Машина и винтики. История формирования советского человека - Михаил Геллер

Советская школа была самой революционной в мире, затем она стала самой реакционной, и наиболее консервативной в мире. Но ни на минуту партия не упускала из виду цель: создание Нового человека. Школа на всем протяжении советской истории остается могучим инструментом достижения этой цели. В 20-е годы, когда для обучения используются самые передовые для того времени педагогические теории (прежде всего западные), виднейшие советские педагоги утверждают: без коммунизма нам не нужна грамотность.

Необходимость обладания «определенной суммой знаний», как выражался Андропов, не отрицалась: практическая нужда в них была очевидна. Но обучение «знаниям» носило всегда вторичный характер, было, как бы, необходимым злом, дополнительным элементом воспитания, убеждения, формирования. История советской школы может рассматриваться как история поисков наилучшего сочетания воспитания и образования, как история разработки технических методов, позволяющих превратить образование в носителя воспитания, пронизать все учебные предметы «идейностью».

Автор «методики политграмоты», обязательной в начале 20-х годов, настаивал на возможностях, скрытых, например, в арифметике. Учителям предлагалось строить задачи так: «Восстание парижского пролетариата с захватом власти произошло 18 марта 1871, а пала парижская коммуна 22 мая того же года. Как долго существовала она?» Автор методики добавляет: «Естественно, что в этом случае арифметика перестает служить оружием в руках буржуазных идеологов». Во второй половине 50-х годов в ученом труде о сказках указывались направления их «правильной трактовки» при работе с детьми: «В сказках о животных правдиво показана исконная классовая вражда между угнетателями крепостными и угнетенным народом… „Баба-яга“, „хозяйка“ леса и зверей, изображена, как настоящий эксплуататор, угнетающий своих слуг-зверей…» В конце 70-х годов в методическом пособии академик И. Кикоин, говоря о теории относительности, подчеркивал ее значение тем, что «В. И. Ленин, не будучи физиком, глубже понял значение теории относительности А. Эйнштейна для физики, чем многие крупные ученые того времени…»

Подкрепление авторитета А. Эйнштейна всемогущим авторитетом В. И. Ленина наиболее выразительный пример подчиненности «знания» — «идейности». Дело не только в том, что «Материализм и эмпириокритицизм», в котором, якобы, Ленин «понял значение теории относительности», был написан в 1908 г., опубликован в 1909 г., а первая статья Эйнштейна была опубликована в 1905 г., но в окончательном виде его теория была изложена только в 1915 г. Дело не только в том, что Ленин не упоминает Эйнштейна, ибо не знает его в 1908 г. В 1953 г. теория Эйнштейна считалась антинаучной», в 1954 г. автора теории относительности упрекали в том, что «под влиянием махистской философии» он дал «извращенное, идеалистическое толкование» своей теории. Только в 1963 г., через десять лет после смерти Сталина, «Философский словарь» объявляет, что «теория относительности целиком подтверждает идеи диалектического материализма и те оценки развития современной физики, которые были даны Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме».[15] В 1978 г. объявляется, что значение теории Эйнштейна определяется прежде всего тем, что Ленин первым обнаружил ее значение.

Задача, поставленная перед советской школой, объясняет живейший интерес, который проявляется с начала 20-х годов к физиологии и психологии, как инструментам воспитания, убеждения. Поскольку «главным практическим вопросом», выдвинутым новым общественным строем, был «вопрос об изменениях массового человека в процессе социалистического на него влияния», постольку вопрос этот являлся «педологическим»: «Именно в детстве в эпоху развития, роста человека среда оказывается наиболее могущественным, решающим фактором… определяющим все основные перспективы дальнейшего бытия человека». В поисках «энергичного ускорения нашей творческой изменчивости», педологи в первую очередь обращаются к учению физиолога Ивана Павлова об условных рефлексах, потому что «центр этого учения в внешней среде и ее раздражителях».

Воспитатели мечтают об использовании новейших достижений советской науки, которая в 20-е и 30-е годы активно ищет возможности переделки психологии и физиологии человека. Ученые и псевдо-ученые объявляют о чудесных открытиях и «открытиях», которые дают возможность вернуть молодость, начать изготовление — на конвейере — социалистического человека. Повесть Михаила Булгакова «Собачье сердце», написанная в 1925 г. и никогда не опубликованная в СССР, хорошо передает атмосферу времени — ожидания чуда, эликсира молодости, вечной жизни. Александр Богданов, философ и врач, один из основателей русской социал-демократической партии, умирает в 1928 г. в результате неудачного опыта по переливанию крови, сделанного для доказательства возможности омолаживания и теории о всеобщем братстве людей. Исследовательский институт был передан в распоряжение проф. Казакова, объявившего, что он нашел чудодейственное лекарство — лизаты. В 1938 г. И. Казаков, арестованный по делу Бухарина и обвиненный в убийстве председателя ОГПУ Менжинского, был расстрелян. Из его показаний следует, что он лечил своими волшебными лизатами прежде всего советских руководителей. В 1937 г. наркомздрав создал в Ленинграде клинику восточной медицины на 50 коек, способную обслуживать 200–300 пациентов в месяц. Быть может, лучшим свидетельством, характеризующим атмосферу ожидания чуда, веры в него, было имя руководителя новой клиники — специалиста по тибетской медицине — доктор Бадмаев. Это же имя носил один из предшественников Распутина при царском дворе — монголо-бурятский врачеватель Бадмаев.

Различие между Жамсарыном Бадмаевым, который чудесными травами лечил царскую семью, и доктором Н. Н. Бадмаевым, советским врачом, лечившим «трудящихся СССР», было в том, что последний работал «по плану» и на основе «материалистической философии».

Условные рефлексы, лизаты, тибетские травы, изучение «мозгового барьера» — подлинная наука и шарлатанство прекрасно уживались, если делали своей отправной точной утверждение о прямой связи между внешней средой и психикой, если обещали воздействуя на внешнюю среду переделать психику человека. В этой атмосфере появление крупнейшего из шарлатанов двадцатого века — Т. Лысенко — было неизбежно. Если бы замечательная идея переделать природу на основании учения Сталина не пришла в голову агроному в Гяндже, она бесспорно пришла бы кому-нибудь другому. Эта идея носилась в воздухе, была необходима, она выражала дух времени, суть «рациональной» советской идеологии.

Талантливый психолог А. С. Выготский обосновывает роль воспитателей в обществе, развивая теорию И. Павлова о второй сигнальной системе — промежуточной структуре, которая фильтрует стимулы-сигналы физического мира. Мозг ребенка или человека только что обученного грамоте, — объяснял Выготский, — обуславливается взаимодействием стихийных и нестихийных концептов. Авторитарная воспитательная система, питая ум объекта организованными концептами, позволяет оформлять и контролировать стихийные элементы.

Вывод из всех этих теорий был очевиден: возможность обработки человеческого материала научно доказана, ее следует начинать как можно раньше. Доктор Залкинд констатирует в конце 20-х годов, что в СССР «вскрыты совершенно новые, богатейшие педагогические возможности в яслевом возрасте, — возможности неизвестные западной яслевой практике». Он продолжает: «Не менее богатый и не менее оптимистический материал по вопросу об изменчивости доставил советской педологии дошкольный возраст… Появился новый дошкольник, растущий при нашей педагогической целеустремленности».[16] А. Луначарский категоричен: «Мы знаем, что развитие тела ребенка, включая нервную и мозговую систему, является действительным объектом нашей работы… Человек представляет собой машину, которая функционирует таким образом, что вырабатывает то, что мы называем правильными психическими Феноменами… Человек… это кусок организованной материи, которая думает, чувствует, видит и действует».

В последующие десятилетия произошли немалые внешние изменения: в 1936 г. была ликвидирована педология, объявленная «буржуазной антинаукой», вычеркнуты из памяти многие имена корифеев педагогики, психологии, физиологии и биологии — знаменосцев науки сталинского периода, исчезла присущая послереволюционной эпохе откровенность мечты о чуде. Постоянным остается стремление обрабатывать ребенка, начиная воздействие как можно раньше. Устав детского сада, утвержденный в 1944 г., гласит: «Воспитывать любовь к советской Родине, к своему народу, его вождям, Советской Армии, используя богатства родной природы, народного творчества, яркие события в жизни страны, доступные пониманию детей». Новая «Программа дошкольного воспитания в детском саду», одобренная в 1969 г., предлагает уделять внимания «формированию с малых лет таких важных моральных чувств, как любовь к Родине, советскому народу, основоположнику Советского государства В. И. Ленину, уважительного отношения к трудящимся разных национальностей».