Стражи Студеного моря - Виктор Михайлов

— Ты что же делаешь?! Разбойник! Да за это тебя в тюрьму! В тюрьму!..

— Оставь, сквалыга, — спокойно бросил Вергун. — Убери лапы!

— На весь порт одна сеть капроновая! Двадцать тысяч государственных денег стоит! В тюрьме тебя, лешего, сгноят! Остановись, пока не поздно!

— Скат ты! — в сердцах выругался Вергун. — Как есть скат!

В это время сейнер сильно накренился. Щелкунов потерял равновесие, оступился ногой в люк и, падая на спину, ударился головой о переборку.

Мотобот был в десяти кабельтовых от сейнера, когда обрушился новый, необычной силы заряд. Море заволокло сплошной снежной пеленой. Мотобот был потерян из виду. Но, готовясь к встрече, каким-то подсознательным, моряцким чутьем Вергун угадывал ход мотобота и точку встречи с ним.

Прошло еще несколько секунд.

— Право руля! — приказал Вергун рулевому и выкрикнул в микрофон: — Сети за борт!

«Вайгач» даже прилег всем бортом на волну— так круто переложили руль. Выбрасывая дрифтерный порядок, сейнер спешил уйти с курса мотобота, оставляя за кормой крепкую капроновую сеть.

Капитан «Бенони» находился в ходовой рубке, когда, сотрясаясь всем корпусом, его судно потеряло ход.

На винты мотобота тугими култышками намотались капроновые сети «Вайгача». Предстояло спустить за корму водолаза и пилить сети ножовкой для металла. Генри Лоусон — капитан «Бенони» — был опытный человек, он сразу понял, что игра проиграна.

Подобрав на борт остатки сетей, «Вайгач» прошел в нескольких кабельтовых от «Вьюги» и отсалютовал тифоном.

Команда сейнера столпилась на борту, рыбаки кричали, махали руками, шапками.

Сторожевой корабль передал на сейнер:

«БЛАГОДАРИМ ЗА ПОМОЩЬ!»

— и, сбавив ход, пошел на сближение с мотоботом, поднявшим на гафеле мачты норвежский флаг.

Тимка с трудом оттащил Щелкунова в глубину рубки и посадил, прислонив спиной к штурманскому столику. Помощник долго водил вокруг себя налитыми кровью глазами.

— Пропала… сеть? — спросил он хриплым шепотом.

— Половина еще осталась, — успокоил его механик.

Щелкунов схватился за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, застонал. Потом встал на четвереньки, схватился руками за край стола, чуть не стянув с него штурманскую карту, и с трудом поднялся на ноги. Подойдя к Вергуну, он с угрозой сказал:

— Ответишь, Вергун, перед государством!

У капитана раздражение против Щелкунова уже прошло: что со сквалыги возьмешь?! Иного он от него и не ждал.

— Видишь, Прохор Степанович, дело какое, — беззлобно сказал Вергун. — Был у меня друг, Завалишин. Мы с ним на охоту хаживали. Я по медвежьему следу иду — от дерева к дереву хоронюсь, чтобы зверя, значит, не спугнуть. А Завалишин посередке шастает, меж двух стволов. Я его и спрашиваю: «Отчего, друг, так ходишь?» А он: «Я, — говорит, — двадцать лет шофером на грузовике работаю, окончательно с машиной свыкся и хотя пешком иду, а все боюсь кузовом зацепить»…

— Побасенки твоей что-то не пойму! — зло бросил Щелкунов.

— Чего тут не понять! — удивился Вергун, но пояснил: — Когда ты будешь в себе государство чувствовать, как Завалишин грузовик, поймешь и побасенку мою. Государством меня стращаешь, а того не сообразишь, что государство это и я, Тимка вот, и он, — Вергун показал на рулевого. — Все мы — государство! А пограничник государству нашему — часовой!

14. ХУГГО СВЭНСОН СМЕЕТСЯ

В числе членов экипажа «Бенони» не было ни одного новичка. Эти люди привыкли к азартной игре, где ставкой зачастую бывает жизнь. Даже проигрывая, они сохраняли внешнее спокойствие. В этом заключалось достоинство игрока.

Неуправляемое легкое суденышко кренило до самого фальшборта. Снег с яростью шрапнели вгрызался в палубу.

Капитан «Бенони» Генри Лоусон, кэп, как его называла команда, спустился в машинное отделение. Здесь он снял подбитый мехом кожаный реглан, замшевую на молнии куртку и, засучив рукава, вместе с главным механиком попробовал вручную провернуть каждый вал в отдельности. Два боковых вала нельзя было сдвинуть с места: средний проворачивался с трудом.

— На одном двигателе мы сможем дать узлов десять, — доложил механик. — Надо очистить винт.

— Может быть, Траммэр, — так звали механика — это сделаете вы? — предложил Лоусон.

— Нет, кэп, много риска. Можно схватить насморк… — У Траммэра было чувство юмора.

— Вы набиваете себе цену. Водолазный костюм с электрическим обогревом, — надевая тужурку, сказал Лоусон.

— Во что это обойдется моему капитану? — спросил Траммэр.

— Пятьдесят фунтов.

— Пошлите Хугго, он мальчик крепкий, сэр.

— В этом водевиле, Траммэр, каждый играет свою роль. Сто фунтов сейчас или через десять минут ни пенса! — резко закончил Лоусон и пошел к трапу.

В это время судно накренило на противоположный борт, Лоусон не успел ухватиться за поручни, и его отбросило назад, к Траммэру.

Поддержав Лоусона, механик сказал:

— Можно, сэр, чеком на Варде. Да пришлите мне двух парней на помощь.

Водолаз еще был под водой, когда с правого борта показалась шлюпка пограничного корабля. Траммэра вытащили на палубу, он съехал по трапу вниз, и только в машинном отделении удалось снять с него водолазный шлем.

По внутреннему телефону Лоусон спросил:

— Траммэр, вы честно заработали свои сто фунтов?

— Я честно заработал двести! Очищен правый и средний винты. Гарантирую двадцать узлов хода, сэр.

— К нашему борту швартуются пограничники, Траммэр, чтобы у вас был достаточно кислый вид!

— Есть, кэп!

Ответа Лоусон уже не слышал, держась за поручни, он шёл на ют встречать подходившую шлюпку.

Нагорный закрепил фалинь за кнехт. На палубу мотобота поднялись капитан Клебанов, мичман Ясачный и радист Аввакумов, в шлюпке остался старшина Хабарнов.

Открыв на первой странице разговорник, Клебанов спросил:

— Ер де ди сом ер капитан?[14]

Вежливая улыбка сбежала с лица Лоусона, он не понял вопроса.

— Ией ер репресентант фор Совиет Унион гренсе вахт[15],— внушительно произнес Клебанов.

Снова наступила пауза, во время которой Лоусон, любезно улыбаясь, развел руками.

— Вильди комме мед скип документер[16],—. потребовал Клебанов.

— Послушайте, капитан-лейтенант, на каком языке вы говорите? — по-русски спросил Лоусон.

— Вы же идете под норвежским флагом! — сдерживая растущее раздражение, сказал Клебанов.

— «Бенони» приписан к Норвежскому порту. Что касается меня, я — англичанин, Генри Лоусон. Рад с вами познакомиться. Впервые я встретился с вашими соотечественниками на Эльбе, в сорок пятом году. Несколько лет работал с русскими в комендатуре Берлина.