Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раньше хоть раз арестовывали? — У него было изуродовано одно ухо — очевидно, в результате некоего насильственного действия.
Она опять не стала отвечать. Ее не отпускал страх, но вместе с тем она ощущала и ликование. Будто эта поездка непременно приблизит ее к тому, ради чего эти отвратительные типы перевернули вверх дном особняк Торна, тому, из-за чего советника Давенпорта вышвырнули из правительства.
Но вот арестовывать ее арестовывали, было такое. Вскоре после гибели матери.
Это произошло через шесть лет после Остановки, когда ей было десять. Мать работала на севере Европы, оказывая помощь жертвам краха Горячей зоны. Она отсутствовала месяц, и за это время Элен удалось поговорить с ней только один раз, пробиваясь сквозь треск телефонной линии да звуки бедствий и хаоса на заднем фоне. Слов она толком не помнила, в памяти осталось только, как стояла дома в прихожей, стиснув трубку подле уха, и думала, как странно слышать страдания людей за сотни километров отсюда. Потом с матерью разговаривал отец. Положив трубку, он объявил детям:
— Все в порядке. Ей удалось найти место на корабле. Она возвращается. И больше нас не оставит.
Судно, как впоследствии поведал отец, называлось «Элпида»[8] и ходило под греческим флагом. На его борту нашли пристанище две тысячи человек, чудом спасшихся после разразившейся на Ближнем Востоке катастрофы. Места для врачей на нем отыскались благодаря некой сделке: плата — золотом ли, оружием или провизией — была взвешена и найдена приемлемой.[9] Вот мать и позвонила сообщить, что ей выделили койку и через два дня она будет дома.
Но она так и не приехала. Запросы властям не принесли никаких результатов. Враждебность или глухая стена неведения — вот и все, на что они наталкивались. А через несколько дней начали распространяться сообщения о новейшем мощном защитном комплексе, развернутом генералом Ричардом Давенпортом: теперь британские берега надежно ограждены от хаоса и первые положительные результаты в Ла-Манше не заставили себя долго ждать.
Спустя две недели после исчезновения матери, во время прогулки по Лондону, все еще снедаемая горем Элен выпустила ладонь из руки отца и запустила камнем в полицейского, несшего дежурство возле Адмиралтейства. Сейчас она только диву давалась, каким буйным ребенком росла. А тогда ее немедленно вырвали у отца и швырнули в фургон, что стоило ей треснутого ребра. Ее освободили в течение дня, слава богу — или же взятке или ходатайству отца. «Элпида» так и не прибыла в порт назначения. Но на протяжении еще нескольких месяцев на южное побережье выносило тела с жалкими пожитками. Пустую шлюпку. Размокший паек Красного Креста. Куклу.
Машина неспешно двигалась по вечернему потоку. Вот она повернула в район Блумсбери, и за окошком замелькали георгианские площади. Вид верхних этажей здешних домов все еще способен был доставить эстетическое наслаждение — если, конечно, не смотреть на бедолаг на тротуарах.
Торн звонил Хоппер на платформу перед самой отправкой в больницу, хотя Уорик утверждала, будто он захотел встретиться с ней лишь за день до смерти. Возможно, именно поэтому ее доставили с такой поспешностью: Уорик и ее коллеги надеялись, что он, почувствовав приближающийся конец, выложит какую-то важную для них информацию. Да только старик оказался слишком осторожен.
Теперь Элен знала еще про книжный магазин, куда звонил Торн, и имя его адвоката — Стефани Клэйфорд. А под одеждой у нее была спрятана фотография Торна с коллегами возле какой-то загадочной коробки. Что же это такое?..
Далее машина направилась по северному берегу Темзы на запад, пока впереди не замаячила бетонная башня Нового Скотленд-Ярда. Миновав неприметные черные ворота, они оказались на асфальтированной стоянке, примыкающей к высотному зданию и корпусу пониже, где и припарковались среди одинаковых машин. Высокий выбрался наружу и открыл дверцу со стороны Хоппер:
— Вылезай.
После процедуры оформления долговязая женщина-полицейский провела небрежный обыск на предмет оружия, затем через большой и душный зал Элен отвели в подвал высотки. На этом «серые плащи» вместе с ее сумкой удалились, бросив напоследок:
— Жди здесь.
Через длинное прямоугольное помещение тянулись три деревянные скамьи. Единственная дверь из темного металла была оснащена окошком с раздвижной заслонкой, а украшением здесь служили выцветшие плакаты на правой стене. Скорбно-героическая мина премьер-министра, тактично подретушированная. Гротескная мультяшная белка с мешком назидала: «Только болван не бережет свой паек!» Еще один плакат призывал общественность к донорству: «Армии — кровь, фермам — труд!» Каждый чего-нибудь от тебя да хотел.
На жестких скамьях расположились человек пятнадцать-двадцать. Какой-то бородатый верзила с покрытой шрамами суровой физиономией пытался заснуть, беспрестанно ворочаясь в тщетных попытках найти удобное положение. Сидящие рядком три женщины в узких юбках со скучающим видом ковырялись в ногтях, тихонько переговариваясь.
Хоппер устроилась по возможности подальше от остальных, места через два от миниатюрной, безобидной на вид женщины в плотном коричневом пальто. При ее приближении та подняла взгляд и тут же опустила. Руки ее не знали покоя: она теребила костяшки пальцев будто четки.
Едва лишь Элен уселась, женщина заговорила:
— За что вас арестовали?
— Пока еще не знаю. Скоро сообщат. А вас за что?
— Мошенничество с пайком, — сконфуженно промолвила незнакомка. — Я не виновата.
— Конечно же, нет, — Хоппер практически позабыла о продуктовых карточках. Вот уже три года она находилась на государственном довольствии.
— У меня трое детей. А нам выделили только две нормы. Я все повторяла и повторяла им, что нам нужен дополнительный паек. А они — нет, пусть старший идет в армию. А он не хочет. Ему только пятнадцать, — ее глаза под очками увлажнились. — Не может он воевать.
— Уверена, до войны не дойдет, — пожалуй, получилось у Элен не особо убедительно.
Женщина снова уставилась на свои колени.
— От нас только и требуют, что новых успехов. Но мы из сил выбиваемся, а они не верят, — она продолжала теребить свои несчастные натруженные пальцы.
Такие истории были не редкостью, это Хоппер хорошо знала. Нехватка, нехватка, нехватка, нехватка — еды, воды, топлива, сна, развлечений, приличий. Прилавки магазинов представляли собой карусель перебрасываемой продукции в зависимости от обрыва или — что случалось гораздо реже — восстановления цепочки поставок. На платформе они выводили диаграмму достатка на Большой земле на основании содержимого трюмов снабженческих кораблей.
Восемнадцать месяцев назад груз составил лишь половину обычной поставки. Швиммер позвонил в штаб, уверенный в ошибке и что корабль с недостающим довольствием уже в пути, однако вместо заверений в возмещении
