Сионская любовь - Авраам Мапу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Днем и ночью Иерусалим гудит, как растревоженный улей. Не спится людям, не сидится на месте. Собираются у городских ворот. Слушают и говорят. Правда и ложь. Толки и кривотолки. Санхерив и Ашур на слуху. Царские министры и советники успокаивают народ: мол, укрепим город, спасемся за стенами. На рынках бездельникам и болтунам привольно. Хорош барыш у торговцев вином и пьянящим шейхаром. На площади люди заслушались краснобая-миролюба. Тот говорит: “Подскажем царю, чтоб отправил послов в Египет, пусть попросят у фараона убежище
для всего народа сионского. Фараон не откажет Хизкияу, ведь мир у нас”. Другой многознайка, в сердцах людских искушенный, возражает: “Не будет проку от египтян. Высокомерны они и к чужой беде глухи. Собой лишь озабочены, день-деньской воду из Нила пьют и иного занятия не имеют”. Длинный язык у короткого ума.
А вот заговорил некто, вернувшийся с реки Прат: “Дороги опустели, и путников почти не видно. Народы пригнули головы. Потомки Ашура и Эйлама, древних царей, составили несметное войско под началом могучего, как ливанский кедр, Равшакэя. Все царства от Хидекеля и Прата до предельного моря покорила непобедимая рать. А нынче стан их в земле Каркемиш, где сливаются Прат и Квар. Для Равшакэя потехой будут крепости Каркемиша, а Иудеи – тем паче. Как фиги с деревьев, падут наши города по воле его. Вот-вот перейдет он реки Прат и Иордан”.
Ужас холодит нутро. Стонет, вопиет народ: “Что ждет наш Сион?”
В толпу пробрались Хэфер и Букья. Один кричит со смехом: “Эй, люди, коли злая судьба впереди, пойдемте, возьмем побольше вина да шэйхара хмельного и напьемся допьяна!” Другой вторит ему: “Всякий, кто деньгами богат, пусть щедро угостит бедняка. К чему деньги теперь? Серебро и золото на землю швырять будем, и подобрать некому. Покуда враг не утонул в нашей крови, кровь винных ягод в глотку заливать станем!” Зашумели люди. “Тихо, братцы, свяжем языки, покуда нас не связали. Вон, сын Амоца идет, а с ним министры царские!” – прошипел Букья. Толпа рассеялась, а Хэфер говорит Букье: “А завернем-ка мы к Карми да и станем хмельное пить!”
Обмен новостями
Кто не знает Карми? На виду у всех он благочестен с праведниками, а подальше от глаза людского благоволит беззаконникам. Язык – верный слуга хозяину: ему в угоду то утаит, то явит, то сочинит. “Я без греха, честен я!” – говорит о себе Карми. Нет врагов у того, кто умеет смотреть и не видеть, слушать и не слышать. В уплату за вино взимает мзду и с блудницы и с вора – по свойству занятий их, и недостатка в верных покупателях нет. Дом его – для вероломных приют. Кладовые полны золота, серебра и всевозможного добра. Богат и успешен, и по утрам и вечерам молится Господу, и дурного за ним не знают, и прямотой и честностью славен. Вот портрет торговца вином.
Пораньше с утра Зимри и Азрикам пришли к Карми. Хозяин усадил гостей в отдельную комнату, принес вина, и те стали пить.
– Не иначе, как новость для меня припас? – начал беседу Азрикам.
– Верно, припас. Да может ли человек сказать такое, что не сказано прежде? – скромно заметил Зимри. – Однако, твое благо – первейшее мое устремление. Знай же: еще не потеряна Тамар, и есть надежда! Девица получила письменный свиток из Нинвэ от Амнона. Послание любви и тоски. Тамар прочитала письмо Махе, а та доложила мне. Я подучил нашу союзницу, как добавить горечи в сладкий напиток, что в руках у госпожи ее. Пусть разбудит зверя ревности в сердце Тамар, пусть подскажет госпоже подослать ее к Пуре, чтобы вызнать из первых уст с кем и где Амнон всю ночь пребывал. Положись на Пуру – он мой человек. Тамар боится неверности Амнона, и тлеет уголек сомнения, а мы раздуем пламя, – сказал Зимри.
– Наконец-то твоя стрела летит в цель! – воскликнул Азрикам, – а теперь послушай-ка мою новость, и подумаем, как она с твоей сообразуется. Не зря подозревает Тамар, что Амнон за другой волочится. Правда это! На днях Ахан увидал меня пребывающим в грусти и печали и утешил такими словами: “Доколе, господин мой, будешь по Тамар сохнуть, а она презирает тебя? Единственная она в Сионе?” А я в ответ ему: “Счастлива она, что для Амнона единственная. Вот, где горе. Могу я примириться?” Ахан возражает мне: “Представь, и для Амнона она не единственная! Пастух нашел другую. Девица красоты неописуемой, во сто крат красивей Тамар. Одно плохо – она бедна. А на уме у Амнона корысть и хитрый план. Покуда Амнон не вернулся, поторопись, обручись с красавицей. Увидишь ее – без сожаления забудешь Тамар”. И я спросил Ахана, как найти сию девицу, а он сказал, что она с матерью своей находится далеко, на самой границе Иудеи, и вернутся обе через десять дней.
– Ты немало удивил меня. Откуда это взял Ахан? Он женской красоты знаток? Сравнивать горазд? В сравнении всегда обман. Впрочем, не важно это. Мне тоже кое-что известно: красавица прежде жила с матерью у городских ворот Долины. А дальше что? Похоже, сатанинская птица Лилит уже снесла яйцо, и вылупится из него ядовитая ехидна, и яду ее достанет на всех безгрешных – ни Амнон, ни Тамар обделены не будут, да и Тейману перепадет. Вот вернется пастух в Сион, и душа его насытится муками вполне. Эх, Азрикам, сегодня ты изрядно охладил мой советнический пыл! Однако подождем возвращения красавицы и Амнона, – сказал Зимри.
Застолье
Отворилась дверь, и с шумом вошли Хэфер и Букья.
– Приветствую, тебя, Карми! Налей-ка нам по кувшину молодого вина да по кувшину шейхара! – прокричал с порога Хэфер, – гнусно на душе, жуткие слухи кругом, беды великие ждут нас, утопим горе в хмельном!
“Азрикам и Зимри люди достойные, вопли пьяниц не для их ушей” – подумал Карми.
– Тихо, приятели! Не время нынче для шутовства! – одернул Карми вошедших.
– В чем дело, Карми? Уж не гостит ли у тебя некий проповедей чтец? Если так, пусть разъяснит нам, как с вином обходиться, – огрызнулся Хэфер.
– Я разъясню, как с ним обходиться, – вступил в разговор Букья, – мы с Хэфером, как и ты, Карми, люди внутри пустые, а кувшины любим полные. Сосуды эти опорожним, и станут они пустые, а желудки и головы наши блаженством наполнятся. Вот и вся премудрость!
– Довольно пустословия!
