Самые богатые люди Древнего мира - Геннадий Левицкий

Помпей не подумал лишь о главном — что должность ему придется занимать вместе с Крассом; а следовало бы в первую очередь оценить последствия. Их единодушию пришел конец после того, как они облачились в консульские тоги. И для римлян консульство Помпея и Красса стало сплошным кошмаром.

Вначале консулы не торопились распускать войска. У каждого был свой предлог: Помпей ждал испанского триумфа, а Красс — когда войско распустит Помпей. Римляне с ужасом обнаружили, что у ворот города стоят две огромные армии — Красса и Помпея. Это были легионы, укомплектованные их согражданами и призванные защищать Вечный город от врагов, но после кровопролитной гражданской войны у римлян было не меньше оснований опасаться победоносных войск Красса и Помпея, чем разноплеменных варварских орд и рабов Спартака. Еще двадцать лет назад граждане и подумать не могли, что будут когда-то бояться собственных легионов и военачальников. Но Рим, который не смог взять даже Ганнибал, переходил во время гражданской войны из рук в руки, словно небольшой испанский городок. Великий город все чаще оказывался заложником борющихся за власть политических партий.

Народ «с плачем и унижением просил их примириться» и избавить Рим от страха. Войска консулы распустили, но враждовать не прекратили в течение всего года. «Расходясь почти во всем, ожесточаясь друг против друга и соперничая между собой, — рассказывает Плутарх, — они сделали свое консульство бесполезным для государства и ничем его не ознаменовали, если не считать того, что Красс, совершив грандиозное жертвоприношение Гераклу, угостил народ на десяти тысячах столов и дал каждому хлеба на три месяца».

Римляне приходили в ужас от того, что два самых влиятельных римлянина должны сложить консульские полномочия, будучи врагами. Однажды в Народном собрании появился незнатный всадник — Гай Аврелий. Он поднялся на ораторское возвышение и рассказал о бывшем ему во сне видении.

— Сам Юпитер, — сказал он, — явился мне и велел объявить всенародно его волю, чтобы вы не ранее дозволили консулам сложить с себя власть, чем они станут друзьями.

Многотысячная толпа безмолвно устремила взгляды на консулов. Она ждала каких-нибудь действий, ибо речь всадника не могла остаться без ответа.

Марк Красс поднялся с курульного кресла и обратился к народу:

— Полагаю, граждане, что я не совершу ничего недостойного или низкого, если первым пойду навстречу Помпею, которого вы еще безбородым юношей удостоили почетного звания «Великий» и, когда он еще не был сенатором, почтили двумя триумфами.

Закончив короткую речь, Красс сделал шаг в направлении товарища по консульству. Помпей тотчас же покинул кресло и пошел навстречу Крассу. Оба консула обменялись рукопожатиями под восторженное ликование толпы.

В 65 г. до н. э. Красс занял еще одну высокую должность — цензора. Однако исполнял свои обязанности, по мнению Плутарха, не очень добросовестно: «…Цензорство же его оказалось совершенно бесцельным и безрезультатным, ибо он не произвел ни пересмотра списков сената, ни обследования всадников, ни оценки имущества граждан». Единственное, что он попытался сделать, — это присоединить к Риму ослабевший Египет, но тут воспротивился его товарищ по должности Лутаций Катул, едва ли не самый миролюбивый и кроткий из всех римлян. Он не допустил новой войны, да еще и за морем, и затея Красса провалилась.

Марк Красс прошел всю должностную лестницу, он достиг всего, о чем мог мечтать римлянин. Теперь он искал войны, чтобы получить славу военачальника. Новые успехи Помпея поселили в душе Красса зависть; он начал суетиться и, следовательно, допускать ошибки.

Заговор Катилины

В это время Рим погрузился в очередную смуту. По иронии судьбы революции захотелось тем, кто под знаменами Суллы громил предыдущую революцию.

Всесильный диктатор, стремясь восстановить в Риме закон и порядок, развратил собственных солдат и заложил прочную основу для новых потрясений. По словам Саллюстия, «Луций Сулла, дабы сохранить верность войска, во главе которого он стоял в Азии, вопреки обычаю предков содержал его в роскоши и чересчур вольно. В приятной местности, доставлявшей наслаждения, суровые воины, жившие в праздности, быстро развратились. Там впервые войско римского народа привыкло предаваться любви, пьянствовать, восторгаться статуями, картинами, чеканными сосудами, похищать их в частных домах и общественных местах, грабить святилища, осквернять все посвященное и не посвященное богам».

Легкие деньги закончились, тело щедрого Суллы поглотил погребальный костер, желание и умение работать не появилось, но осталась привычка к праздной красивой жизни. Потому бедолаги всей душой восприняли революционный призыв: отнять и поделить!

Нашелся и достойный предводитель — Луций Сергий Катилина, «человек знатного происхождения, отличался большой силой духа и тела, но злым и дурным нравом».

Нехорошая слава о его проделках ходила со времен Суллы. Еще до введения проскрипционных списков он убил своего брата, чтобы завладеть его имуществом. Затем Катилина попросил внести родственника в список, словно живого, что и было сделано. Так он избежал суда как братоубийца. В благодарность за это Катилина выследил и убил некоего Марка Мария, внесенного в проскрипционные списки. Его голову он принес сидевшему на форуме Сулле, а сам подошел к храму Аполлона и вымыл окровавленные руки в священной кропильнице. Помимо прочих преступлений, его обвиняли в сожительстве с дочерью и убийстве шурина.

Всю жизнь Катилина провел в роскоши и наслаждениях. Расточительный образ жизни помог ему в короткий срок промотать отцовское наследство и имущество убитых родственников. Затем Катилине удалось занять должность пропретора в Африке. Несчастная провинция целый год едва выдерживала огромные поборы. Все деньги шли на удовлетворение порочных страстей пропретора и его товарищей, в сравнении с которыми разбойники казались невинными младенцами. В Риме он содержал отряд гладиаторов, следовавший за ним по пятам и готовый ради патрона совершить любое преступление.

Какое отношение имел Марк Красс к этому сброду? Никакого. Однако, как рассказывает Саллюстий, «в те времена кое-кто был склонен верить, что замысел этот был небезызвестен Марку Лицинию Крассу. Так как Гней Помпей, которому он завидовал, стоял во главе большого войска, Красс будто бы и хотел, чтобы могуществу Помпея противостояла какая-то сила, в то же время уверенный в том, что в случае победы заговора он без труда станет его главарем».

Красс с энтузиазмом включился в новое дело; он был увлечен идеей насолить Помпею. Могущественный финансист постарался отдать власть в провинциях своим людям. Один из главных заговорщиков Писон, который был известен «как злой недруг Гнея Помпея», именно по настоянию Красса получил наместничество в Ближней Испании.

Светоний утверждает, что Красс и Цезарь зашли весьма далеко в своих намерениях заполучить власть в Риме: «Предполагалось, что в начале нового года они нападут на сенат, перебьют намеченных лиц, Красс станет диктатором, Цезарь будет назначен начальником конницы… Танузий добавляет, что из раскаяния или из страха Красс не явился в назначенный для избиения день, а потому и Цезарь не подал условленного знака, — по словам Куриона, было условлено, что Цезарь спустит тогу с одного плеча».

Красс был способен вовремя остановиться. Впрочем, он продолжал оказывать помощь заговорщикам, пока у них не возник план сжечь Рим. (А мы знаем, кому принадлежала половина домов в Вечном городе.) И могущественный домовладелец поспешил к Цицерону, который исполнял в тот год должность консула. Рассказывает Плутарх: «Немного спустя, когда приверженцы Катилины в Этрурии уже собирались в отряды и день, назначенный для выступления, близился, к дому Цицерона среди ночи пришли трое первых и самых влиятельных в Риме людей — Марк Красс, Марк Марцелл и Метелл Сципион. Постучавшись у дверей, они велели привратнику разбудить хозяина и доложить ему о них. Дело было вот в чем. После обеда привратник Красса подал ему письма, доставленные каким-то неизвестным. Все они предназначались разным лицам, и лишь одно, никем не подписанное, самому Крассу. Его только одно Красс и прочел и, так как письмо извещало, что Катилина готовит страшную резню, и советовало тайно покинуть город, не стал вскрывать остальных, но тут же бросился к Цицерону — в ужасе перед грядущим бедствием и вместе с тем желая очистить себя от обвинений, которые падали на него из-за дружбы с Каталиной».

Таким образом, не без помощи Красса заговор был раскрыт. Все мятежники были уничтожены; несколько знатных римлян казнили по приказу Цицерона без суда — за это знаменитого оратора впоследствии вместо благодарности сограждане отправили в изгнание. А что же Красс? Над ним тоже нависала угроза…