Ложе из роз - Кэтрин Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тут кое-что написала, но…
– В чем дело?
– В одном из последних заданий программы «Победа» требуется показать, насколько возросло самоуважение участниц. Сегодня днем я должна изложить Сабрине, что я о себе думаю.
Нику очень хотелось помочь своему недавно обретенному другу, и он непременно бы это сделал, если бы знал как.
– Итак, ты должна сказать Сабрине, во что себя ценишь, верно? – повторил он.
– Да, я должна рассказать, что считаю лучшим в себе, и дать ей свои записи, чтобы она зачитала их во время прощального обеда.
– Хоуп, но это же так просто.
– Для тебя просто, а я вот не нахожу слов – ну ни единого!
А ведь она часами трудилась, пытаясь сочинить что-нибудь необычное, увидеть себя как бы изнутри, и наконец нашла нечто замечательное – дружбу с Ником. Но для задания это не годилось – ведь то была не ее заслуга, а Ника.
– Ладно, теперь я понял, – решительно сказал Ник. – Я придумаю для тебя нужные слова.
– Правда? – Ее голос прозвучал так, будто она задыхалась после долгого бега; она уже едва могла смотреть в эти ярко-синие чудесные глаза.
– Правда, – мягко повторил Ник. – По крайней мере уж тысячу слов – точно. Давай-ка попробуем с самого первого. Какое же слово ты преподнесешь Сабрине? Пожалуй, я составлю список, и ты выберешь сама.
– Нет-нет, Ник, пожалуйста, не заставляй меня… Решай сам.
Боже, она в таком отчаянии, так беспомощна и так нуждается в нем!
– Ладно, так уж и быть. – Он вспомнил восторженное удивление в голосе Хоуп, когда она рассказывала ему о Викторе Тесье, и ее не менее восторженные отзывы о матери. – Это слово «милая».
На следующий день Ник узнал от Сабрины, что Хоуп использовала именно это слово, подсказанное им.
Программа «Победа» лежала на столе в его клетушке без окон, где помещалась только кровать.
Сабрина пришла сюда по приглашению Ника, и теперь на губах ее играла уверенная улыбка. Наконец-то сексуальный ковбой понял, что к чему. Наконец-то, обещала она себе, они возьмут свое. Они проведут вместе все оставшееся время начиная с сегодняшнего дня, пока девчонки-подростки будут обдумывать в своих комнатах, как составить прощальные сочинения.
Однако Ник встретил Сабрину не объятиями, а вопросами.
– Ну конечно, – нетерпеливо подтвердила она, – Хоуп потеряла в весе, и немало, а ее замечания во время дискуссий всегда точны и остроумны. Ей хочется нравиться, хочется иметь успех, поэтому она и старается изо всех сил. Она считает, что всему научилась, – продолжала Сабрина, – и без ума от своей внешности. Так и должно быть. Она и в самом деле выглядит прекрасно. Она будет победительницей и сохранит воспоминания об этом на всю жизнь, обретя уважение и уверенность в себе.
Хоуп без ума от своей внешности и интеллекта?
Ник так не считал. Несмотря на желанную потерю веса, эта трепетная лань все еще оставалась тихой, замкнутой и обеспокоенной. Но и полной надежды. Возможно, Хоуп Тесье была бы счастлива, если бы ее мать, Френсис Тесье, оценила ее успехи. Как бы там ни было, Ник был рад за нее.
– Ник! – Сабрина капризно надула губки. – Ты и вправду пригласил меня сюда, чтобы поговорить о Хоуп?
Ник не ответил, потому что в этот момент в дверь тихо постучали. Кокетливые губки Сабрины теперь, скорее, выражали раздражение, поскольку Ник отвернулся от нее, собираясь впустить гостя.
До сих пор Хоуп никогда не бывала в комнате Ника, и когда Ник открыл дверь и она увидела их обоих, то покраснела от смущения.
– Простите, – прошептала она.
– Все в порядке, Хоуп. Мы как раз говорили о тебе. И вообще, пойдем-ка прогуляемся, – предложил он, решительно прикрывая снаружи дверь комнаты и оставляя таким образом Сабрину злиться в одиночестве.
Ушли они недалеко, только до расположившихся в ряд пустых денников.
– В чем дело, Хоуп? – Ник выжидательно смотрел на нее.
– Я пришла попрощаться.
Хотя Ник и знал, что это должно было когда-нибудь случиться, он не ожидал, что его пронзит такая мучительная боль.
– Ты уезжаешь сегодня?
– Да, сейчас. Машина уже ждет.
Он с трудом перевел дух.
– Скажи мне, что случилось.
– Позвонила мама. Она оставляет Виктора. Он так и не захотел обратить на нее внимания, хотя все лето был с ней. Почему он так поступил?
– Не знаю. Возможно, он заключил какой-нибудь контракт, который не мог нарушить.
– Он должен был аннулировать контракт любой ценой… А теперь все, поздно.
– Куда ты едешь?
– В Лондон.
Хоуп разжала кулачок, и Ник увидел записку, написанную ею для него. Это был адрес Хоуп в Найтбридже, где она намеревалась находиться до конца лета, а также адрес ее пансиона в Валь-д’Изере.
– Мне пора. Самолет улетает из Грейт-Фоллз в четыре.
– Прощай, Хоуп, будь счастлива. И не забудь, что ты должна нормально есть.
Слабая улыбка осветила похудевшее личико, и Ник понял, что когда-нибудь Хоуп станет ослепительно прекрасной женщиной. Сейчас же она больше походила на бледную тень когда-то веселой девочки-подростка.
– Ник!
– Да?
– Не кури! Обещай, что не будешь.
Ник улыбнулся, но затем его лицо стало серьезным, и он сказал очень нежно и тихо:
– Береги себя, Хоуп Тесье.
Ее лицо тоже приняло серьезное, даже торжественное выражение, и внезапно Нику показалось, что каким-то таинственным образом она узнала всю неприглядную правду о нем.
– Ты тоже береги себя, Николас Вулф.
Хоуп повернулась и побежала. Она бежала до тех пор, пока не исчезла из его жизни.
Глава 13
Черная Гора Четверг, восьмое ноября
Кассандра вернулась в долину Напа на машине. Чейз выбрал этот способ доставить ее из Лос-Анджелеса, чтобы не привлекать нежелательного внимания; к тому же так советовали ее доктора.
На Кассандре, в отличие от того давнего памятного дня, когда она специально оделась во все черное, был светло-лиловый наряд, яркий и пушистый, как раз такой, какой она любила носить прежде. О нем позаботилась Хоуп, которая в придачу накупила ей множество ярких купальных халатов.
Волосы Кассандры уже успели чуть подрасти и теперь прикрывали ее голову, как туго натянутая шапочка.
В этот серый ноябрьский день алмазы уже не сверкали среди виноградных лоз, давным-давно расставшихся со своей сладкой ношей, и даже листья, прежде радовавшие глаз всеми красками осени, уже облетели. Только обнаженные лозы, словно унылые скелеты, напоминали о некогда зеленом царстве виноградников.
Надвигалась зима, время утрат и потерь.
Я не должна быть здесь. Я не могу!
Отчаянные мысли время от времени проникали сквозь туман, окутывавший все еще нечетко работающий мозг Кассандры. Врачи уверяли ее, что столь длительная заторможенность неизбежна, даже необходима, – это нечто постоянно волнующееся, этот кокон, окутывавший ее, едва проницаемое покрывало, избавит ее от всех горестей, тягот и неприятных мыслей, пока она не оправится настолько, чтобы быть в силах и состоянии взглянуть в лицо печальной правде.
