Первозимок - Михаил Касаткин

3. Научил собаку ходить рядом с собой на поводке и без поводка.

4. Заставил Расхвата, когда тот получал свободу, не забывать о хозяине, то есть о нем, о Петьке.

5. Приучил Расхвата мгновенно подбегать к нему, отзываясь не только на команду, но и на один жест - без слов.

6. Выработал у него нужную реакцию на интонации своего голоса: поощряющие или угрожающие...

7. Заставил без колебаний выполнять запрещающую команду: «Фу!»

8. Оттренировал кобеля садиться и ложиться по его команде или одному только жесту.

9. Приучил Расхвата к длительной выдержке.

10. Научил подносить необходимые предметы, ползать, преодолевать препятствия... (Этот номер Петька сначала обвел, а затем подумал - и маленькими штришками ликвидировал кружок: здесь работа была проделана еще не до конца).

11. Выработал у Расхвата недоверие к незнакомым, случайным людям. Приучил собаку не трогать случайную пищу, скажем, найденную где-то или протянутую незнакомым человеком...

12. Развил у него злость, всякий раз поощряя ее, когда это надо.

Пройденных и усвоенных уроков было много... Но пока еще очень мало даже для «неполного среднего образования» Расхвату.

Предстояли: и «работа по следу», и «обыск местности», и «обнаружение убежищ, захоронок или каких-нибудь других сооружений в земле», и «охрана местности в движении», и «защита хозяина, дрессировщика», и «охрана стоящего человека, чтобы тот не двигался», и еще многое, многое другое...

Однако начало было хорошее, и Петька верил, что ему хватит сил и терпения быстро обучить Расхвата всему необходимому, чтобы тогда уж смело двигаться с ним на фронт...

Осень подступала сначала медленно, как полагается, а потом стало быстро холодать с каждым днем.

Иногда случалось даже, что дорога в школу была теплее, чем после окончания уроков... И серебристый налет изморози на траве, на крышах домов, на деревьях теперь уже почти не стаивал.

Судьба Расхвата, а значит, и Петькина судьба изменилась вмиг - ошарашивающе непредвиденно.

В один из дней Расхвата впервые не оказалось вдруг около пня, где он должен был поджидать до окончания занятий в школе своего хозяина.

Мальчишки, Сергей и Петька, недоумевающе остановились, а потом даже походили вокруг - туда-сюда, словно бы Расхват, как иголка, мог затеряться или спрятаться от них где-то здесь, в искорках изморози...

Расхвата не было.

Петька несколько раз окликнул его. Но окликнул негромко, зная, что это бессмысленно, глупо... Но хоть что-то надо было предпринимать.

- Расхват!.. Расхват... - звал Петька.

- Может, он за кустами спрятался или убежал от нас в лощину... - тоже заведомо бестолково, лишь от растерянности предположил Серега.

И все-таки они обошли все кусты по обеим сторонам дороги, опять внимательно заглядывая под каждую ветку, хотя безлистый кустарник не мог бы скрыть от них даже обыкновенной сумки с учебниками и тетрадями - на такой белизне...

Добежали рядышком аж до железной дороги и посмотрели с откоса вниз, на рельсы...

И не расстались на этот раз, а вместе двинулись по направлению к Петькиному дому, машинально заглядывая за каждый угол, в каждую калитку...

Скоро они пожалеют об этих напрасно утраченных мгновениях...

Ведь все подсказывало им, что произошла какая-то беда, и потому надо было со всех ног бежать домой сразу - как наконец-то побежали они, когда за спиной осталось уже полдороги от школы.

Сердца их екнули, едва завиднелась впереди будто приникшая к земле Петькина избенка. Еще издали они увидели напротив нее повозку, Расхвата, бабушку и показавшегося незнакомым мужчину, который будто ждал, чтобы его заметили наконец: дернул за вожжи, лошадь тронулась, и в том же едином движении дернулся Расхват, потому что был привязан к повозке за ошейник предусмотрительно недлинной и, уж конечно, прочной веревкой.

Когда они добежали до избы, против которой стояла теперь одна бабушка Самопряха, повозка была уже далеко, хотя и Петька, и Сережка, не переставая, кричали на бегу:

- Стой!.. Расхват!.. Стойте!..

- Бабушка!.. - задыхаясь и обессилев от бега, хотел прокричать, но вместо того забормотал Петька. - Расхвата же уволакивают...

Но бабушка ответила, словно бы мальчишки действительно кричали, хотя Серега - тот и вовсе молчал:

- Не орите... Я не глухая... Расхвата увозят с моего согласия.

- Да как же ты... Как же ты могла! Ведь это наш Расхват! - наконец-то вправду заорал Петька. - На-аш!.. - И завопил: - Рас-хва-ат!

Собака чутким ухом уловила горестный зов хозяина.

Расхват рванулся на веревке в одну сторону, в другую...

Но повозка неумолимо тащила его за собой.

Тогда Расхват вцепился зубами в толстый пеньковый жгут и уперся лапами в землю...

Но как ни был он крепок - пересилить лошадь не мог и поволокся за ней, оставляя черные борозды от лап на белой изморозной земле.

- Расхват! - еще раз, уже безнадежно, позвал Петька, хотя не мог понять, откуда явилась к нему эта безнадежность, на каком таком основании собака вдруг стала принадлежать теперь кому-то.

Расхват резко повернул голову, и телега, рванув за ошейник, повалила его.

И - непривычно беспомощного, такого большого, красивого - Расхвата уволокла за поворот хромая, одноглазая лошадь...

Петька этого почти не видел уже, потому что все мутилось перед его глазами, а горло сдавил, как обручем, душный, горестный спазм, так что кричать или даже говорить он в эти мгновения просто не мог...

Бабушка тронула его за плечо.

- Пойдем в избу... - сказала строго. - А ты, - обернулась к ничего не понимающему Сереге, который узнал на повозке своего отчима, - беги домой. Небось мать заждалась. Неча ей-то нервишки дергать...

И Сережка послушно, молча повернул назад по дороге, которой они только что бежали с Петькой...

А Петька, ничего не понимая, сознавая только свое бессилие и беспомощность, - и чутьем догадываясь, что все как есть бесполезно и безнадежно, - приволакивая ногами, поволокся, как привязанный на веревке, наподобие Расхвата, за бабушкой...

Она вошла в избу и, прикрыв за ним дверь, остановилась у самого порога.

- Вот, гляди... - ткнула пальцем в два мешка у стены, перевязанных мочалом и наполненных почти доверху мукой, так что бабушка могла бы и не уточнять этого: - Вишь, сколько мучицы дали нам за твоего Расхвата?.. Я и с долгами расплатилась кой с кем, расплачусь вовсе, и мы, почитай, всю зиму теперь - с хлебом... А что кобелю голодать вместе с нами? Ему там, при новом-та месте, не хуже, а лучше, чем у нас, будет, так что убиваться незачем... Расхват нашу отару стеречь будет...

Она сказала «нашу» сразу в двух смыслах: то есть: колхозную, общую, но и собственные их, самопряховские две овечки да валуха.

Отару эту образовали сразу, как только прибыла помощь из тыла: сначала роздали по спискам часть овечьего стада, а потом - для пастьбы - опять собрали их вместе, и наблюдать за отарой взялся дядька Савелий... А кроме него, поставить было и некого. Если бы Петька внимательно прислушался к словам бабушки, он легко понял бы, что в ее рассуждениях проскальзывают не только слова, но и целые фразы, явно услышанные от Елизара.

Но не стало Расхвата, пропал впустую весь Петькин труд от зорьки до зорьки, а вместе с Расхватом - и все его планы на будущее...

Поэтому слова бабушки долетали до него, как сквозь вату, а он, уставившись на рогожные мешки, мысленно повторял одно слово: «Продала...»

Потом выкрикнул сквозь слезы:

- Продала! - Хотя прежде никогда еще не кричал на бабушку.

А та, вроде бы и не заметив этого, продолжала свое:

- Расхват - собака и должен делать свое дело, чтобы людям оно было на пользу. Собака ведь - не для игры, не для забавы, наподобие кукленка... Но кукленок, ить, хлеба не просит и лежит себе, где приткнешь. А пес - он должен зарабатывать свою кормежку... При деле должен быть, а не мотаться иждивенцем... Савелий вот уж и отвоевал свое, и отработал за жизнь, сколь другие - хоть две им жизни дай - не отработают, а взял свой дрючок - и, как положено мужику, за работу. Пока живой, должон каждый работать...

Именно в этом месте, когда бабушка упомянула имя дядьки Савелия, Петька сообразил, как удалось бригадиру сговорить бабушку, - ведь раньше Елизар никакого толку в собаках не понимал, у Петьки была возможность удостовериться в этом, когда они столкнулись на поляне...

- В доме у нас - уж сколько тебе говорено! - стеречь нечего, - продолжала бабушка, пользуясь унылым, глухим молчанием Петьки. - А Расхват - собака теперь ученая. Она и стеречь может, и поднести что надо... Зачем же пропадать у нее этой учености?.. За то нам и мука дана, слава богу, не как побирушкам каким. А ить - прям в избу доставили... Это - за работу твою...