Дояркин рейс - Сергей Геннадьевич Горяйнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты забыл хлебушек чесноком потереть, – с набитым ртом подсказала Марьяна, наблюдавшая эту сцену, – я видела, он именно так и сделал вначале.
– Обойдусь, – отмахнулся Ваня, – во-первых, Баньос будет ругаться, во-вторых, пряностей мне и так хватает – ты мне заменяешь как минимум половину…
Прогуливаясь под сводом красно-белых двойных акведуков, парочка невольно взялась за руки, почувствовав себя словно в каменном лесу.
– Как тебе? – прошептала Марьяна.
– «Черный квадрат» – так же шепотом ответил Ваня.
– Почему «Черный квадрат»? Ничего же общего.
– Я не об этом. Малевич нарисовал черный квадрат. И опередил всех. Любой может нарисовать черный квадрат, но ценность имеет только первый. Так и впечатления от этой анфилады – что ни скажи, уже кто-то это описал. Хотя… Как несостоявшийся художник – иди-ка сюда. Смотри… На такое сравнение еще никто не отваживался, кажется. Хотя это и кощунственно звучит – если стать под углом от тридцати пяти до сорока пяти градусов – эти арки как будто свисающие с потолков… хамонные окорока. Что в каком-то смысле еще раз символизирует победу кастильских адалидов над каидами полумесяца. Хотя, возможно, во мне говорит голод…
Сквозь усиливающийся зной доплелись до Худерии. Ваня твердил, что обещал возложить цветы к памятнику Маймонида, но цветочной лавки поблизости не обнаружилось. Ограничились прикосновением к и без того до блеска натертой левой ноге великого врачевателя. Выполнив обещание, Ваня запросился обратно в отель, процитировав «Пилигримов» Бродского. Синим, дескать, солнцем они палимы. Хотя сердца их, а значит и Ванино сердце – полны рассвета. Марьяна возразила, что в основном вообще-то увечны они и горбаты. Сошлись на том, что Ваня идет в отель и собирает вещи, так как «Conquistador» пользуется бешеной популярностью и номер им не продлили. Посему они после выселения отправляются в Толедо. А она пока прогуляется по знаменитым кордовским патио, тем более что сейчас проходит их ни больше, ни меньше – фестиваль.
Прогулявшись по утопающим в цветочных водопадах дворам, Марьяна вышла на набережную Гвадалквивира. Двинувшись к Меските по calle Ronda-de-las-Isas, она увидела вывеску букинистического магазина «El Laberinto». Иногда она скучала по этой пыльной тишиной библиотек и книжных лавок, но Ваня, когда было необходимо, легко восполнял эту ностальгию. Чуткая вселенная выложила поверх кучи старых журналов фолиант с безупречной и легко узнаваемой французской типографской антиквой. «Histoire apocryphe de la peinture européenne. Reproduction originale de l'édition de 1637. Paris. MDCCCXCIX». Вышедший на звон колокольчика седой продавец улыбнулся Марьяне и стал быстро говорить что-то по-испански.
– Не так быстро, пожалуйста, – по привычке взмолилась Марьяна на английском.
– Дядя Фернандо не говорит по-английски, но я могу помочь.
Обернувшись, Марьяна пару секунд осмысливала происходящее.
– Вы всегда появляетесь со спины?
– Для, Вас, видимо, да! И всегда приношу хорошие вести!
Доктор Горацио Пихуан Баньос рассматривал Марьяну почти в упор, слегка щурясь от отсвета бликов, пробивавшихся сквозь витражное стекло магазина и игравших на ее шевелюре.
– И какую хорошую весть Вы хотите принести сейчас?
– Ну, я могу сказать Вам, что дядя Фернандо говорит, что Вы держите в руках редкое издание – оригинальное воспроизведение еще более редкого издания «Тайная история европейской живописи», точнее «Апокрифическая история». Оригинал был издан в 1634 году, а у Вас копия этого издания, сделанная в 1899-м. Вещь специфическая, для узкого круга. А еще хорошая новость в том, что дядя Фернандо – действительно мой дядя, они держат эту лавку вместе со своим сыном. То есть моим двоюродным братом. Могу упросить их дать Вам хорошую скидку.
– С ума сойти! А почему Вы не в больнице?
– Мое дежурство закончилось! Я, конечно, не забуду его, особенно Ваше феерическое появление. Давайте угощу Вас кофе. Книгу берёте? Интересуетесь европейскими художниками?
– Мой муж интересуется. Как он сам говорит – несостоявшийся художник. Хотела сделать ему подарок. Нет, даже не спрашиваю, сколько она стоит, я не взяла с собой банковские карты. А за кофе спасибо. Только у меня не так много времени. Скоро чек-ап в отеле, в «Конкистадор».
– Успеете, это недалеко. Я покажу короткую дорогу. Кстати, а где Ваш муж, как он себя чувствует?
– Спасибо, гораздо лучше. Пошел в отель собираться в дорогу, заодно передохнуть.
– Подержите его еще день на диете, и все быстро восстановится. А вот и наша кофейня.
Как везде в Кордове, вывеска и внутренний зал кофейни перетекали в восхитительное патио. В одну из стен были вделаны асулехос такого аквамаринового оттенка, словно андалузские небо пролилось воздушным стеклом на эту часть дома. Другую облепили медные горшки, из которых вываливались трепыхающиеся бело-сиренево-фиолетовые облака цветов. Прямо посредине патио росло апельсиновое дерево, под которым стояла пара столиков. Отпивая обжигающий, тягучий кофе небольшими глотками, доктор не сводил с Марьяны глаз.
– Почему вы уезжаете так быстро? Ведь из-за визита к нам вы много не увидели. Оставайтесь! Даже если Вам не продлили номер, я помогу снять другую гостиницу, а лучше – апартаменты. Представляете, у вас будет приблизительно такой вот патио, но только свой.
– Спасибо за предложение, но нет… Времени до отлета осталось немного, а я хотела посмотреть еще кое-что. Почему Вы так смотрите, как будто я повергаю Вас… в смятение, что ли?
Горацио помедлил с ответом.
– Смятение – это слишком слабо сказано… Я бы назвал это цунами… или торнадо… который порождает один только взмах Ваших ресниц. Если откровенно, то как это ни банально прозвучит – жизнь просто разделилась. До Вашего появления здесь она была одной, а теперь… Теперь придется жить по-другому. По-другому… и без Вас!
Марьяна мягко улыбнулась.
– Простите, но даже если бы я осталась… как Вы себе представляете дальнейшее?
– Я ничего пока не представляю. Когда учился в университете, много времени проводил в этой книжной лавке у дяди. Он специализируется, как Вы поняли, на литературе на иностранных языках, ему присылали медицинские журналы – английские, французские, итальянские. Я Вам говорил, что мой дед воевал в интербригадах, восхищался русскими. У дяди в магазине было много русских писателей в переводах. Я читал Чехова, Толстого, Достоевского. Последний, кстати, мне совершенно не понравился. А вот Толстой впечатлил. И сейчас у меня то состояние, в котором Педро… или как там его… да, Пьер, спасибо – говорил
