Театр абсурда. Во что превратили Россию - Николай Николаевич Губенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это Сколково… Ну, извините меня, ну, я там рядом, у меня дача. Я проехал по этой дороге, в которую вбухали пять миллиардов долларов, – ой, рублей, – ну это же деревенская сельская дорога, которую…
Леонид Велехов: Она, говорят, уже вся вообще потрескалась…
Николай Губенко: …Которую надо латать каждый год. И так будет с ученым процессом там. У нас 15 научно-исследовательских центров, начиная с Новосибирска и кончая… Вот, извините за…
Леонид Велехов: Понял. Все понял.
Николай Губенко: …Многоцелевой разговор.
Леонид Велехов: Прозвучало слово, прозвучала фамилия Сталин, поэтому не могу не спросить о вашем отношении к проекту «десталинизации». Геннадий Зюганов высказался очень жестко по этому поводу, но вы-то более широких взглядов…
Николай Губенко: В «Литературной газете» один писатель, забыл его фамилию, написал об этом проекте. Статья называется «Приглашение к ненависти». Я ограничусь такой оценкой этого проекта Федотова и Караганова. Приглашение к ненависти. Вместо того чтобы искать согласия в обществе, хоть какие-то точки соприкосновения, попытки помочь, вспомоществования друг другу, они начинают его раскалывать. Ленин, Мавзолей, десталинизация и прочее. Что ж твой батюшка, Караганов, который сидел в Союзе кинематографистов СССР и заведовал идеологией…
Леонид Велехов: Да. Был правоверный кинокритик и киновед.
Николай Губенко: Так ты бы отказался от батюшки тогда! Зачем внедрять в общество эти не просто непопулярные, эти раскольнические идеи сейчас? Пусть они тлеют где-то! Может быть, как торф, торфяники, которые горят каждое лето. Может быть, они загорятся когда-нибудь, но дай бог, чтобы они были погашены. Это память, понимаете?
Леонид Велехов: Ну, хорошо… Ну, а новый культ Сталина? Разве нужно внедрять?
Николай Губенко: Какой новый культ? Кто, ну кто, кто его внедряет?
Леонид Велехов: Исподволь… понимаете…
Николай Губенко: Никакого культа нет. Я признателен Иосифу Виссарионовичу за то, что он спас мне жизнь, что сделал из меня профессионального человека…
Леонид Велехов: Ну почему Иосиф Виссарионович, Николай Николаевич? Да вы сами…
Николай Губенко: Потому что у нас такое мышление. Мы же жили в период диктатуры пролетариата, в тоталитарном государстве, у нас тоталитарное мышление. Мы писали письмо на плохого учителя, который избил ученика, Иосифу Виссарионовичу. Через полтора месяца приезжала комиссия в интернат, этого учителя снимали с работы, приходил другой, который не избивал. Это Сталин сделал, не Сталин – его аппарат сделал…
Иосифа Виссарионовича вы мне не трогайте. Мой отец погиб за Родину, за Сталина. Я деградирующий старый человек.
Леонид Велехов: Хорошо, а как быть с миллионами погибших?
Николай Губенко: Вранье, все вранье. Читайте статистику комиссии Яковлева Александра Николаевича…
Леонид Велехов: Хорошо, это, к сожалению, другая тема, поэтому…
Николай Губенко: Да, другая тема.
Леонид Велехов: …Но тем не менее, на этот счет задам последний вопрос. Война, которая такую роль в вашей жизни сыграла. Кто войну-то выиграл? Сталин, коммунисты или русские люди?
Николай Губенко: Не выиграл, а одержал победу.
Леонид Велехов: Одержал победу. Выиграл, действительно, слово легковесное.
Николай Губенко: В этом смысле можно вспомнить того же Твардовского: «Когда кремлевскими стенами живой от жизни огражден, как грозный дух он был над нами, – не знали мы иных имен. Так это было: четверть века призывом к бою и труду звучало имя человека со словом Родина в ряду. И было попросту привычно, что он сквозь трубочный дымок все в мире видел самолично и всем заведовал, как бог. То был отец, чье только слово, чьей только брови малый знак – закон. Исполни долг суровый – и что не там, скажи, что так… Ему, кто все, казалось, ведал, наметив курс грядущим дням, мы все обязаны победой, как ею он обязан нам…» Вот ответ на ваш вопрос.
Леонид Велехов: Ну, последние строки замечательные, на уровне настоящего Твардовского, но не будет забывать, что Твардовский это и «Теркин на том свете»…
Николай Губенко: Народ… Да, да, да. Народ должен быть возглавляем адекватным таланту этого народа человеком. Николай Второй оказался неадекватен. Он же сам подписал отречение. Его ж никто не заставлял кроме его окружения, понимаете.
Леонид Велехов: Слабый человек, – о чем речь, это бесспорно…
Николай Губенко: Горбачев оказался неадекватным своему народу. Простите, я повторяюсь, Леонид Юрьевич, я не философ, не историк, я просто человек, проживающий эту жизнь вместе со своим народом. И, может быть, среди коммунистов, тех, кто остался в партии из 19 миллионов, остались люди… в которых сострадание – одно из основополагающих чувств по отношению к своему народу. Когда ты видишь, выглядывая из окна, копающуюся в мусорном баке учительницу, которая учила твою жену 40 лет назад в школе… грустно!
Леонид Велехов: Грустно. Не буду с этим спорить, не буду возражать. Вы знаете, я напоследок хочу спросить вас о еще одной культовой фигуре для меня, культовой без всякой иронии, без всяких кавычек, без всяких сомнений и противоречий. Человек, с который Вы были творчески, как мне кажется, очень связаны, я имею в виду Высоцкого. Вот как вы думаете, будь жив Высоцкий…
Николай Губенко: Это частый вопрос. Высоцкий, Шукшин…
Леонид Велехов: Да. Где бы он был сейчас? В каком бы он лагере, не политическом, а вот по существу, был бы он сегодня? Как бы он смотрел, на то, что происходит с Россией сегодня?
Николай Губенко: Ну, кто же может…
Леонид Велехов: Я спрашиваю вас потому, что я помню, как вы играли в спектакле, и вы мне кажетесь самой близкой ему из художественной элиты творческой личностью.
Николай Губенко: Кто может предположить за ушедшего из жизни, как бы он себя повел? Ну, кто может?..
Леонид Велехов: Предположить может кто угодно, но насколько будет правильное предположение…
Николай Губенко: Я не берусь предрекать.
Леонид Велехов: Хорошо… Мой вопрос будет провокационный, тут вам не удастся уйти от конкретного ответа. А будь Высоцкий жив, как вы думаете, на какой из двух Таганок он бы играл?
Николай Губенко: Будь он жив, Таганка
