14-я книга. Барабаны Таланов - Алекс Карр

Эта часть работы была самой простой. Самым главным было довести все заготовки до ума и заставить их звучать. Хотя клан Таланов Дерзких и ваял барабаны-годо с доисторических времён, у них на вооружении были также и последние достижения науки, выраженные в точнейших акустических приборах. Как только все заготовки были ошкурены, акустики клана приступили к их тестированию. Делалось это только для того, чтобы определить дальнейшую судьбу каждого барабана и будь в темпоральнике их истинные создатели, те коралловые деревья, которые вырастили такие ветви на алмазных дубах, зеркальных буках и гигантских музыкальных кедрах, они наверное, раздулись бы от гордости. Ни одна заготовка, ни большая, ни маленькая не была пущена на дрова.

Музыкальных дел мастера к каждой нашли свой подход. Первыми были изготовлены барабаны для начинающих годойонов и Холтор был готов отдать правую руку на отсечение, если на всём Варкене найдётся человек, который поморщится при их звучании. Микки, который был верен своему Синему годо, опробовав несколько барабанов, был вынужден признать, что они звучат ничуть не хуже его любимого барабана, к которому он не подпускал даже Веридора. Годойонархоны клана Таланов Дерзких сразу же признали его и после нескольких месяцев стажировки он стал одним из учителей. Из-за этого Микки приходилось буквально разрываться на две части. Со своим уникальным слухом он ещё и высоко котировался в цехе акустиков и с ним постоянно конкурировал секонд Зеттурион, но их обоих безжалостно критиковал Интайр.

То, что у него теперь было кому не только оценить звук, но ещё и с абсолютной точностью сказать, почему он такой, несомненно, радовало Холтора, но не решало многих его проблем. Главная из них заключалась в том, что хотя все барабаны и были уже собраны, их нужно было теперь вручную доводить до нужной кондиции, а это можно было сделать только одним способом, по паре микронов удалять лишнее дерево, шлифуя их шлифовальными машинками, которые визжали в цехах так, что ушам было больно. Время от времени то один, то другой барабан исчезал из цеха, чтобы после того, как из него высосут всю пыль, подвернуться акустическому тестированию. После долгих споров некоторые барабаны телепортом отправляли в те цеха, где на них наводили красоту мастера насечки и инкрустации. Эта работа была ничуть не менее ответственной.

Как это и предполагал Веридор Мерк, самым лучшим материалом для инкрустации алмазных годо являлась морская кость, но она же являлась ещё и самым дорогим отделочным материалом. После многочисленных тестов Микки, Зеттурион и Интайр пришли к согласию, что идеальным соотношением толщины костяной насечки и тела барабана будет то, при котором морскую кость нужно будет распускать на прутки толщиной в шесть миллиметров, что бы получить в итоге пять и две десятых миллиметра. Сорквик, услышав это и зная примерный погонаж, быстро произвёл в уме расчёты и моментально изменился лицом. Взяв Веридора за шиворот, он отвёл его в сторонку и между ними произошел короткий разговор. В итоге они приняли соломоново решение. Каждый отделывает свой барабан своими собственными запасами морской кости, а на барабан леди Риты они скидываются вместе, чтобы он не выглядел жлобским.

Когда Холтор узнал о том, сколько стоит та морская кость, которую император галактики и Звёздный король пустили на отделку барабанов-годо, он чуть не грохнулся в обморок, ведь выходило так, что купить такой барабан смогут только три человека во всей галактике, её император, Веридор Мерк и Харди Вирров, который был зол на Сиссара, как черт из-за того, что тот не вырастил четвёртого барабана. Но он хотя бы добился того, что по их точному образу и подобию были изготовлены ещё три алмазных годо поменьше, но со всеми теми клеймами, какие были на Великих годо. То, что ему придётся выложить за них девять миллиардов золотых роантов, его совершенно не волновало. Холтор всё же не выдержал и поинтересовался у Сорквика, почему морская кость стоит дороже изумрудов с Обелайра, и тот, насмешливо скривив губы, ответил:

– А как ты хотел, Холти? Изумруды из недр Обелайра прут, как дерьмо из гонзара, а морская кость созревает в морском песке десятки миллионов лет и к тому же не во всяком. Ну, и ещё всё дело заключается в том, что вся она давно уже из этого песка вынута моим зятёчком и поделена им поровну, но я считаю, что он всё равно меня ограбил.

Веридор, услышав это, тотчас завопил:

– Ах, ты старый жмот! Тебе что, лень построить у себя на Галане большой темпоральник, засунуть в него все те костомахи, которые я собирал тысячами лет и прокрутить их в нём?

Таких стычек на музыкальной фабрике было не одна и не две. Паломники, порой, чуть ли не дрались между собой по самым разным поводам. Цапались они и с музыкальных дел мастерами, придираясь то к тому, что у кого-то барабан блестит хуже, чем у других, то ещё к чему-нибудь и Холтору с трудом удавалось доказывать, что главное в барабане-годо не его блеск, а звук и певучесть. По мере того, как продвигалось вперёд обучение годойонов любви, таких претензий становилось всё меньше и меньше, а иногда случалось и так, что тот паломник, который ещё недавно грозился поколотить того типа, который поставил на его годо бронзовую, а не золотую обечайку, приходил на музыкальную фабрику, влезал на самый большой барабан или ещё какую-нибудь эстакаду и публично приносил мастеру свои извинения.

Это говорило только о том, что этот годойон, наконец, стал разбираться в тех звуках, которые он извлекал из годо, стуча по нему здоровенным кривым ойтоном. Вообще-то Холтор не мог нарадоваться на учеников клана, ведь среди них было более трёхсот Звёздных императоров и теперь заказами на одни только большие годо его клан был обеспечен на несколько десятков лет вперёд. Уж на что Гуго Декстер был далёк от таких звуков, ему больше нравилась симфоническая музыка, однако же и он теперь считал, что большим годо самое место в симфоническом оркестре. Он был необычайно музыкально одарённым парнем и поэтому одним из первых был признан своими учителями настоящим годойоном, а не идиотом с оглоблей в руках. То, что их учениками были такие люди, как Сорквик, Удугу Бхор, Патрик Изуар, Богуслав Вихрь и многие другие, имя которых было принято произносить склоняя голову в знак уважения, нисколько не смущало годойонархонов и потому с лбов и тел их учеников не сходили шишки и синяки, что особенно возмущало Патрика и его бывшего помощника, а теперь императора Лекса Чарльза Первого.

Но ничего не поделаешь, весьма болезненное наказание следовало за каждый малейший промах. Ты мог по рассеянности поджечь дом своего годойонархоны и тот лишь усмехнулся бы, узнав об этом, но если ты отстучал быструю дробь не в той тональности, он моментально зверел и выстукивал её на твоей спине или голове. Зато уже через восемь месяцев эти злобные мучители добились главного, буквально каждый их ученик мог даже спросонья моментально выбить дробь указанного ему рисунка и тональности чем угодно и на чём угодно, хоть ладонями на собственной заднице. Поэтому и отношение к своему собственному годо у каждого ученика изменилось самым радикальным образом. Изготовить для своего годо футляр стоимостью в хороший тримобиль-лимузин считалось теперь не только естественным, но и единственно правильным решением. Ну, а уж о том, чтобы оставить годо в сыром помещении или на сквозняке, вообще не могло идти и речи, так как считалось дикостью.