Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного - Борис Григорьев

Сотрудники бригад наружного наблюдения — такие же люди, как и все мы, со своими слабостями и предрассудками. Никому не понравится, если игрок начинает нарушать правила игры, передергивать карту, шельмовать. Не нравится это и «наружникам». Запрещенным приемом является грубая проверка разведчика, например откровенное рассматривание окружающих его людей, резкие развороты по ходу движения, нарушение правил уличного движения. Это провоцирует и слежку на нахальные действия, что не в интересах самого проверяющегося. Лучше всего, если ты видишь «наружку и делаешь вид, что не замечаешь ее присутствия, а „наружка“ делает вид, что так оно и есть на самом деле.

Пребывание в баре оперработник легендировал перед окружением желанием отвлечься от трудовых будней. Обнаружив за собой «НН», он решил не отворачиваться и пошел дальше спиной вперед.

Вообще же я чувствовал себя спокойней под слежкой Когда ее не было, я начинал волноваться: а вдруг я ее не вижу? Ведь стопроцентной уверенности в том, что ты «чистый» выходишь на операцию, никогда не может быть. Противник может всегда перехитрить тебя на проверочном маршруте и зафиксировать твою встречу с агентом или связью. Естественно, такой груз сомнений, присутствующий, я думаю, у каждого разведчика с нормальной психикой и совестью, негативно сказывается на его нервной системе, создает благоприятные условия для накопления стрессов.

К концу командировки я настолько «подружился» с «наружкой», что часто отвечал на их улыбки, когда нельзя было избежать столкновения с ними лоб в лоб.

— Извини, старик, мы не специально подставились тебе, — улыбался наружник, проезжая или проходя мимо меня.

— Ничего, я понимаю, — улыбался я ему в ответ. Когда я был отведен от работы с подставой ЦРУ (описанный выше Манфред, партнер по покерному клубу), то «наружка» стала ходить за мной буквально по пятам: бампер в бампер — на машинах и дыхание в затылок — в пешем порядке. Это не всегда приятно, потому что такие маргинальные ситуации очень близки к провокациям типа захвата или задержания под благовидным предлогом. Откуда тебе знать, что у «них» при этом на уме: демонстративная слежка, чтобы поиграть на твоих нервах, или нечто более серьезное?

Дело дошло до того, что «наружники» заходили за мной в сауну, раздевались вместе в раздевалке, парились на полке и прыгали следом в бассейн с холодной водой. Если в парилке было много народу и места были заняты, сотрудник ПЭТ бесцеремонно расталкивал соседей и устраивался на полке рядом со мной. Такой «прессинг» продолжался больше месяца, и кончился он лишь тогда, когда по окончании срока ДЗК вместе с семьей я сел в поезд, идущий на Москву.

При выезде за пределы столицы и пользовании гостиницей меня передавали по этапу бригадам слежки провинциальных отделений ПЭТ. Они, вероятно, скучали без работы, старались оправдать доверие столичных коллег и не отпускали без контроля ни на минуту. В мое отсутствие всегда заходили в номер и проверяли вещи, не затрудняя себя чрезмерным соблюдением правил конспирации.

По роду прикрытия я имел обширные связи в других подразделениях полиции Копенгагена, в первую очередь с иммиграционным отделом или полицией по делам иностранцев, в задачу которой входит наблюдение за иностранцами, паспортный контроль на КПП, выдача и продление разрешений на пребывание и работу, регулирование эмиграционных квот и выдворение из страны нежелательных или незаконно проникших в страну лиц.

Возглавлял отдел комиссар полиции Кристиан Мадсен — крупный колоритный детина с грубыми, словно вырубленными топором, чертами лица, которое украшал характерный красный нос-картошка и хитрые, с лисьим прищуром, занавешенные густыми белесыми бровями мутно-серые глаза, — кстати, очень похожий на предателя О. Калугина.

Уроженец острова Фюн — своеобразной колыбели датского консерватизма и оплота крупного фермерства, — с типичными манерами сельского мужлана и крепкой основательной крестьянской головой, он начал карьеру в полиции в период оккупации Дании гитлеровскими войсками и от рядового полицейского вырос до начальника крупнейшего подразделения. Цепкость ума, природная сметливость, расчетливость и прагматизм, настойчивость и умение рисковать и в то же время ладить с начальством позволили ему, несмотря на серьезное пятно в биографии — он продолжал работать в полицейском корпусе на потребу немцам и участвовал в облавах на участников Сопротивления, — Мадсен сумел удержаться на поверхности и после войны и зарекомендовать себя преданным датскому государству полицейским чиновником.

Впрочем, Мадсен был не одинок среди своих коллег — многие из них сотрудничали с оккупационными властями, но все они уцелели, потому что денацификация Дании практически не коснулась. Послевоенное правительство заняло в отношении коллаборационистов и предателей типа Скавениуса42 примиренческую позицию и не стало их преследовать, как, например, сделали французы. А чтобы пострадавшим не было обидно, оно наградило их солидными пенсиями, особенно тех из них, кто отсидел срок в концентрационном лагере. Поэтому чиновничий аппарат остался незатронутым перипетиями войны и как ни в чем не бывало продолжал обслуживать новый послевоенный режим.

В отношении Дании Гитлер вообще занял особую позицию. Во имя сохранения за рейхом богатой продуктовой базы он пошел на смелый эксперимент, предоставив датскому правительству определенную свободу действий. В оккупированной 9 апреля 1940 года стране долгое время все оставалось на своих местах, и гитлеровские наместники не пытались вмешиваться в управление страной, собирая с датчан лишь богатые контрибуции в виде сливочного масла и свинины. Коммунистическая партия Дании оставалась некоторое время легальной партией и не пряталась в подполье. Сформированные из националистически настроенных датских военных батальоны отправлялись с песнями на Восточный фронт. Воевали датчане против нас в Западной Украине.

Только когда дела у немцев стали ухудшаться, когда в войну вступил Советский Союз и образовалась антигитлеровская коалиция, в Дании стало зарождаться сопротивление оккупационным властям, во главе которого в основном стали коммунисты и левые социал-демократы. И тогда немцы показали, на что они способны. В Швецию хлынул, спасаясь от холокоста, поток евреев. Молодые люди стали скрываться, чтобы избежать мобилизации в специальные датские батальоны. Население все больше переходило от пассивных (демонстративное зажигание свечей в окнах в национальный день) к активным формам сопротивления (саботаж, листовки, ликвидация предателей и оккупантов).

В Дании начались репрессии.

Но и здесь немцы избегали экстремизма и проводили «гуманную» линию, помещая датчан в относительно благополучные — без печей — концентрационные лагеря, куда имели доступ представители Международного Красного Креста и шведского правительства и в которых заключенным разрешалось получать посылки от родственников.

Мир в стране удалось сохранить, хотя недовольные, естественно, были, особенно в левой среде. Я помню, как художник Есперсен, участник Сопротивления, беспартийный, автор этикетки на бутылках пива «Карлсберг» (помните слоника, подпирающего здание пивзавода?), во время празднеств по случаю 25-летия победы над Германией неприязненно высказывался в адрес тех, кто запятнал себя сотрудничеством с нацистами, но не постеснялся четверть века спустя причислить себя к «сопротивленцам». Знал Есперсен и о «похождениях» в начале 40-х годов комиссара Кристиана Мадсена, на совести которого были люди, отсидевшие не один год на нарах.

Среди подчиненных Мадсена запомнился Хельмут Краусе, шлезвигский немец, но совершенно далекий от своих этнических собратьев человек. Кажется, он пострадал во время войны, но карьеры не сделал. Он так и ходил до своей смерти в старших криминальассистентах, что соответствует примерно нашему старшему оперуполномоченному, и возглавлял наряд иммиграционников в порту Копенгагена. Это был исключительно честный и порядочный человек, которому было чуждо всякое чинодральство, высокомерие или политиканство. Он лояльно относился к советским людям, ценил их доброту и широту души, любил ходить на советские суд~ и подолгу задерживаться там в барах, потому что поел смены никогда не отказывался выпить хорошей и дешевой советской водки.

Он не выпускал изо рта сигареты и умер от рака легких. Его умное морщинистое лицо с высоким сократовским лбом совершенно искажалось, когда его тщедушное тело сотрясал периодический кашель. Любимым напитком Хельмута была водка с лаймом. Вероятно, он формировал особый климат в своем наряде, потому что и другие ребята старались быть похожими на своего шефа.

Все или почти все иммиграционники, естественно, были связаны с ПЭТ и выполняли их задания. Самым активным контрразведчиком был сам Мадсен. Он поддерживал инициативный контакт с заведующим консульским отделом посольства и всячески пытался выудить из него какую-нибудь полезную информацию. Комиссар любил пикироваться с А. Серегиным по поводу совершенств и недостатков социалистической системы и «заводить» экспансивного и эмоционального консула, играя на его слабых струнках. Впрочем, К. Мадсен и сам оказывал консулу услуги в рамках своих полномочий и часто доверительно сообщал ему нужную и полезную информацию. Общение должно быть обоюдовыгодным! Зато консульский отдел без особых трудностей решал вопросы продления виз и разрешений на пребывание в стране для сотрудников «Аэрофлота», журналистов и командированных специалистов. Мы обращались к Мадсену, и тот давал указание своим подчиненным решить вопрос положительно.