Рюрик и мистика истинной власти - Михаил Серяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рис. 7. Карта распространения южнобалтийского гаплотипа R1a1a1g2*. Источник: Swinow. Меч Свентовита блеснул над головой норманиста… И что-то с глухим стуком упало на пыльные книжки // http: //swinow.livejournal.com/59307.html
Окончательно разобраться в вопросе достоверности текста ПВЛ нам вновь помогают данные нумизматики: «8-й этап обращения куфического дирхема – 860-870-е гг. – почти полностью совпадает с летописной хронологией правления Рюрика, правившего, согласно Повести временных лет, в 862-879 гг. В Восточной Европе выявлено рекордное количество монет (13 259) и кладов (35)… Расцвет наблюдается на следующих денежных рынках: Прибалтийском – 4 клада и 167 монет, Волховско-Ильменском – 6 кладов и 3972 монеты, Верхневолжском – 6 кладов и 4487 монет, Западно-Двинском – 4 клада и 2094 монеты, Поокском – 11 кладов и 1929 монет. Указанный расцвет следует связывать с некоторыми важнейшими мероприятиями Рюрика: 1) переносом центра политической власти из Старой Ладоги в Рюриково городище; 2) установлением контроля над важнейшими денежными рынками Северной Руси, в т. ч. Верхневолжским и Западно-Двинским (согласно Повести временных лет, его «мужи» были посланы в Полоцк, Ростов, Белоозеро, Муром).
Редкие нумизматические памятники зафиксированы на Днепро-Деснинском денежном рынке – 2 клада и 326 монет. Следует признать, что на указанном денежном рынке кризис второй половины 820-850-х гг. в полной мере так и не был преодолен. Еще хуже ситуация складывалась на Волго-Вятско-Камском денежном рынке (1 экз.). Ни одного клада не выявлено в бассейнах Нижнего Днепра, Дона, Нижней Волги. <…> Таким образом, к 860-870-м гг. на Волховско-Ильменском, Верхневолжском и Западно-Двинском денежных рынках относится выпадение 16 кладов и 10 553 восточных монет. Между тем ядро Южной Руси – Днепро-Деснинский денежный рынок – характеризуется выпадением лишь 2 кладов и 326 восточных монет. Уже из этих цифр становятся ясны истинные возможности Северной и Южной Руси 860-870-х гг. Очевидно финансовое превосходство Северной Руси: Старая Ладога и Новгород (Волховско-Ильменский денежный рынок), Ростов и Тимерево (Верхневолжский денежный рынок) и Полоцк (Западно-Двинский денежный рынок), над Южной Русью (Днепро-Деснинский денежный рынок). Следовательно, элиты Днепро-Деснинского региона реально не могли ничего противопоставить финансовому могуществу тех сил, которые контролировали бассейны Волхова и Ильменя, Верхней Волги, Западной Двины. Вся эта статистика – ключ к пониманию вопроса, почему Рюрик, согласно летописному преданию, «сруби город над Волховом», вокняжился в Новгороде, а «мужем своим» раздавал волости и города – Полоцк, Ростов, Белоозеро. Обретение власти над этими градами было в первую очередь установлением контроля над финансовыми потоками. На средства, добытые Рюриком, его преемник – Олег Вещий – смог объединить Русь»[389]. Поскольку расцвет торговли наблюдается именно на тех территориях, которые, согласно ПВЛ, входили в державу Рюрика, и разительно контрастирует с остальными регионами Восточной Европы, логично предположить, что летописец в данном случае верно отразил историческую действительность. Единство экономического развития указанных территорий, особенно на фоне незначительного количества находок во всем остальном регоне, в качестве самой первой причины предполагает их политическое единство.
Рис. 8. Составленная А. Н. Кирпичниковым карта Ладожской земли в конце X – начале XIII в. Источник: Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская земля VIII-XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Вып. I. Л., 1988
Другие источники отмечают активность основателя княжеской династии в северном направлении: «И посла (Рюрикъ) воеводу своего именем Валета и повоева Корелу и дань на нихъ возложи. Умре Рюрикъ въ войнѣ въ Корелѣ»[390]. Хоть это достаточно поздний источник, однако Чертковский список Владимирского летописца, который, как считается, был близок к погибшей в 1812 г. Троицкой летописи, содержит такую интересную подробность: «Умре Рюрик на поле в лето 6387 (879 г.)»[391]. Вполне вероятно, что автор летописца имел в виду поле боя. Другая рукопись дает нам несколько иное написание имени княжеского воеводы: «Ходилъ князь великиi рюрикъ с племянникомъ своимъ олгомъ воевати лопи и корѣлу. Воевода же у рюрика валитъ. I повоеваста i дань на нихъ возложиша… Лѣта 6387-го умре рюрикъ въ корелѣ в воiне; тамо и положенъ бысть в городе корелѣ, княжилъ лѣта 17…»[392] Обычно лопью древнерусские памятники называют саамов, однако карельские предания и данные топонимики Новгородской области показывают, что первоначально ареал расселения этого племени был гораздо обширнее, охватывая не только северный, но и южный берег Ладожского озера (рис. 8). «Между Ижорой и низовьями Волхова располагалась старинная новгородская волость Лопца. Существование Лопской сотни и близость древней Ладоги позволяют без колебаний включить эту территорию в состав исконной Новгородской земли»[393]. Обратившиеся к этому вопросу А. Н. Кирпичников и Е. А. Рябинин охарактеризовали приладожскую лопь как «довольно заметное автохтонное образование», следующим образом очертив ее первоначальные границы: «Конкретные географические сведения о новгородской лопи, хотя и относительно поздние, позволяют определить район ее обитания. В писцовой книге Водской пятины около 1500 г. обозначен Лопский погост Ореховского уезда, который занимал территорию южного побережья Ладожского озера по течению рек Назии, Шельдихи, Лавы, размером примерно 30×20 км. Западная граница погоста доходила до Орешка – его южное предместье называлось Лопской стороной. Кроме того, на р. Лаве и восточном берегу юго-западного залива Ладожского озера отмечена волостка Малая Лоппа. Последняя указывает, что западные границы лопи не ограничивались Лавой, а некогда пролегали ближе к Ладоге. Десятки перечисленных московскими писцами деревень носили финские, а точнее, саамские наименования. <…> Условно западноволховскую область лопского обитания можно поместить между реками Мгой и Волховом (где в окрестостях Старой Ладоги, кстати сказать, существует дер. Лопино). На западе лопь где-то в районе к югу от Орешка граничила с ижорой. Последней обычно приписывали, – как теперь думается, несправедливо, – все лопские владения»[394]. Источник, чуть более ранний, чем писцовая книга, фиксирует определенный уровень экономического развития данных мест: в проекте 1470-1471 гг. договорной грамоты Новгорода с Казимиром IV лопца по денежной повинности поставлена на пятом месте после г. Русы, Водской земли, г. Ладоги и Ижоры. Если примерное соотношение уровня развития этих областей имело место и ранее, это объясняет стремление Рюрика подчинить данное племя. То, что лопь входила в состав подвластных Рюрику племен, изучавшие Ладогу археологи предполагают на основе ее топонимики: расположенная на правом берегу Волхова напротив Княщина группа сопок носит название Лопино. Данный факт исследователи связывают с принадлежащим некогда князю правом сбора дани с лопи[395]. В принципе, нет ничего невозможного и в его стремлении обложить данью корел. Даже норманистка Е. А. Мельникова, исходя из того, что в основе сообщения ПВЛ о Рюрике лежало дружинное эпическое повествование, отмечает: «Вероятно, были в этом исходном сказании и эпизоды, изображавшие Рюрика отважным воином, покорявшим соседние народы»[396]. Утверждение о том, что после вокняжения три брата «начаша воевати всюду», присутствует в Новгородской летописи по списку П. П. Дубровского[397] и ряде других летописей. Таким образом, не исключено, что в более поздних источниках сохранились отдельные фрагменты этого дружинного сказания, по тем или иным причинам не включенные в текст ПВЛ.
Сообщение о смерти Рюрика в Карелии мы рассмотрим чуть ниже, а пока обратим внимание на имя его воеводы. Следует отметить, что впоследствии валитами именуется карельская племенная верхушка. Под 1337 г. в летописи упоминается Валит Корелянен, воевода Корельского города, который передал свой город сначала немцам, а потом новгородцам. В летописи с 1377 по 1417 г. фигурирует еще один Валит – новгородский боярин Иоанн Федорович. «Сага о Хальвдане Эйстейнссоне», написанная около середины XIV в., содержит такой интересный фрагмент: «Валь убил Свида и подчинил себе Кирьялаботнар. Он получил так много золота, что его невозможно было сосчитать…» Кирьялаботнар (букв. «Заливы кирьялов») современные историки локализуют в регионе Выборгского залива, окрестностях Саймы и северо-западных берегов Ладожского озера. Если мнение о связи Валя, правителя Кирьялаботнара, с карельскими валитами[398] верно, то это свидетельствует о том, что данное название племенной верхушки существовало уже в эпоху викингов. О том, что человек с похожим именем был русским дружинником еще в X в., говорит другой древний источник, совершенно не связанный с новгородскими летописями и скандинавскими сагами. Мусульманские летописи Дербенда, главного порта на Каспийском море, под 990 г. называют Балида в качестве одного из телохранителей-русов у местного эмира[399]. Как показывают другие исламские источники, от мусульманских авторов явно нельзя ожидать особой точности в передаче чуждых для них славянских имен. Существует версия о происхождении названия валитов от vaali – «выборы», однако она вызывает определенные сомнения, поскольку все исследователи согласны в том, что, когда этот титул фиксируется в письменности, он являлся наследуемым. Нет ничего удивительного в превращении выборной власти в наследственную. Гораздо более странным является то, что, став наследственной, эта власть самим своим названием продолжала напоминать о том, что первоначально она была избираема.