Сионская любовь - Авраам Мапу

– Маха, дорогая, отчего грустишь?

– Не знаю, госпожа. Лишь блеснет луч радости в душе и сразу погаснет, а место его спешит занять тревоги тень.

– Да ведь глупо это, Маха!

– Пусть глупа я, госпожа, да только верные мои приметы стали дурны.

– Какие приметы?

– Три ночи подряд слышала, как ворон в саду кричит. Птица эта с колдунами дружбу водит, и крик ее не предвещает добра. Страшно мне.

– Давно известно: верить в колдунов – безумие. Однако если знаешь что-то – говори! – потребовала Тамар.

– Знаю, госпожа, и не могу более в себе носить, ибо добра тебе хочу. Помнишь, посылала меня к Пуре разузнать об Амноне? Страшное поведал мне Пура. К двум ведьмам в сети попал Амнон.

От этих слов дрогнуло сердце Тамар, побледнела она, дух сперся. Что, если права служанка? Порок манит к себе, он терпелив, настойчив, как зазывала у порога лавки привечает.

– Боже, верни сердцу радость! Сделай так, чтобы слова эти неправдой были!

– О, госпожа, и я того же желаю!

– Что говорил Пура о ведьмах? Где обитают?

– Это – мать и дочь. Молодая – красоты необычайной. Немало душ невинных сгубила блудодейством. Обе творят все мерзости, известные распутству. Пура заглянул в проклятое жилище, и видел Амнона: тот втянут был в бесстыдную любовную игру с обеими. Пура хотел спасти падшего, но испугался, как бы к нему не прилепилась страшная зараза, и убежал. Кто ведьмам поперек дороги станет – тот не уцелеет. У них союз с дикими зверями и ядовитыми змеями. Ни те и ни другие не чинят им зла. Они в огне не горят, и острый меч их не сечет.

Опустится на землю ночная тьма, скроются за тучами луна и звезды, и появляются злодейки, и ходят погаными своими тропами, где нога человеческая не ступает. Нечистоты топят в реке Кидрон, навещают места, где прежде сжигали младенцев в жертву ненасытному Молоху, идут к могилам и зовут мертвецов. А кто увидит ведьму в такой час, тому ворон глаз выклюет!

Бедняжка Тамар представила себе леденящие кровь жуткие картины, и ноги подкосились, и со слезами бросилась на шею Махе – искать слов утешения.

– Маха, милая Маха! Молю, скажи, что это – сон. Нет, скажи лучше, что оговорила Амнона, желая испытать мою любовь. Утешь, и никаких богатств не пожалею, все отдам! Верни мне Амнона, без него я тебя бедней! А если истина в твоих устах, зачем мне Амнон!?

– Ах, голубушка Тамар, – со слезами жалости на глазах ответила Маха, – какой мне прок обманывать мою добрую госпожу? Ведь счастья твоего желаю и от беды стерегу. Вот, и вчера Амнон на всю ночь пропал, лишь к утру вернулся. Говори с ним сама, авось удержишь от зла.

– Оставь меня, Маха, иди к себе. В одиночестве хочу выплакать море слез, ибо, как море, велико мое несчастье. Нынче я сама прослежу за Амноном. Скажи Пуре, чтоб кликнул меня, если Амнон вновь выйдет из дома ночью. И держи дело в тайне от отца с матерью.

Маха пошла к Тейману и рассказала, как сестра его терзается. “И я хочу видеть изменщика в обители разврата!” – гневно и решительно заявил Тейман.

Спустилась ночь. Тамар на стороже, не спит. Пура примчался и пристроился под окном. Вошла Маха: “Спускайся, госпожа. Не мешкай. Увы, нам есть причина торопиться – Амнон усердствует в пороке”, – сказала служанка. Неожиданно появилась Тирца.

– Дочь, я вижу боль в твоих глазах. Лицо слезами обожжено.

– Матушка, нареченный мой горюет. Болен Авишай, наставник его детских лет. Я и Тейман едем к Амнону с утешениями, – придумала Тамар.

Затея ехать ночью тревожит Тирцу, но непривычна она отказывать любимому чаду. Лишь велела Тейману взять лошадей и повозку получше.

Уселись Тамар и Тейман, а неизбывный Пура правит лошадьми. Остановились в двухстах локтях от хижины, что у ворот Долины. “Жди нас тут, а мы с сестрой пойдем пешком”, – сказал Тейман Пуре.

Через щель в двери Тамар и Тейман увидели Амнона. По правую руку от него – нарядная, как невеста, девица, сияет чудной красотой. Амнон замыкает на ее запястье браслет, вдевает серьги в уши, глядит любовно и целует. И та ластится к нему. А мать красавицы обнимает обоих, и у всех на лицах радость.

– О, разверзнись, земля! – в ужасе шепчет Тамар.

– Пусть молния и гром негодных поразят! – вторит Тейман, – прочь идем отсюда, Тамар!

Тейман повел сестру назад к повозке. Они потрясены. У заблуждения нет предела, и уж если заблуждаться, так по велению сердца.

– Что узрели? – вопрошает Пура по праву знатока перипетий благородного семейства.

– Лучше быть слепым, чем видеть сразу столько зла! – воскликнул Тейман.

– Таков избранник мой! – добавила Тамар.

– Его избранница, как роза на Кармеле зацветет, а ты, сестра, тем временем увянешь!

– Милый братец, как ужасна эта ночь! До наступления зари огонь спалит мне душу.

– Огонь спалил добродетели Амнона и наше братство заодно.

– Как мне спасти любимого из ада?

– Спасти из ада? Не легче, чем обратить ад в рай или зло в добро!

Тамар и Тейман вернулись домой, сговорились по дороге, что скажут матери. Скрывая наши беды от любящих нас, облегчаем свою участь.

– Я вижу, вы огорчены, дети мои, – заметила Тирца.

– Беда, матушка! Мне повстречалась старуха и напророчила, что ждет меня несчастье, если выйду за Амнона. Вот, и Тейман слышал. Не иначе, она ведьма.

– Ах, что за чепуха! Ты устала, дочь. Отдохни, усни, и нескладица улетит из головы. И Амнону сей вздор не повторяй. Должно быть, это Азрикама проделки, не он ли старуху подослал?

И долго-долго Тирца увещевала дочь и была весьма удивлена, что та все плачет неуемно и никак не утешится.

Глава 19

Опрометчивость и раскаяние

Утром Маха будит Тамар.

– Вставай, госпожа, солнце на востоке показалось.

– Каждый день солнце восходит. И завтра, в день свадьбы, оно будет в небе сиять, да только душу мне не осветит, и темен будет мой день.

– Смейся или плач, госпожа – Амнон явился. Внизу ждет и с Хананелем беседует.

– Он сердце мое покорил и разбил. Однако согласись, Маха, красота сего юного мужа бесподобна! Во всем Сионе не найти девицы, что, увидев его, не заболеет любовью. Вот, и я такова же, и нет мочи разорвать сладкие путы. Боже, ожесточи девичье сердце, дай духу прогнать прочь изменщика! Нет, поступлю иначе. Обманом отплачу лжецу. Передай, Маха, пусть через час зайдет.

Тамар умылась, умастилась благовониями, нарядилась, придала