Товарищ маузер - Анатоль Имерманис

Робис невольно замедлил шаг – нанесенная детям обида острой болью отдалась в его сердце. Однако это отвратительное зрелище не смогло настолько завладеть его вниманием, чтобы его тренированный глаз не заметил еще одного наблюдателя. Какой-то человек остановился позади него. Рука Робиса невольно потянулась в карман за оружием. Он обернулся и увидел знакомое, обрамленное пышной светлой бородой истинно русское, добродушное лицо с глазами мечтателя.

– Максим! Кого я вижу? Ты здесь, в Риге! – с трудом поверив своим глазам, воскликнул Робис и принялся трясти руку боевому товарищу, с которым в последний раз виделся в Петербурге у Красина.

Максим был одним из выдающихся боевиков большевистской фракции, хотя своей внешностью скорее напоминал старообрядца.

– Было бы трудно отрицать сей факт… Вот уже два месяца, как я здесь. Расспрашивал о тебе, узнал, что ты по-прежнему в боевом строю, и был рад это слышать. Большего от меня требовать нельзя – дела по горло… Через неделю мне придется стоять на берегу другой реки, – проговорил задумчиво Максим, прощаясь взглядом с Саркан-Даугавой. – Меня перебрасывают на Кавказ. Честно говоря, жаль расставаться с Ригой – хорошие ребята, с такими не пропадешь!… Но что поделаешь, такова судьба профессионального революционера.

– Да, нелегко, особенно нам, боевикам, – вполголоса отозвался Робис. – Иногда с тоской вспоминаю о тех временах, когда работал пропагандистом… Дело даже не в том, что твоей жизни угрожает опасность, – к этому привыкаешь. Угнетает необходимость убивать – пусть даже врагов. Но разве не заслужили смерть те, кто отнимает у человека самое лучшее – его детство?! Нет, мы делаем благородное дело, и никакой иной доли для себя я не желаю!…

– Помогите! Люди добрые, помогите! – раздался внезапно крик отчаяния, тут же перешедший в хриплый стон.

С револьвером наготове, Робис пинком распахнул дверь лавки. В лавке орудовали два бандита. Один из них правой рукой прижал голову торговца к прилавку, а левой душил его за горло. Второй в лихорадочной спешке вытряхивал содержимое кассы в свои карманы.

После короткой борьбы Робис и Максим разоружили захваченных врасплох грабителей.

– В тюрьму их, окаянных, вешать таких надо! – едва отдышавшись, заорал лавочник. – Зовутся социалистами, а сами грабить ходят!

– Мы – анархисты!

– У вас имеется партийное разрешение на экспроприацию? – спросил Робис.

В ответ раздался издевательский смех.

– С такими разговор один… – И Максим прицелился. – Верните деньги хозяину, и чтобы духу вашего тут больше не было!…

Инцидент был ликвидирован, и боевики пошли дальше вместе.

– Такие случаи наносят большой вред нашему движению, – заметил с горечью Робис. – Мы всячески стараемся никому не причинять ущерба. Недавно вот заплатили одному извозчику, у которого в уличной стычке подстрелили лошадь, хотя, сам знаешь, лишних денег у нас нет. А тут заявляются этакие типы…

– Что правда, то правда. Революцию можно делать только с чистыми руками.

Федеративный комитет, вынужденный часто менять конспиративные квартиры, на этот раз обосновался в длинном приземистом строении, где некогда жил главный конюх «Проводника». Сколотив кругленькую сумму на мошенничествах при закупке кормов, он открыл собственное извозное предприятие. Его кучера и возчики ютились тут же – в закутках над конюшней, а сам хозяин поспешил перебраться в аристократический квартал Форбург, напротив Царского сада.

На крыльце, на самом солнцепеке, сидел старичок и вырезал что-то из дерева.

Никому бы и в голову не пришло, что он охраняет собрание.

– Господам надо чего перевезти? – поинтересовался старичок, не отрываясь от работы.

– Да, на улицу Помощи.

– Тогда придется помочь. – Старичок хитро прищурил глаз и затем добавил: – Опаздываете, товарищи. Идите по лесенке наверх и налево.

Еще поднимаясь по темной лестнице, обветшавшие перила которой местами заменял толстый канат, они услышали громкие, возбужденные голоса.

– Ничего себе конспирация! – недовольно проворчал Робис, но тут расслышал голос Атамана.

Атаман кричал:

– Черт возьми! Что же в конце концов важнее – живые люди, наши боевые товарищи, или какие-то там высокие соображения? Как я могу завтра идти в бой, если знаю, что другие ради меня и пальцем не пошевелят?…

– Это, Атаман, демагогия! – оборвал его не такой громкий, но тоже возбужденный голос. – Мы не имеем права из-за четырех товарищей ставить на карту жизнь многих. При нынешних условиях нападение на тюрьму было бы тактически неоправданным.

– Всё одни фразы! А где же дела? Еще называетесь революционеры! Трусы вы, и больше никто! Жалею, что с вами связался!

– Никто тебя не держит!

– Хорошо! Наконец-то вы сказали, что думаете!

Дверь распахнулась, и на лестницу выскочил окутанный облаком едкого табачного дыма Атаман. Можно было подумать, что он и в самом деле задымился от злости.

Робис положил руку ему на плечо:

– Атаман, подумай, что ты говоришь!

– Тут думать нечего! Нам с этими соглашателями не по пути! Пошли, Робис. Мы с тобой, слава богу, мужчины! Авось и сами вырвем наших из тюрьмы!

– Товарищи из комитета правы! – успокаивающе сказал Робис.

Атаман окинул Робиса негодующим взглядом, резким движением скинул с плеча его руку, и его тяжелые шаги загромыхали по ступенькам. Внизу хлопнула дверь, и он исчез.

Робис понимал, что правда на его стороне. И все же побледневшее лицо Атамана, на котором пламенел свежий шрам, долго стояло перед его глазами.

Когда Робис вошел в низкую комнату, чуть не стукнувшись головой о косую притолоку двери, кто-то из участников совещания с размаху треснул кулаком по овальному столу, стоявшему посередине.

– Это авантюризм! – крикнул он. – Такому сорвиголове нет места в партии!

– Спокойнее, спокойнее! – остудил его Мауриньш. – Если мы будем действовать под влиянием личной обиды, то тоже далеко не уедем. Еще раз взвесим все «за» и «против»… Ну, скажи вот ты, товарищ Максим, сколько могут выставить вооруженных людей русские большевики?

– Мало, – ответил Максим, подсаживаясь к столу. – А в данном случае не дам ни одного. Нападение на тюрьму – не мелкая стычка, какие случаются каждый день. Это будет настоящий бой, который под силу только большому, сплоченному отряду.

– Стало быть, решаем пока отказаться, – заключил Мауриньш. – Опыт партии доказывает, что каждый риск должен быть оправданным. Сейчас потерпеть поражение было бы не просто неудачей. Десятки тысяч колеблющихся потеряли бы веру в силы революции. Разумеется, я не хочу сказать, что это решение принимается раз и навсегда. Если изменятся обстоятельства, может измениться и решение вопроса. В настоящий момент самое важное – множить ряды боевиков, превратить их в настоящую армию революции… А теперь – насчет Атамана.