Саркофаг - Лев Сокольников

Что "отписал" директор в районный "Отдел культуры", пославшего вора учиться "проводить передовую советскую культуру в массы" — я, разумеется, не знал.

Очень скоро нашлось место в общежитии, и я ушёл с "частного сектора". Хозяин ничего не имел против меня:

— Оставайся. К тебе претензий нет.

Интересный момент: ворюга не был в "претензии" ко мне: "почему открестился"? Чтобы могло быть, если бы я не "проблеял" хозяину слов о чесноке? И мог "товарищ" оболгать меня:

— И он в "деле" был?

* * *

Учёба моя пошла легко и свободно. Свободно до нахальства: хватало лекций, чтобы запомнить основные положения "кинотехнической науки".

Сегодня понимаю, что тогдашня моя лёгкость в познании кинотехники была результатом уроков физики умнейшего Николая Ивановича. Он заложил прочнейший "фундамент", дал начальную, правильную подготовку всем моим познаниям. Великое дело — хороший учитель, сумевший привить любовь к своему предмету!

Я вёл конспекты лекций не для того, чтобы потом ими "освежать пройденный материал", нет По "кинотехнике" знал больше того, что рассказывалось на лекциях. Для чего тогда конспектировал? Дикая, игривая мысль обуяла: "сколько успею записать из того, что рассказывает директор"? — он преподавал "Кинотехнику". Забавляла и распирала гордыня: "старшие учащиеся после уроков брали мои конспекты и переписывали всё, что я "ухватывал" во время лекции! Пожалуйста, берите! Не жаль, я и без конспектов всё помню"! — есть сильные подозрения, что дар быстро и разборчиво конспектировать лекции я получил в "клубе железнодорожников" от трофейных фильмов:

— "или смотри одну "картинку" и тогда ничего не поймёшь в фильме, или успевай видеть кадр, слушать чужую речь и читать её перевод"! — "третьего не дано" В комнате общежития проживали вчетвером, и самый молодой — я. Остальные — взрослые люди, коих районные отделы культуры направили на курсы по соображениям:

— Как товарищ может руководить "домом культуры" на селе, если у него нет "культурного" образования? Хотя бы какого-нибудь!? Пусть и курсы киномехаников?

Как рассказать человеку за сорок о работе лампового "усилительного устройства"? Как довести до его сознания работу "сурьмяно-цезиевого фотоумножителя"? Как он работает, какие процессы в нём происходят? Почему фильм идёт, а разобрать разговоры "действующих лиц и исполнителей" невозможно? Как отъюстировать звукочитающую оптику? Да и виновата ли она? Может, фильм истёрт до предела?

Все киношные технические тонкости нужно было узнать и запомнить всего за девять месяцев. Занимала мысль: "срок обучения равен сроку беременности, потом училище тебя "родит" — и, пошёл ты, раб божий, "просвещать" народ! Сам-то я верил тогда, что готовлюсь в "просветители народные"? Полной веры не было, вместо её была какая-то, необъяснимая словами, издевательская ирония, и она вертелась в сознании, но как её оформить речью — я не знал. Мои тогдашние мысли имели очень много сходства с фурункулом, который собирается выскочить в неприличной части тела.

Кинотехнику преподавал директор училища, и мне, как отличнику, он давал книги по кинотехнике из своей библиотеки. В один из дней марта 53 года я взял книгу "Кинотехника" издания довоенных лет и наслаждался ею допоздна.

Начало занятия на следующий день по моей любимой кинотехнике почему-то затягивалось, причину задержки никто из учащихся объяснять не брался: начальству виднее, когда и как учить курсантов. Учащиеся о задержки лекции особо не волновались и говорили о своём.

Минут через двадцать в аудиторию вошёл директор, подошёл к столу, положил руку на край и по привычке не предложил сесть. Это было новым в общении с нами. Мы насторожились и не зря:

— Товарищи! Скончался… — и последовало перечисление всех титулов "отбросившего коньки" "вождя". В аудитории стояла густая тишина, коя бывает в только в моменты, когда люди и дышать прекращают. Сегодня вопросы к прошлому: почему директор не сказал просто и понятно: "Сталин умер", а занялся таким пустым и ненужным делом, как перечисление всех титулов покойного? И почему людей на ноги ставят, когда сообщают о кончине "великих"? Заставляют "приказным" способом выражать уважение к усопшему? Не следует бить стоящих людей по их головам печальными известиями: у меня могут ноги подломиться от ужасного сообщения! И что тогда!?

Тогда ничего не понимал, но и сейчас ясности не больше: как мог человек сидеть в кресле директора школы по изготовлению "младших работников советской культуры" и не быть коммунистом!? А если коммунист, то разве он мог сказать полным голосом, рядом с криком:

— Товарищи курсанты, Ёська лапти отбросил! — уж коли я смог уловить в словах директора фальшивый траур, то, что тогда думали другие, кто был старше меня в два раза? "Горечь утраты" поминать не нужно, она и без слов понятна, а если о ней говорят, то это уже не горечь, а… фальшивка… "порнография"…

— Мудовые рыдания — шёпотом сказал сосед по столу с непонятной фамилией "Волхонок".

Вот чем страдаю с первого класса школы: после "безответных" вопросов от учительный о "пройденном материале", тянуло смотреть в окно:

— Почему не выполнил домашнее задание? — допрос касался "чистописания" в тетради "в косую линейку". Чего спрашивала? Знала, что нет бумаги, не на чём писать, но требовала? Так выработался рефлекс, не меньший, чем у "собаки Павлова". Поэтому при встрече с "безответными" вопросами и смотрю в окно… когда оно есть. Если окно отсутствует — перехожу на "ответы" собственного изготовления. Пусть они будут какими угодно:

— Не смотри в окно, ответа там нет! — ах, наши мудрые учителя!

И тогда, после сообщения директора о смерти "вождя" окно было "необходимостью без ответа".

А за окном цвело уральское мартовское утро. Прекрасное, чистое, если оно могло быть таковым в городе с медеплавильным заводом.

Утро было по всем статьям прекрасным ещё и потому, что за окном всё было покрыто пушистым инеем. Красота, и эту красоту кто-то пытается испортить сообщениями о "смерти вождя". Какой ты, к чёрту вождь", если умираешь, как и те, кто не вожди? все остальные!? "Вся страна", за малым исключением, была уверена, что ты "несгибаем", "стоек" "велик", "вечен" и почти "бессмертен, а ты "играешь в ящик", как и все!

А тогда стоял "в траурной минуте молчания" и думал об удивительном изобретении инженеров в технике кино: "цейтрафере".

Вчера вечером читал книгу "Кинотехника", что взял у директора, и там вычитал об этой "чудо-камере". Гениальное изобретение: часовой механизм включает свет, тот же механизм открывает затвор объектива камеры, делается снимок какого-то процесса на плёнку — и "стоп"! — всё останавливается. Проходит определённое время, часы включают свет, экспозиция — и опять "словно замерло всё до рассвета…". И так до момента, пока нужный процесс не будет снят на плёнку. Цейтрафером снимаются какие-нибудь "вялотекущие" процессы, такие, как, например, прорастание семян. Теперь понятно, как из пшеничного зерна выходит росток! Или как распускается роза. Кадры делаются один в час, а проецируются двадцать четыре за секунду. Это ж во сколько раз на экране происходит ускорение!? Вычислить можно, но зачем? А жизнь "цейтрафером" ускорить можно? — "эффект ускорения" понятен, перехожу к следующему: "рапидная съёмка". Эта в понимании давалась труднее… Не мог представить, как за секунду делается тысяча кадров и как ухитряются видеть полёт пули! Как такое сделать технически? Какова идея камеры?

Загадка… А тут мёртвые вожди… "Выражать скорбь" требуют, а скорби нет и взять не откуда. Кинотехника интереснее смерти одного вождя… и даже всех, если бы они вдруг решили последовать за "хозяином". Не волновало дальнейшее проживание без "вождя". Да и то сказать: "вождь" умер в столице, а столица где? Далеко! А я здесь, на Урале, и мне как-то весь этот столичный траур вроде ни к чему, не волнует он меня.

Лезли ни к месту сравнения из физики, раздел "Электричество" и по звучанию смахивающие на "закон Ома". Начало такое, как и у Ома: "плачь, стенания и скорбь по "вождю всего советского народа в каждом месте необъятной страны советов, прямо пропорциональны "квадрату расстояния до столицы, и обратно пропорциональны…" — чему? — ничего не приходило в голову, хоть умри! И никого не было рядом, кто мог бы закончить мои "физико-математические выкладки": "количеству граждан, огороженных колючей проволокой" в месте плача" — концовка появилась позже.

Вот оно, проросшее "семя коллаборациониста"! Вот они, "вражеские ростки"! Прозевала, пропустила, недосмотрела и позволила созреть "вражескому семени"! Ни туда смотрели советские "камеры-цейтраферы", поэтому и не "задавила росток в зародыше"!

Нужно, нужно было опросить товарищей по учёбе:

— Какова мера вашей скорби по умершему "товарищу Сталину"? — а я, сволочь, вместо великого вопроса думал о том, как все-таки работает съёмочная камера с названием "рапид"? Как она может быть устроена? Ведь не шутка: за секунду пропускать перед объективом тысячи кадров! Мог думать о чём-то другом, мог вообще ничего не думать, но как бы там не было, а "минута траура" была весьма полезной: за время "стояния в траурном молчании" успел подивиться достижениям "кинотехнической мысли"!