Сладкий папочка - Лиза Клейпас

За всю свою жизнь я не оплатила еще ни одного счета. Я не знала, где наши социальные карты. И боялась, что у Каррингтон о маме не сохранится никаких воспоминаний. Лишь подумав о том, что мне не с кем будет вспомнить маму, я почувствовала, как из глаз у меня начинают катиться слезы. Они все лились и лились, пока я не разрыдалась и не ушла в ванную. Там я налила себе воды, села в нее, держа спину прямо, и, как ребенок, продолжала плакать, роняя слезы в воду, пока ко мне не пришло тупое спокойствие.

– Тебе нужны деньги? – без обиняков, напрямик спросила Люси, наблюдая, как я одеваюсь на похороны. Она согласилась посидеть с Каррингтон, пока я не вернусь с похорон. – Мы можем тебе одолжить. А папа говорит, в ломбарде есть работа на неполный рабочий день.

Первые дни после маминой смерти я без Люси не справилась бы. Она спросила, может ли она чем-нибудь мне помочь, я ответила «нет», но она не обратила на это внимания и все равно приступила к действию. Она настояла на том, чтобы я оставила у них Каррингтон на один день, таким образом давая мне возможность спокойно сделать все необходимые звонки и прибраться в доме.

В следующий раз Люси пришла ко мне с матерью, и они сложили все мамины вещи в картонные коробки. Сама бы я не смогла этого сделать. Мамина любимая куртка, ее белое платье в цветочек с запахом, синяя блузка, газовый розовый шарфик, которым она завязывала волосы, – все это и многое другое хранило в каждой своей складочке массу воспоминаний. По ночам я стала надевать мамину еще не выстиранную футболку. От нее пахло мамой и ее духами «Роса юности» oт Эсте Лаудер. Я не знала, как сделать, чтобы запах не выветрился. Придет время, когда мне захочется еще раз почувствовать дыхание маминого запаха, но аромат уже исчезнет, он останется только в моей памяти.

Люси с матерью унесли одежду в камеру хранения, и отдали мне ключ. Миссис Рейз сказала, что ломбард будет оплачивать хранение помесячно и что я могу держать там все, что угодно и сколько угодно.

– Ты сможешь работать, когда захочешь, – не отставала Люси.

В ответ на ее предложение работать неполный рабочий день я отрицательно покачала головой. Надобности в таком работнике, я была уверена, у них в ломбарде нет, и они предложили это, желая поддержать меня. И хотя я была им благодарна за их добросердечие больше, чем они могли бы предположить, я знала, что дружба живет дольше, когда друзей не эксплуатируешь.

– Поблагодари от меня родителей, – сказала я, – но я, пожалуй, поищу какое-нибудь место на полный день. Хотя еще не решила, что делать.

– Я всегда говорила, что тебе следует идти на курсы косметологов. Из тебя выйдет классный стилист по прическам. Я так и вижу тебя в будущем владелицей собственного салона. – Люси слишком хорошо меня знала: мысль о работе в салоне и все, что с этим связано, привлекали меня больше, чем что бы то ни было еще. Но...

– На то, чтобы получить лицензию, уйдет почти девять месяцев, и я при этом буду занята целый день, – сокрушенно сказала я. – Да и денег, чтобы оплатить образование, у меня пет.

– Ты можешь взять в долг...

– Нет. – Я натянула на себя черную акриловую кофточку без рукавов и заправила ее в юбку. – Нельзя начинать с долгов, Люси, не то все так и пойдет дальше. Если у меня нет средств, придется подождать, пока я не скоплю нужную сумму.

– Ты можешь никогда ее не накопить. – Люси смотрела на меня с терпеливым недовольством. – Если ты будешь сидеть и ждать, что к тебе явится фея и подарит платье и карету, на бал точно не успеешь, подруга.

Я взяла с туалетного столика щетку и начала собирать волосы в низкий хвост.

– Я никого не жду. Я сама обойдусь.

– Все, что я тебе предлагаю, – это принять помощь. Еще больше осложнять себе жизнь ни к чему.

– Я знаю. – Стараясь подавить раздражение, я заставила себя приподнять кончики губ в улыбке. Люси была заботливой подругой, и, зная это, терпеть ее командирский тон было немного проще. – А я вовсе не такая упрямая, как ты хочешь меня представить, – ведь я согласилась на предложение мистера Фергусона заменить мамин гроб на более качественный, разве не так?

За день до похорон мистер Фергусон позвонил мне и сообщил, что у него есть предложение, которое меня, возможно, заинтересует. Тщательно выбирая слова, он сказал, что производитель гробов только что выпустил свои художественные гробы в продажу, и поэтому гроб Моне уценили. Поскольку стартовая цена шесть тысяч пятьсот, ответила я, вряд ли он окажется доступен мне даже со скидкой.

– Они отдают их почти даром, – настаивал мистер Фергусон. – И гроб Моне теперь стоит не дороже соснового, который вы купили. Я могу их просто поменять без какой-либо доплаты.

Потрясение лишило меня дара речи.

– Вы уверены?

– Да, мэм.

Подозревая, что все это неспроста и щедрость мистера Фергусона как-то связана с его ужином с мисс Марвой, на который он водил ее пару вечеров назад, я пошла к ней и спросила открытым текстом, что произошло на той встрече.

– Либерти Джонс, – вознегодовала она, – не хочешь ли ты сказать, что я переспала с этим мужчиной, дабы обеспечить тебе гроб со скидкой?

Сконфуженная, я ответила, что не хотела ее обидеть и, разумеется, ничего подобного не подразумевала.

Все еще возмущаясь, мисс Марва сообщила, что если она и спала с Артуром Фергусоном, то этот треклятый гроб он мне отдал, вне всяких сомнений, просто так.

Похороны были красивыми, хотя, по меркам Уэлкома, и несколько скандальными. Ими руководил мистер Фергусон. Он сказал несколько слов о маме, ее жизненном пути и о том, как ее будет не хватать друзьям и двум дочерям. Луис не упоминался. Его родственник забрал его тело в Мескит, где он родился и где по-прежнему проживало много Сэдлеков. Для управления ранчо Блубоннет они наняли менеджера, бестолкового молодого человека по имени Майк Мендек.

Одна из маминых приятельниц с работы, толстушка с волосами чайного цвета, прочитала стихи:

Не убивайся так по мне,

Я не в могиле, не во сне.

Я – грохотанье тысяч бурь.

Я – снега чистая лазурь.

Я – над колосьями заря.

Я – теплый ливень сентября.

Едва проснешься в тишине,

Напоминаньем обо мне.

Щебечут пташки подле гнезд.

Я – мягкий свет полночных звезд.

Не надо слез, дрожащих губ.

Я не в могиле. Я не труп.

Стихотворение, может, и не религиозное, но, когда Деб закончила его читать, в глазах у многих стояли слезы.

Я положила две желтые розы – одну от Каррингтон, другую от меня – на крышку гроба. Если везде любимый цвет роз красный, то в Техасе он желтый. Мистер Фергусон пообещал, что наши цветы похоронят вместе с мамой, когда опустят гроб в землю.