Бледна как смерть - Фиона Маунтин

– И сколько он получил? – спросил маленький мальчик так весело, что Наташа улыбнулась.

– Не знаю точно. Скорее всего, не больше, чем ты смог накопить, складывая карманные деньги. Это было очень давно.

– Почему же она не сказала, что замерзла? – спросила девочка.

– Она не хотела испортить картину.

Наташе раньше никогда не приходило в голову, что картины могут быть более правдоподобными, чем фотографии.

Она оглянулась на Адама, смотревшего на нее из центра зала, и осознала, насколько блестяще он воспроизвел все детали картины в своей фотографии. Платье Бетани запросто могло сойти за то, которое было надето на Лиззи, и Адаму удалось превосходно воссоздать обстановку, вплоть до стеблей камыша, пробивающегося из воды, и ветки дерева, свешивающейся к реке. Можно было вообразить, что он пришел и сел на тот же берег через несколько минут после того, как оттуда ушел Джон Эверетт Миллес.

Бетани, должно быть, стояла на этом же месте, на котором стоит сейчас Наташа, изучая картину, вглядываясь в глаза Лиззи. Похоже, Бет была талантливой актрисой. На фотографиях Адама ей удалось отразить на своем лице то же безысходное страдание.

Или, что более верно, ей даже не пришлось притворяться.

На табличке возле картины можно было прочесть множество названий трав и цветов, с пояснениями, почему Миллес так много внимания уделил выбору растений и что символизирует каждое из них. Так, ива – покинутая возлюбленная; крапива, разросшаяся меж ее ветвей, – боль; ромашки около правой руки Офелии – невинность; анютины глазки, плавающие поверх платья, – неразделенная любовь.

Цепочка фиалок вокруг шеи – смерть в молодом возрасте.

Обычные фиалки, а не узумбарские. Но, может, зимой, нельзя достать ничего, кроме этих комнатных цветов?

Бетани и Адам приходили сюда вместе. Наташа почти ощущала ее присутствие, как будто она стояла между ними. Она была почти уверена, что если повернется, то увидит ее.

Лиззи. Элизабет. Бет. Бетани.

Почему раньше не обратила на это внимания? Может, Бетани вовсе не было ее настоящим именем?

– Ты видишь, они повесили эти картины рядом. – Адам кивнул в сторону картины, висящей над «Офелией».

На полотне был изображен изящный юноша, распростершийся на узком потертом диване, его голова и руки свесились к полу. Он был одет в белую рубашку с оборками и красивые синие шелковые бриджи, что придавало всей картине нездоровый, зловещий серо-голубой оттенок. Рыжие волосы обрамляли его тусклое лицо.

Наташа узнала картину по книге, которая была у нее дома, но все равно подошла и прочитала описание.

«Четтертон», Генри Уоллис.

Томас Четтертон был поэтом, чьи фиктивные средневековые истории, переписанные поддельным почерком на старинном пергаменте, депрессивная жизнь и самоубийство в юном возрасте, увлекали художников и писателей девятнадцатого века. Уордворт называл его «неутомимой душой, измученной собственной гордыней».

Если Бетани была здесь, она должна была увидеть и прочесть это, и наверняка ее поразили эти два завораживающих прекрасных образа самоубийства...

– Видишь, насколько очаровательна смерть в молодом возрасте, – сказал Адам тихо. – Россетти был одержим идеей земной любви, прерванной ранней смертью, поклоняясь своей возлюбленной, которая на небесах. Как Данте поклонялся Беатриче.

О чем он говорит? Неужели и ему пришла в голову эта мысль?

– Фантазии Россетти воплотились в жизнь. Я часто думаю, не превзошли ли они его ожиданий.

Она остановилась.

Он с силой схватил ее за руку, его пальцы до боли сжали ей запястье.

– Я кое-что хотел тебе сказать.

– Отпусти меня. Мне больно.

Он отпустил ее руку. Наташа отошла и села на скамейку, потрясенная, старясь сохранять дистанцию, глядя прямо перед собой.

Именно в этот момент она заметила небольшую акварель, висящую слева от «Офелии». Это был рисунок Тернера, изображавший Мост Вздохов в Венеции.

Джейк Ромилли снял Бетани в Оксфорде, под мостом с таким же названием. Возможно, эта идея появилась у него здесь. Возможно, они все вместе приходили сюда. Бетани, Адам, Джейк Ромилли.

Должно быть, Адам проследил ее взгляд.

– Мост Ватерлоо иногда называют Мостом Вздохов, потому что на нем совершается много самоубийств.

Она посмотрела на него. Потом вспомнила разговор, который только что состоялся между ними. Адам указал на возможную причину соседства этих трех картин, объяснил, почему прелестная акварель, изображавшая мост, висит возле картин, на которых нарисованы убившие себя люди.

Но она не могла отделаться от мысли, что Адам знает об оставленной Бетани записке. Он знает обо всем.

Все это было ловушкой, своего рода уловкой. Он играл с ней, играл жестко и отвратительно, и она никак не могла понять зачем.

До нее донесся голос Адама:

– Когда я пришел сюда с Бетани, она кое-что сказала мне.

Дело в том, что прерафаэлиты считали, будто дьявол имеет женскую природу. Красивая женщина разрушает и уничтожает мужчин, которые любят ее. Бетани тогда сказала:

«Именно это происходит у меня с тобой. И я ничего не могу с собой поделать. У меня больное сердце».

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

– Давай уйдем отсюда. – Следуя указателям, Наташа спустилась в цокольный этаж, где должны были находиться кафе и ресторан. Она выбрала кафе, надеясь, что здесь их обслужат быстрее. Они с Адамом заказали по бутылке пива, которые получили сразу же.

Адам открыл крышки.

– Как ты думаешь, что она имела в виду?

Она посмотрела на него.

– Понятия не имею.

Но при этом думала об ореоле тайны, которым себя окружала Бетани, о ее внезапном уходе. Что же все-таки она скрывала...? По всему выходило, что она не доверяла Адаму, но, быть может, если за исчезновением Бетани стоит какая-то тайна или преступление, кроме него в этом замешан еще кто-то? Если, конечно, он не настолько умен и это не было еще одной ложью, еще одним ходом в игре.

– А ты уверен, что ее уход не был шуткой?

Он отклеил от бутылки уголок влажной этикетки очень осторожно, как люди обычно снимают ценники с подарков, – так, чтобы не осталось липкого пятнышка.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я просто хотел, чтобы ты это знала, вот и все.

– Было бы лучше, если бы ты сказал об этом раньше.

– Ну, не сказал.

– Есть что-нибудь еще?

– Нет.

Вопреки здравому смыслу, ее расцветшее буйным цветом недоверие и подозрение по отношению к нему сжалось до размера маленького росточка. Но у этого ростка, как и у любой сорной травы, были разветвленные корни, которые нелегко уничтожить полностью.

На столе лежала ее сумка, из которой выглядывал уголок книги. Адам прочитал название на обложке:

– «Сны прерафаэлитов». Ты всегда глубоко погружаешься в свои исследования?

– Я интересовалась прерафаэлитами, когда была подростком.

– Тогда эта работа тебе по сердцу.

Он по-прежнему смотрел прямо ей в глаза. Глаза Маркуса были темными, как у Стивена. Наташе никогда не нравились синие глаза, они казались ей холодными, ледяными. Но в глазах Адама не было ни капли холода. Они были изменчивы, как вода, которая меняет свой цвет в зависимости от цвета неба: голубые, синие, серые, зеленые или черные ночью.

Она слишком быстро выпила пиво, почувствовала, что алкоголь поступил в кровь, легко затуманил рассудок. Она отвела взгляд. Роковая притягательность опасности. Она полагала, что достаточно благоразумна, чтобы не попасться на эту удочку.

– Есть еще кое-что, – сказал он и достал из кармана куртки сложенный коричневый конверт. – Его принесли для Бетани в мою квартиру сегодня утром.

В прозрачном адресном окошке виднелся логотип Центра семейных архивов. Внутри была копия свидетельства о смерти мужчины по имени Гарольд Лейбурн, из Дорчестера в Дорсете, умершего в январе 1921 года в возрасте тридцати лет.

После всего произошедшего Наташа не могла связать воедино все нити, обнаружить взаимосвязь. Напрашивался вывод: Бетани начала самостоятельно исследовать свою родословную, а этот Гарольд Лейбурн был одним из ее предков. Он мог быть ее пра-прадедом. Как раз три поколения в прошлое.

– Я попытаюсь разыскать живых потомков этого господина, – сказала Наташа машинально. – На это потребуется время. Почему, черт побери, эта бумага не пришла раньше?

Ее удивило, что Адам никак не отреагировал на ее реплику. Она оторвала взгляд от свидетельства, чтобы посмотреть на него.

– Я много об этом думал, – сказал он. – Может, мне следует просто отпустить ее?

– Нет. Теперь мы не должны отказываться от поисков.

Адам играл с бумажным цветком, стоящим в металлической вазе на столе прямо перед ним. Красная роза.

– Единственный символ языка цветов, который понимают все, – сказал он. – Однако что он означает для большинства людей – любовь или лейбористскую партию?