Имею топор – готов путешествовать! - Евгений Шепельский

Джабар кивнул и показал на трапезную:

– Туд…

Звеня по плитам подкованными сапогами, из-за угла храма вышел Сколдинг Фрей. На его боку красовалась тяжелая сабля. Проклятого альбиноса сопровождал десяток сутулых фигур в колпаках и попугайски раскрашенных мантиях.

Правдивые Маги. Самые настоящие, старые и не очень, но каждый – с бородой, которую обязан носить по уставу.

За ними, быстро передвигаясь, появились еще несколько человек, одетых в серое. Невысокие, смуглые, в одинаковых облегающих шапочках, с длинными кинжалами – не Убийцы и не Охотники. Новые отморозки для нашего города?

Позади всех маячил седовласый декан Виллановус – старейший и самый уважаемый карманник Харашты.

Имперский смертоносец пронзил меня таким взглядом, словно я украл у него невесту, венец и священника одновременно.

– Прикончить его!

Клянусь вам, он имел в виду меня. Только меня.

И никаких вам пафосных речей.

Изрядно я ему насолил.

16

Прикончить, надо же!

Я швырнул торбу под ноги и вытянул оба клинка. Значит, будем пробиваться с боем. Другого выхода я не видел, мои идеи кончились. Судя по молчанию спутников (ругань гнома я не считаю), их мысли тоже не блистали оригинальностью.

Я крутанул мечи и зарычал как надо, по-варварски, в глубине души чувствуя, что мне не хватает самоуверенности. Эх, где ты, мой топор? Не готов я без него путешествовать, совсем не готов.

Серые выстроились в ряд, перекрыв нам дорогу к трапезной. Их было, пожалуй, человек десять. Раскосые глаза и смуглая кожа обличали выходцев с Востока.

Позади, мелко семеня и заметая мантиями пыль, чародеи быстро образовали полукруг, взяв друг друга под локоток. В центре полукруга был обгоревший альбинос, крайние маги положили руки ему на плечи. Сейчас спляшут!

Только ничего смешного в этом не было. Как я уже говорил, волшебство в нашем мире вершится медленно и требует огромных сил, иногда просто несоизмеримых с эффектом от заклятия. Произнести заклятие может каждый дурак, обучившийся в магической школе, а вот связать его энергетическими нитями, чтобы оно сработало – на это нужно время. Много времени.

Правдивые Маги были вязальными крючками, ускоряющими исполнение заклятий Сколдинга Фрея, а так же – живой подпиткой его сил. Он наверняка здорово выложился сегодня ночью, чтобы затянуть раны, и не рисковал лезть в рукопашную. Я не знал, какие чары у него на уме, однако вперед он пустил людей в сером. Значит, смертоносец собирался обеспечить им магическую поддержку.

Вопрос: кого нам атаковать поначалу? Вернее, не так – кто из нас рискнет пробиться сквозь строй серых и вломить Фрею, а заодно и чароплетам, прежде чем смертоносец спустит заклятие с поводка? Он слишком далеко, чтобы прицельно бросить в него нож.

С боков, точно тени, возникли мои эльфы. Виджи снова заступила мне путь, резвая девчонка! Страха в ней не было и на столечко. Гритт, почему я не родился в эльфийском лесу?

Фрей мазнул по ушастым взглядом и снова уставился на меня. Издалека казалось, что в его левую глазницу вставлен граненый блестящий рубин. Очень… хм, злой рубин.

Я подался в сторону, различив напряженное лицо Джабара. Рядом баюкал колотушку мой гном.

– Вчерашний знакомец, – определил Его Величество Трезвость. – Ты не сказал, что выбил ему глаз.

– И вышвырнул из окна твоей конторы. Живучий, сволочь.

– Злопамятный.

– Ага… Олник! На тебе белобрысый! Выруби его раньше, чем он бросит заклятие!

– Дохлый зяблик… А-а-апчхи-и-и! Но как?

– Гритт, когда начнется свалка, прошмыгни как-нибудь… Не мне тебя учить! Если справишься, пиво за мой счет на весь год. Пей – хоть залейся.

Он вскинул на меня горящие глаза:

– Сделаю!

А ведь сделает. Главное – обеспечить гному должную мотивацию.

– Бог-ужасный… – проронил принц.

– Молчать, – отрезал я, сдвигаясь так, чтобы прикрыть своим телом Виджи. – Когда начнется, бежать за мной.

Серые начали выдвигаться вперед.

Ну, скрестим пальцы на удачу.

– Пробиваемся к тра…

Тут-то все и случилось.

Ну, то есть не все, половинка.

Распахнулись боковые ворота храма, и по выщербленным ступенькам во двор сбежали люди в черных блузах Гильдии Убийц (черный – это не столько романтично, сколько немарко, особенно когда твоя профессия связана с частым кровопусканием). За ними, топоча, явились орги. Оба-два, свежие, как огурчики, такие же лысые, красномордые и пучеглазые. Мертвый Язык обзавелся новым плащом, в руке держал клинок с синеватым отливом. Видимо, братец поделился с ним оружием.

– Мест нет, все занято! – сходу проревел Милашка-Очаровашка, увидав людей Фрея. Он потряс замотанной бинтами культяпкой. – Я не потерплю! Почему плохая погода?

Надо полагать, вчерашние раны не прибавили ему рассудка.

Последним из ворот выбрался магистр Ночной Гильдии Веселин Котятко – чахоточного вида мужчина лет сорока. Как и Виллановус, что отирался за спиной Фрея, он сопровождал тех, кто его подкупил. Какая прелесть.

Убийцы и Гхашш расположились между нами и людьми в сером. Декан и магистр обменялись нервозными репликами. Я расслышал что-то о "старом хрене на ножках" и о "хворой тюремной крысе"; дуайены Гильдии не испытывали друг к другу приязни. Джабар прошелся насчет обоих тоном гробовщика, у которого сбежала пара покойников.

Большей частью, Убийцы таращились на меня. Эльфов, по-моему, они вообще игнорировали. Я поежился. Не люблю быть в центре внимания, хоть режьте. Тьфу, и резать меня не надо! Маленькие арбалеты в руках некоторых Убийц мне особенно не нравились. Из такого можно легко застрелить человека, в упор всадив стрелу в глаз или горло.

Однако, интрига усложнилась. Но картинке не доставало цельности. Ее обеспечило прибытие новых действующих лиц: за нашими спинами раздался густой топот и лязг, и из-за другого угла храма высыпал отряд городской стражи. Надраенные кирасы с цветным гербом Харашты (вставший на задние лапы хорек, задирающий курицу), острые пики, круглые щиты, физиономии одна свирепее другой… Впереди рысил капитан Керрит, второй человек в страже после синдика-управителя – здоровенный малый с лицом, напоминающим натянутую на парикмахерскую болванку задницу с глазами. Старый опытный служака, слегка нервный, впрочем. Шлем нахлобучен по самую переносицу, в глазах – отвращение к окружающей действительности.

Еще на бегу у него отвисла челюсть, а когда он разглядел общую картину, то побагровел, как петушиный гребень.

– Эт-то кто? Эт-то где? П-почему, я вас спрашиваю?