспорядков я не потерплю.

– Принцип правильный, господин Людвиг, – сказал Лихеев, когда надзиратель удалился. – Но иногда следует от него отходить. Надо выслушивать каждого политического, кто пожелает к вам обратиться. Ну, а чтобы вас не слишком затруднять, я займусь этим сам.

4

Атаман стоял перед зеркалом и недовольно разглядывал свое отражение. Лиза уже сняла повязку, но засохшие ссадины и царапины на лице придавали несвойственное ему угрюмое выражение. «С такой рожей нельзя показываться на улице», – подумал он мрачно и попытался шутить:

– Похоже, будто на меня напала дюжина котов!

На шутку никто не отозвался. Тревожное молчание действовало на нервы. Вдруг Брачка без всякого на то повода рассмеялся:

– Выходит, братцы, кто-то из нас троих предатель!

Робис хотел было возразить, но вдруг раздался стук в наружную дверь. Четыре удара, пауза, потом еще один. Никто не двинулся с места, чтобы пойти открыть дверь.

Брачка едва слышно прошептал:

– Старый сигнал, понял?

В последнее время из предосторожности был изменен условный стук в дверь. Робис отлично помнил, что сообщил об этом всем, кому дозволено было приходить сюда. Кто же мог стучать?

Стук повторился чуть громче и нетерпеливее. Робис оглянулся. Атаман и Брачка выхватили маузеры и застыли на месте, готовые к отпору. Стоит подать им знак, и пули тут же прошьют дверь и непрошеного гостя за ней. Но Робис решил выжидать – даже если это и полицейские, то угостить их свинцом они еще успеют.

Стук повторился. Но на этот раз было похоже, что посетитель уже не надеется на то, что ему откроют, и колотит в дверь просто на всякий случай, перед тем как уйти. И действительно, вскоре на лестнице послышались шаги, они постепенно удалялись. Робис на цыпочках подошел к окну и, укрывшись портьерой, поглядел через щель на улицу. Пришелец уже спустился и вышел во двор. Широкополая соломенная шляпа, несмотря на теплую погоду – короткое черное пальто; в правой руке небольшой саквояж. Что-то знакомое показалось Робису в его облике. Незнакомец остановился, поставил вещи на землю и поднял голову, чтобы посмотреть на окно. Очки, русая бородка – Фауст! Ну конечно, это Фауст! Никто не догадался сообщить ему в Бельгию о новом условном сигнале.

У Робиса стало даже легче на душе. Как хорошо, что в этот трудный час рядом с ним будет испытанный, умный товарищ, который может помочь и советом и делом. На радостях Робис даже забыл об осторожности – открыл окно и помахал рукой Фаусту, приглашая его вернуться.

Но тот оказался осмотрительнее – на всю лестничную клетку он крикнул с порога:

– У вас завидный сон, мадам Криевинь! По последним данным медицины, сон – самый надежный залог здоровья, а в беллетристике он считается признаком чистой совести… – Фауст захлопнул за собой дверь и шикнул на Брачку, потянувшегося было к саквояжу: – Руки прочь! Небось думаешь, что там рубахи да подштанники? Мой багаж терпеть не может, когда его трогают!

Брачка почтительно отступил. Много слыхавший о Фаусте, он решил, что в его саквояже, по всей видимости, взрывчатые вещества.

– Понимаю, адская машина!… Ну, братцы, теперь начнется настоящая жизнь! – воскликнул Брачка.

– Как тебя звать? – спросил Фауст, оглядев его пристальным взглядом.

– Брачка.

Фауст поморщился:

– Зачем вы все понабрали себе такие уголовные клички? Ну ладно, раз Брачка так Брачка. Не думаешь ли ты, что я спятил с ума и расхаживаю с адской машиной в чемодане? Она у меня в голове. А здесь, – он раскрыл саквояж, в котором были беспорядочно свалены пузырьки с разными порошками, реторты, аптекарские весы и записные книжки, – все необходимое для изготовления моей новой бомбы. Вы даже себе представить не можете, что это будет за конфетка!…

– Ты уже знаешь про Дину?… – спросил Робис.

Но Фауст тут же перебил его:

– Что это за манера – не давать человеку договорить до конца! Я как раз собирался сказать что-то очень важное… – Он мучительно старался поймать ускользнувшую мысль, но потом безнадежно махнул рукой: – Вылетело из головы. Ну ладно… Так на чем мы остановились? Ага… Стало быть, испытывал я эту бомбочку в окрестностях Льежа. Эффект оказался такой, что я даже сам вылетел из Бельгии. Но ты, Робис, не огорчайся – об оружии я позаботился. Один русский товарищ взялся довести все наши дела до конца. Самое главное то, что эту бомбочку можно делать из консервных банок… – И Фауст снова начал с увлечением рассказывать о своем последнем изобретении.

Через пять минут, в течение которых больше никому не удалось произнести ни слова, он вдруг хлопнул себя по лбу:

– Ну, разве я не сказал, что вспомню?! Что за странные дела у вас творятся? Дина не встретила меня на вокзале! Что случилось?

– Дайна арестована!

– Человек спрашивает о своей сестре, а ему толкуют о какой-то Дайне.

Робис не видал Фауста целый год и отвык от его странностей. Он недоуменно пожал плечами, но Фауст сам понял, о ком идет речь.

– Так вы всё же окрестили ее Дайной? Я еще тогда знал, что до добра это не доведет. Где слыхано, чтобы ребенку поручали серьезные дела взрослых? Безумие какое-то!

– Без нее вряд ли удалось бы нападение на банк, – серьезно заметил Робис и рассказал Фаусту о всех событиях последнего времени.

Фауст сник.

– Все это так, но что же мы будем делать дальше? – задумчиво произнес Фауст.

Атаману казалось, что настал момент громко сказать то, о чем он ни на минуту не переставал думать с момента ареста Дины. Он знал, что Робис не согласится на такое безрассудство, боялся упреков, что ради Дины Атаман готов легкомысленно поставить на карту жизнь многих товарищей, и поэтому до сих пор не решался выступить со своим предложением. Теперь ситуация изменилась – приехал Фауст, в чьей поддержке он не сомневался.

– Дела хватит! Можем, конечно, сидеть сложа руки и хныкать, как бабы! Но мы ведь, черт подери, не бабы, во всяком случае я! Сейчас у нас должна быть одна цель – напасть на тюрьму и освободить…