«Сварщик» с Юноны (СИ) - Трунов Сергей

Качнулся вправо, вперёд, влево Так, подобно пляске всегда передвигался по рингу, да и в рукопашных тренировках и схватках с автоматами, саперными лопатками, ножами на службе выручало не раз. Португалец замешкался. Ни один фехтовальщик подобных движений не применяет. А этот русский… Что с него взять, с Медведя, с Варвара-московита!

Я резко, уже опробовано, хлёстким движением клинка ударил острием по левому колену противника. Кончик шпаги словно болгаркой развалил коленную чашечку португальца. Боли от такой раны никто не вытерпевает. Недаром мафия моего времени во всем мире применяет дробление колена как пытку. Вот и урод завизжал резаной свиньей, боком шмякнулся на палубу.

В гробовой тишине среди пиратов прокатился гул. Я вслушался. В принципе я также поступил Против правил. Насколько я знал, в поединках на шпагах удар по ногам считался зазорным. Но гул был одобрительный, а не осуждающий. Расслышал даже, как один матрос сказал соседу: «Этого подлеца повесить надо было! Он скотина нас всех подставил, а его ещё и на дуэль», — говоривший в сердцах сплюнул. Я внутренне усмехнулся: я и сам был бы рад попросту, без затей, пристрелить гада, да подходящие времена ещё не скоро, ой как не скоро, наступят… Зато теперь люди, даже из бывшего неприятельского экипажа, на моей, русского командора, стороне. А значит и на стороне владельца моего тела Резанова, на стороне России. Вот теперь я вернулся к прерванной беседе с камергером внутри себя:

«Ну, теперь, Вашбродь, надеюсь честь русского дворянина восторжествовала?» — Резанов сопел, как пойманный за руку но не желающий смириться мальчишка.

Воющего подлеца оттащили к раненым и приступили к перекличке по списку личного состава.

Почти у всех солдат-абордажников напротив фамилии значилось, что к службе в америке их приговорили за дисциплинарные проступки в метрополии. Я, как попаданец вовсе не хотел терять своих людей. И даже толики таковой возможности допускать не собирался. Прежняя служба смертью отбраковывала тех, кто ошибался. Поэтому тридцать девять убийц и насильников отделили от остальных. Почуяв неладное они с ревом бросились на командора с сопровождающими, бывалые солдаты рассчитывали на свои опыт, численное превосходство пятеро на одного и внезапность.

С любыми другими моряками это бы удалось. Однако я недаром гонял народ: заодно с рукопашным боем подтянул слаженность.

Грянули выстрелы призовой команды и свиты и самого командора. Даже светописатель выпростал из-под покрывала светописца короткоствольный пистолет и удачно пальнул. На палубе осталось 9 трупов и 17 раненых. Ещё троим проломили черепа прикладами, тут не до тонкого обхождения. Уцелевших без промедления и лишних церемоний вздёрнули на остатках рей.

Потрясенному скорой расправой Резанову жестко объяснил:

«Те, кто меня ненавидит, мне за спиной не нужны. И тебе, Вашбродь. Ты пойми, Николай Петрович, отобранные все как один бунтари и убийцы. И помощник капитана был с ними одного поля ягода, только куда крупнее, потому и подчинялись ему. А у тебя на Ситке кто? Одни промышленники! Да, хватает буянов, но они всего лишь миряне. А эти солдаты, у которых руки по локоть в крови. Ты хочешь, чтобы такие вот взбунтовали народ в самый неподходящий для тебя момент? Нет? И я тоже! Поэтому сразу избавил тебя от таких. А чтоб совесть тебя не мучила, беру всю ответственность за их загубленные души на себя. Точка».

В каюте командора осунувшийся Резанов потянулся к сундуку за бутылкой. Но тут же безвольно уронил её на стол и потряс головой. Потому что тот, кого он ещё недавно считал незваным гостем, а теперь являлся его неотъемлемой частью, воспротивился. К тому же пол под ногами и так раскачивался: штиль закончился, поднимался попутный ветер и следовало ещё многое успеть.

На Батель загружается оружие и я даю распоряжения, составляя список:

— Вот этот штуцер, — Я покрутил в руках прекрасный образец нарезного оружия того времени, — передадите Пахому. Он как-то обмолвился, что хотел бы хорошую винтовку иметь, вот будет ему подарок. Как и это, — я передал мешочек с бездымным порохом, — тоже ему. Вот здесь, читать он умеет, я написал, как и сколько засыпать. А это, — Я кивнул на сваленный в кучу оружейный хлам: образцы настолько древние, что нам мало пользы, — для индейцев.

Резанов внутри меня тут же возмутился:

«Как индейцам!? Савелий, ты что?! Я думал, ты на прииске пошутил, когда обещал краснокожим оружие… Так что, в самом деле?»

«Николай Петрович, — укорил я, — Я что обещаю — делаю! Ты уже должен был это усвоить. Это во-первых. А во-вторых, смотри: оружие старое, нам непригодное. Индейцы же и такого не видели, обрадуются. То есть, мы свою часть сделки считай выполнили и, причём, обрадовали людей. А в-третьих, пули круглые, порох дымный — пусть: оружие это устаревшее заряжать долго, а стрелять будут не так метко. И, заметь, ещё вот такой момент: всё равно за пулями и за порохом они будут приходить к нам. То бишь, мы их таким образом к себе привяжем. Пусть у нас там будет торговая Фактория: шкурки нам, а им свинец, тем более месторождения там видимо имеется, будем даже Наверное на месте его выделывать, и порох будем продавать. Ну, а если ты намекаешь на то, что они могут напасть с этим оружием на нас, то, — тут я развел руками, — Вашбродь, если мы до этого доведём, они на нас нападут хоть с ружьями, хоть с луками, так ведь?»

«Ну да…» — Резанов смущенно подёргал наш общий ус. Сбрею, блин, эти усы как на русскую землю ступим, опротивили…

В батель загрузили поверх того десять пушек с зарядами, места-то ещё хватало, да волна через борт уже захлестывать станет и «Мария» отвалила к вновь обретенным Российским землям. И уже прибыла, и установили радиостанцию, и даже первую, контрольную, двустороннюю радиосвязь провели. Всё у них идёт своим чередом, благодарили за дорогие гостинцы — хоть тут порядок.

Перед самым сном Кончита получила шифровку. Она до такой степени напериживалась за день, что пальцы плохо удерживали карандаш, который девушка дважды сломала, пока переводила группы знаков в понятный текст с помощью Библии. Наконец прочла:

«Милая Катя! Если бы ты знала, как я успел по тебе соскучиться! Как хочу целовать твои карие глазки! У нас всё та же скука, то же море и небо».

У девушки слезы потекли по щекам: Он не знает что она всё слышала и бережет от дурных вестей! Любимый, любимый Коля… — девушка прижала к губам клочок бумаги, впитавшей частичку Его…

На фрегате обезоружили команду, орудийный порох от греха подальше перегрузили на «Юнону» и «Авось», оставили наш караул, «на скорую руку» соединили две надломленные мачты и подняли часть парусов. «Юнона», и так перегруженная напряглась, паровой двигатель ухнул китом, пугая суеверных бывших пиратов, винт взбил в пену воду за кормой и вскоре набрала прежний ход около 8 узлов. Пополнившийся экспедиционный караван лёг на прежний курс к Новоархангельску на Ситке.

Бывшие пираты, стараясь хоть как-то загладить вину, развили бурную деятельность на бывшем корсаре. Надзор нескольких членов команды «Юноны» их не смущал.

Под водительством троих выживших плотников практически восстановили такелаж, соскоблили обгорелое дерево с бортов. У Резанова, я это чувствовал нашим общим телом, сердце перехватывало, когда глядел как эти бесстрашные люди болтались со скребками над волнами в подвесных люльках. А наши матросы одобрительно гудели, заслышав как бывшие супостаты трудятся с песнями.

— Хошь и хрансузишки, а тож люди! Слышь, твоя светлость, как душевно поють?! — объяснил командору вахтенный рулевой.

Я вернулся в каюту, достал из ящика стола карту, найденную в потайной нише капитанской каюты фрегата спрятанной за обшивкой и теперь уже спокойно разгладил на столешнице и всмотрелся сквозь взятую у Лангсдорфа лупу. Откинулся на спинку, потряс головой — неужели это то, о чём зачитывался в детстве в романах про пиратов?

Глава 12:

Пеницилин и русский кубик