Чеслав. Ловец тени - Валентин Тарасов

Хрум, кашлянув, будто в горле запершило, продолжил:

— А за то, как я встретил тебя ночью, не осуждай. От неведения то да страха за Желань.

И Чеслав почувствовал в голосе главы искреннее вол­нение.

— Как она?

Тень набежала на лицо заботливого отца.

— Хворая и хилая пока что, все больше спит, в забы­тье впадает... — Но тут же напряженная озабоченность уступила место слабой улыбке. — Однако дед наш зна­харь говорит, что сдюжит девка ту рану и горячку, что приключилась от нее. Время от времени опамятовывает, птаха моя...

— И что сказывает? — не удержался от вопроса томи­мый неведением Кудряш.

Хрум, даже не взглянув на Кудряша, продолжал рас­сказывать Чеславу:

— Помнит, что на зверя косолапого в лесу вышла, что рванулся он с ревом бешеным за ней, а она от него пода­лась, а потом от боли в темень кромешную канула... Она и знать не знала, что ты ее, Чеслав, из леса вынес. Не ви­дала тебя там...

— Да я и сам не знаю, как забрел в те места, — пробор­мотал едва слышно Чеслав. — Так, блуждал по округе да вдруг крик девичий и услышал... — не стал он открывать цели своего похода в лес.

Глава рода на то одобрительно кивнул.

— Видать, Великие направили тебя туда! — Ему уже не­важно было, что делал Чеслав в лесу. Главное, что он спас жизнь его дочери. — Парни наши сходили на заре в лес, по следу твоему нашли убитого медведя и тушу принес­ли в городище. Славная добыча! Не каждому дано про­тив зверя такого в одиночку выстоять.

От двери, где сгрудился люд, послышались одобритель­ные вздохи, возгласы и цоканье языками. Народ по заслу­ге оценил добычу Чеслава. И тут же, с трудом протиснув­шись сквозь толпу, в хижину вошел один из сыновей Хрума. Подойдя к лежаку, где сидел Чеслав, он положил рядом с ним штаны и расшитую нитями сорочку.

— Это тебе во что облачиться, парень. Чтоб по горо­дищу голяка не разгуливал да девок и молодок наших ба­ловнем своим не смущал, а может, кого и не радовал!

И на лице Хрума снова появилось привычное лукавство.

А люд и вовсе покатился со смеху, передавая друг друж­ке шутку главы городища и добавляя к ней собственные затейливые версии и домыслы. Хрум же, перекрывая об­щий шум своим громогласным голосом, пригласил всех завтра на большую учту в честь Чеслава и, призвав соплеменников дать покой раненому, покинул жилище, уведя с собой родичей.

Но Чеславу так и не пришлось воспользоваться предо­ставленным покоем, поскольку томимый любопытством Кудряш голодной пиявкой прилип к нему, выспрашивая все новые и новые подробности сражения с медведем и спасения Желани.

Затеянная днем учта к вечеру все еще была в разгаре. Обычно рачительный хозяин Хрум тут уж расстарался на славу, потчуя родичей да гостей множеством богатых да сытных яств: пусть все видят, как он может быть бла­годарен за добро. И народ отдавал должное лакомой сне­ди. Но не только ей. Шаловливые отроки, подбитые Ку­дряшом, решили позабавить соплеменников игрой про то, как Чеслав в лесу медведя добывал, и теперь под об­щие окрики одобрения, а временами и хохот, показыва­ли забаву.

Один из них, накинув старую медвежью шкуру, ходил вразвалку, рыча и задирая веселящийся люд. А когда по­явился второй с огромным деревянным ножом, должно быть, изображавший Чеслава, наряженный зверем за­трясся весь, заголосил и стал улепетывать от него, пы­таясь скрыться между людьми и даже под сорочками де­вок да баб, вызывая при этом дружные взрывы визга и хохота.

Глядя на это веселье, всецело захватившее селение, Чеслав подумал, что в его городище в последнее время все больше тризны по ушедшим в селение предков справ­ляют. И если здесь легкокрылой птицей витает веселье, то неизвестно, что сейчас и какой тяжестью легло на его сородичей.

Пребывая в этих нахлынувших нерадостных воспоми­наниях и бесцельно блуждая взглядом по смеющимся ли­цам, Чеслав внезапно среди прочих заметил и молодца, который повстречался Желани в лесу и от которого она после бежала. Держался этот муж замкнуто и вроде как в стороне от общего веселья, а взглядом всякий раз про­вожал любого из семейства Хрума, кто шел в сторону их хаты. Туда, где лежала раненая дева...

«А ведь Желань-то, кажись, не открылась отцу, что бе­жала в лесу от этого молодца... И с чего бы ей скрытни­чать? И отчего бежала от него девка?»

Несколько раз Чеслав ловил и на себе его взгляды, и трудно было понять, что скрыто за ними — праздное лю­бопытство или неприязнь, потому как молодец тут же отво­дил глаза в сторону. Но в какой-то момент их взгляды все же встретились и, словно репейники, сцепились — ни один из парней не захотел отвести глаза в сторону, уступить. Так они и мерили один другого, пока это немое противостоя­ние не прервала внезапно опустившаяся на плечо Чеслава рука. Молодой охотник поморщился от боли, поскольку под рубахой в том месте была глубокая царапина, остав­ленная медведем, но руку не сбросил. Повернув голову, он увидел, что это Хрум хочет привлечь его внимание.

— Что, гостюшка, задумчив да невесел? Аль раны под­лые так тревожат? — Глаза главы рода искрились доволь­ством от происходящего.

— Думы... Думы невеселые покоя не дают, — со вздо­хом признался Чеслав. — Про городище родимое вспом­нилось да про беду, что пришла в него. А пришла вместе с чужинцами, что привел Тур.

От Чеслава не ускользнуло, что его слова оказались не по нраву почтенному мужу, хотя он и постарался скрыть это.

— Дак ведь сам видишь, пошести у нас нет. — Хрум по­казал рукой в сторону веселящегося народа. — Слава Ве­ликим заступникам!

— Пошести нет, да про чужаков не все ты, Хрум, поведал...

Чеслав твердо и в упор смотрел в глаза Хрума, пока лу­кавый прищур не покинул их и за ним не перестал скры­ваться житейский серьез.

Помрачневший лицом Хрум молча кивнул в сторону, давая понять, что им следует удалиться, и первым дви­нулся в указанном направлении. Чеслав, немного прихра­мывая и не так прытко, как обычно, пошел за ним.

Они присели на бревна под липой, где Чеслав до этого плел корзины для рыбной ловли с говорливым дедом, украдкой наблюдая за домом Хрума. Поодаль в свете уже зажженных костров все еще продолжалось веселье, доле­тали смех и гомон. Кудряш даже затянул залихватскую песню. А здесь, и это понимали оба, предстоял нелегкий разговор двух мужей, каждый из которых хотел отстоять тайны своего племени.

— А ведь чужинцы из городища вашего не по своей во­ле ушли — ты поспехом спровадил, — решил, не петляя зайцем, пойти напролом Чеслав.

— Спровадил, — не стал отрицать Хрум, говоря при этом необычно тихо, скорее всего, чтобы поверенное не стало достоянием посторонних ушей. — Потому как го­стевание их едва до беды не довело.

— Что ж так? Ведь с миром пришли, сказывали...

— Да с миром, но, видать, не с согласием...

В темноте уже практически невозможно было разли­чить лица собеседника, но по тому, как он резко пошеве­лился, Чеславу стало понятно, что приключившееся все еще беспокоит Хрума, как беспокоят познавшего немало битв воина зарубцевавшиеся, но продолжающие напоми­нать о себе приглушенной болью раны.

— Про старшего из них ничего плохого не скажу, ува­жительный муж и жизнь познавший, а вот про младо­го... Больно горяч да несдержан в желаниях своих мо­лодецких был. С бурлящими соками своими, видать, совладать не мог, оттого и в голове мутилось, и законы гостеприимства попирать стал... — Помолчав, Хрум со скрежетом в зубах промолвил: — На Желань мою заглядываться удумал! — И здесь-таки прорвался сдержива­емый ранее рык.

— Так девка у тебя — загляденье... — сказал Чеслав, вспомнив, какие шальные да жгучие мысли у самого возни­кали при виде Желани. — Слепому разве что не глянется.

Соглашаясь с ним, Хрум даже крякнул.

— Эк! Глядеть-то запрета никому нет, на то и красой ее цветущей божественная Лада наградила, а вот трогать тот цвет не каждому дозволю! — Произнесено это было с таким убеждением и угрозой, что и сомневаться не стоило: Хрум любого переломит, кто посягнет на его волю. Но тот уже миролюбивее продолжил: — Дорога она мне, как любое же­ланное дитя отцу, и доли ей счастливой хочу. И не с черно­волосым пришлым, что шатается по чужим землям любопытства ради, а с наших племен мужем. Чтобы обычаи наши чтили, богов Великих, защитников наших славили, предков, от которых пошли, помнили и своим потомкам то завеща­ли. Потому как не все одно мне, с чьей моя кровь смешает­ся, кто продолжит мой род и память обо мне хранить будет.

— И тогда ты решил чужинца припугнуть, чтобы от до­чери отвадить? — предположил Чеслав, почти уверенный, что именно так оно и было.

— Знаешь про то уже?

— Знаю, — подтвердил юноша и невольно оглянулся.

У него отчего-то зародилось смутное ощущение, что то,

о чем говорят они с Хрумом, слышит еще кто-то. Сперва почти безотчетное, это чувство все росло и укреплялось, хотя вроде как ничто не выдавало чьего-либо нежеланно­го присутствия. Так бывает, когда соринка, настолько ма­лая, что и разглядеть трудно, угодит в глаз и донимает его, и сколько ни стараешься, а достать ее не можешь, потому как почти не видна. Чувствуешь, а не видишь. Так и Чеслав чуял, что где-то неподалеку от них, в темноте, притаился неизвестный и внемлет их беседе.