Слова Будды - Ф. Вудворд

– Истинно, это Благородный Восьмеричный Путь, о котором следует помнить: правильный взгляд, правильная цель, правильная речь, правильное действие, правильный образ жизни, правильное усилие, правильная внимательность, правильная сосредоточенность. Это, Махакали, и есть Путь; это путь, который ведет к достижению этих целей.

(«Дигха-никая» I, 155)

Пять оков

«Прекрати пять, оставь пять, подчини пять! Тот бхикку, который сам полностью освободился из пяти оков, зовется „Пересекший поток“».

(«Дхаммапада», 370)

Пять низших оков – как их остановить

Так я слышал. Однажды Возвышенный пребывал в Саваттхи, в роще Джета, в парке Анатхапиндики. Тогда Возвышенный обратился к бхикку, говоря: «О бхикку!» «Да, господин!» – отвечали эти бхикку. Так говорил им Возвышенный:

– Помните ли вы, бхикку, пять оков, призывающих нас к низшему миру, как я учил об этом?

На это досточтимый Малункьяпутта ответил Возвышенному следующее:

– Господин, я помню эти пять оков.

– И как же ты помнишь их, Малункьяпутта?

– Вот как, господин: взгляд на телесную природу, как тому учит Возвышенный, и колебания, и моральную запятнанность зависимостью от обрядов и ритуалов, возбуждение чувственного наслаждения и недоброжелательство, о которых Возвышенный учит как об оковах, привязывающих к низшему миру. Таковы пять оков, которые я сохраняю в памяти, господин!

– А кому преподаны эти пять оков, которые ты хранишь в памяти, о Малункьяпутта? Разве не упрекают тебя странники, придерживающиеся других взглядов, пользуясь притчей о нежном дитяти для своих упреков, не скажут ли они так:

Но, Малункьяпутта, не может быть природы тела для нежного дитяти, несмышленого, лежащего на спине. Как же тогда может возникнуть в нем какое-то представление о природе тела? Однако внутри него действительно существует дремлющая склонность к мнению о природе тела.

Точно так же, Малункьяпутта, не могут в уме нежного дитяти, несмышленого, лежащего на спине, существовать представления о природе ума. Как же тогда могут внутри него существовать какие-либо колебания ума? Однако внутри него наличествует дремлющая склонность к таким колебаниям.

Поэтому также, Малункьяпутта, он не в состоянии практиковать какую-либо мораль. Как же тогда может внутри него существовать какая-то запятнанность морали зависимостью от обрядов и ритуалов? Однако внутри него наличествует дремлющая склонность к такой запятнанности.

Опять же, Малункьяпутта, такое нежное дитя не имеет чувственных страстей. Как же тогда может такой ребенок знать возбуждение чувственного наслаждения? Но склонность к нему есть.

Наконец, Малункьяпутта, для этого нежного дитяти разные живые существа вообще не существуют. Как же тогда может внутри него скрываться недоброжелательство против живых существ? Однако в нем налицо склонность к нему.

И вот, Малункьяпутта, не станут ли эти странники иных взглядов порицать тебя, пользуясь для порицания этим образом нежного дитяти?

Когда все это было сказано, досточтимый Ананда так обратился к Возвышенному:

– Пришло время, Возвышенный! О благотворитель, теперь наступило время для Возвышенного изложить (значение) пяти оков, которые привязывают нас к низшему миру. Слушая Возвышенного, бхикку запомнят его слова.

– Тогда, Ананда, выслушай меня и старательно пользуйся умом; а я буду говорить.

– Именно так, господин, – ответил досточтимый Ананда Возвышенному. Тогда Возвышенный сказал следующее:

– В этом вопросе, Ананда, неученые, темные люди, которые не признают благородных, которые несведущи в благородной дисциплине, не были обучены этой благородной дисциплине, которые не признают достойных людей, неискусны в достойной доктрине, не были обучены достойной доктрине, – такие люди сохранят одержимость ума мнением о телесной природе, сохранят ум, охваченный мнением о телесной природе; и когда у них уже возникло такое мнение, они не могут знать вполне, по-настоящему, как от него избавиться. Ибо это мнение о телесной природе невозможно устранить: это мнение о телесной природе сидит в самой глубине их существа, и оно являет собой оковы, привязывающие человека к низшему миру.

То же самое можно сказать и о каждом виде других четырех оков.

И вот, Ананда, поговорим о пути, который являет собой приближение к тому, чтобы отбросить эти пять оков, которые привязывают человека к низшему миру. Невозможно предположить, чтобы кто-либо познал, увидел или отбросил эти пять оков, не вступив на Путь, не приблизившись к отбрасыванию этих оков.

Подобно тому, Ананда, как ни один человек не доберется до крепкой древесины крепкого и высокого дерева, полного крепкой древесины, не срубив снаружи его кору и луб, так же нельзя и добраться до этих пяти оков без вступления на Путь, без приближения к их отторжению.

Но, Ананда, как человек добирается до крепкой древесины толстого и высокого дерева, полного крепкой древесины, срубив снаружи его кору и луб... так же и с этими пятью оковами.

Подобным же образом, Ананда, как река Ганга течет вперед, полная воды, доходящей до берегов, так что из нее может напиться даже ворон; и как если бы какой-то слабосильный человек пришел и сказал: «Я разгоню рукой этот поток Ганги и таким образом перейду безопасно на другой берег», – но не смог бы сделать этого, – точно так же, Ананда, тот человек, чье сердце не забилось радостно в груди, кто не успокоился, не укрепился, не освободился, когда ему показали доктрину о прекращении телесной природы, – такого человека, Ананда, следует считать столь же слабосильным.

Но, предположим, Ананда, что когда река Ганга течет вперед, полная воды, доходящей до берегов, и как если бы к ней подошел силач и сказал: «Я разгоню рукой этот поток Ганги и перейду безопасно на другой берег», – он мог бы сделать это. Точно так же, Ананда, когда показана доктрина прекращения телесной природы, тот, чье сердце радостно забьется в груди, кто успокоился, укрепился и освободился, – на такого человека следует смотреть как на подобного силача.

И вот, Ананда, что же это за Путь, что за приближение к тому, чтобы отбросить эти пять оков, привязывающих человека к низшему миру?

При этом, Ананда, бхикку благодаря прозрению в субстрат (повторного рождения), благодаря отбрасыванию дурных предметов, благодаря успокоению всех видов нечистоты, благодаря отстраненности от чувственности, от дурных состояний вступает в первую джхану , и это сопровождается направленной и устойчивой мыслью, рожденной из одиночества, легкой и ревностной; и он пребывает в этой джхане.

Затем он созерцает все, что связано с телом, чувством, восприятием, деятельностью ума и сознанием, в свете непостоянства и страдания; он видит в них мучение, бедствие, нарыв, стрелу в теле, нечто вредное, нечто нездоровое, нечто чуждое, нечто подверженное разрушению, пустое, лишенное «я». От таких вещей он очищает свое сердце. Так очищая от них сердце, он подготавливает его к природе амриты, думая: «Это хорошо, это превосходно, это успокоение всех видов деятельности, это отказ от всех субстратов (повторного рождения), это разрушение вожделения, это бесстрастие, это прекращение, это ниббана».

Так утвердившись, он достигает разрушения асав; и даже если он не достигает их разрушения, все же увлеченный самой этой жаждой праведности, увлеченный этой привлекательностью праведности, благодаря этому разрушению пяти оков, привязывающих человека к низшему миру, он рождается повторно без родителей (в мире Брахмы) с тем, чтобы из этого мира перейти в мир добра и никогда не вернуться.

Таков, Ананда, Путь, таково приближение к тому, чтобы отбросить эти пять оков...

Опять же, Ананда, бхикку благодаря успокоению направленной и устойчивой мысли вступает в состояние внутреннего спокойствия, этой целеустремленности воли, свободной от направленной и устойчивой мысли, рожденной из душевного равновесия, ревностной и полной легкости, которое есть вторая джхана ,.. так же достигает он третьей джханы и четвертой джханы ... и пребывает в ней. Таков, Ананда, Путь, таково приближение к тому, чтобы отбросить пять оков.

Подобным же образом, Ананда, бхикку, выйдя за пределы всех восприятий объектов, положив конец объективности, не обращая внимания на разнообразие предметов, (размышляя:) безгранично пространство, – достигает постижения безграничности пространства; и так он пребывает... (как ранее)... и так достигает сферы бесконечного сознания и пребывает в ней... и так достигает сферы пустоты и пребывает в ней.

Тогда он рассматривает все явления, связанные с чувствами, восприятием, деятельностью ума и сознанием, также в свете непостоянства и страдания, как язву, как обман, как стрелу, как нечто дурное, как нечто нездоровое, как нечто чуждое, как подвластное разрушению, пустое, лишенное «я». От таких вещей очищает он свое сердце... (как ранее).