Бунт обреченных - Уильям Бартон

Открылась дверь, и в проеме показалась она, уже готовая, одетая в плотно облегающее платье из зеленого хлопка без рукавов, украшенное узором из темно-зеленых листьев, коричневых стеблей и красновато-оранжевых цветов.

Женщина неотрывно смотрела на меня, полуулыбка по-прежнему украшала ее лицо. Она, очевидно, ожидала, когда же гость шагнет вперед и обнимет ее.

Я так и сделал. В моих сильных руках, которые сжали ее, Алике расслабилась. Я нежно поцеловал женщину в макушку.

Она запрокинула голову, и, пока мы целовались, моя рука скользнула на живот, опустилась ниже, лаская выпуклость внизу его, затем еще ниже, ощутив, наконец нежную плоть. Женщина немного расставила ноги, и я расценил это как приглашение.

Нежным, мягким голосом она произнесла:

— Нам не обязательно идти. — Бедра женщины качнулись вперед, навстречу моей дерзкой руке. Убрав ее, я положил свою ладонь на ягодицы Алике и прижал к себе послушное женское тело.

— Думаю, родители расстроятся.

Алике подняла глаза, встретившись со мной взглядом, и нахмурилась:

— Правда? Я не разговаривала с ними уже много лет, только с Лэнком и иногда с Оддни.

Когда я сообщил родителям, что собираюсь пригласить Алйкс, они тоже нахмурились — в их глазах читалось сомнение. Думаю, они с самого начала не одобряли ее кандидатуру, но молчали. Многие из моих товарищей по играм уехали, некоторые умерли, кто-то вообще пропал. Они пытались поговорить об этом со мной, особенно после того, как под грудой обломков на заднем дворе я нашел высохший труп Генри Леффлера. Этот мальчик жил в соседнем доме, был на год моложе меня и не считался близким другом, хотя время от времени мы играли вместе.

Он лежал на куче обломков гипсовой стены, покрытый пылью, нагой, весь белый, затвердевший, как камень, с распухшими пальцами рук и ног, гениталиями и языком. Говорили, что гипсовая пыль вытянула из его тела всю жидкость, замедлив процесс разложения. К тому времени все найденные трупы уже превратились в скелеты, и их невозможно было идентифицировать. Генри же узнать было очень легко, он практически не изменился, разве что не дышал.

«Пусть играет с этой маленькой девочкой, — так, кажется, говорил отец. — Ведь, несмотря на то, что у него есть Дэви и Марш, ему очень одиноко… Все хорошо, Дана. Какой вред будет от этого?» Мать хмурилась, наблюдая за нашими играми на очищенном от мусора дворе, пытаясь успокоить себя мыслью, что мы только играющие дети. Хотя, если по правде сказать, нам было уже немало лет.

После нашей встречи тем летом я начал в руинах соседних домов собирать детали от старых велосипедов: цепи, тормоза, рамы, провода, педали и сиденья. Единственной трудностью было то, что я никак не мог найти не искривленного колеса. И вот однажды Алике привела с собой маленькую, но довольно сообразительную девушку, которая научила меня, как выпрямить колесо, отмеряя расстояние от его центра спицей. Шины тоже оказалось трудно найти, но и эта проблема разрешилась. И вот, наконец, мы собрали два велосипеда, покрасили их краской, найденной Алике в разрушенном отцовском гараже, и выехали на прогулку.

Мы прекрасно знали, куда направляемся, но не сказали никому, просто крутили педали под жаркими лучами июньского солнца, позволяя ветру забавляться с нашими волосами, забираться под легкую летнюю одежду. Мы направились на север, выехали из городской черты и помчались к зеленому лугу между Чепел Хилл и Хиллсборо, вверх по 86-му шоссе, на восток по Ныохоупской дороге, мимо упавших домов, уже поросших травой, на восток по старому 10-му шоссе и дальше по удивительно пустынному белому бетону шоссе А-85.

Ряд, даже целый городок, разборных летних домиков около автостоянки, разделяющий старый государственный парк у реки Эно, оказался практически сметен с лица земли. Еще можно было разглядеть старые тропинки, почти заросшие травой, огромные коричневые площадки, где раньше располагался фундамент. Мы прислонили велосипеды к покореженным деревьям, ощутившим на себе действие того же самого оружия, что превратило в пыль дома, и остановились, взявшись за руки, глядя на этот безмолвный пейзаж. Алике дрожащим голосом проговорила:

— Может, они просто улетели отсюда?! — Да, улетели, их смело огнем.

Мы спрятали велосипеды, приковали их цепями к стволам и пошли вниз по заросшей тропинке.

Как-то странно и непривычно было видеть эти места такими заброшенными и пустынными. В последний, раз траву здесь косили, по меньшей мере, два года назад, и она разрослась, скрыв под собой Тропинку. Очевидно, никто давно уже не гулял этими дорогами.

Тропинка вела вниз, к реке Эно, ее практически задушили кустарники И густая зеленая поросль бог весть какой травы. Здесь можно было остановиться, оглядеться, слиться с природой. Была еще тропинка, ведущая вверх, к отвесному утесу над рекой.

Черт, конечно же, я не ожидал найти старую шахту каменоломни, снова полную кричащих детей, подростков, студентов, взрослых. Она находилась здесь веками и отлично вписывалась в окружающий пейзаж. Дождь наполнил ее до краев, чистой, холодной, чуть зеленоватой водой.

Не знаю откуда, но там появилась серебряная рыбка. Похожие на нее рыбы плавают в реке, так что, может быть, кто-то поймал ее и выпустил сюда.

Думаю, они питались водорослями и мелкими насекомыми, ну и попкорном, что иногда попадал в воду.

А сейчас мы стояли, держась за руки, глядя на наше пустое маленькое озеро, размышляя, придет ли кто-нибудь когда-нибудь сюда. У уцелевших, вероятно, имелось более важное занятие, чем купание в старой каменоломне. А может быть, люди, что любили приходить сюда, уже были мертвы.

Несмотря на жару, девушку трясло от холода. День обещал быть настоящей парилкой, а что вы еще хотели от лета в Северной Каролине? Вокруг нас летали жучки, пели птицы, слышалось журчание воды в реке.

Но в этом шуме не было ничего человеческого.

В старое доброе время земля просто гудела от машин, проезжавших по шоссе А-85.

Мы обогнули озеро и подошли к нашему излюбленному месту для ныряния утесу шести метров высотой. На вершине его росли сосны, а их подножие было усыпано облетевшими иголками. Узловатая веревка все еще болталась там, привязанная к дереву на вершине скалы, свободный конец свисал прямо над водой. По ней мы поднимались верх после ныряния.

Нам ничего не оставалось делать, как притвориться, что старые добрые времена вернулись и все осталось на своих местах, хотя вокруг было очень тихо.

Мы, начали раздеваться. Я снял брюки и остался в плавках, а потом повернулся, чтобы взглянуть на воду. И только тогда до меня дошло, что Алике стоит со мной рядом в белом белье, а не в купальном костюме.