Данте - Сэди Кинкейд

не могу вспомнить. Она несет поднос с едой, и мой желудок урчит от запаха яиц и тостов.

Она ставит поднос в изножье моей кровати, все это время избегая зрительного контакта:

— Спасибо, — говорю я, стаскивая с себя одеяло и выбираясь из кровати, но она тихо выскальзывает из комнаты, снова оставляя меня одну.

Я все равно сажусь рядом с подносом, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем я снова увижу Данте. Нам так о многом нужно поговорить. Я ожидаю, что он будет здесь через несколько часов. Кричал на меня за то, что я уезжаю, и требовал ответов, которых у меня нет. Итак, почему часть меня все равно с нетерпением ждет встречи с ним?

На подносе два вареных яйца и два ломтика поджаренного тоста с маслом, а также кувшин с водой и стакан апельсинового сока. И прямо там, рядом со столовыми приборами, лежит бело — голубая коробочка с тестом на беременность — одним из тех дорогих цифровых. Итак, он хочет доказательств, не так ли? Я не против. Я зажгу эту крошку, как Четвертое июля.

Я сажусь, скрестив ноги, на кровать и начинаю есть, чувствуя себя лучше с каждым кусочком и надеясь, что если Данте еще не убил меня, то, может быть, мы сможем во всем разобраться.

Глава 22

Данте

Тихое тиканье часов, кажется, насмехается надо мной, пока мы ждем его прибытия. Мой отец узнал о маленькой попытке побега Кэт и Джоуи прошлой ночью и настоял на том, чтобы прийти сегодня в дом, чтобы обсудить мою ошибку в охране.

— Я действительно должен быть здесь для этого? — Джоуи говорит со вздохом и закатывает глаза.

— Да, ты, блядь, понимаешь, — огрызаюсь я. — Ты причина, по которой он приходит сюда.

— Фу, — стонет она, плюхаясь на диван.

— Скоро все закончится. Пусть он побеспокоится о твоей безопасности и о том, что мне нужно более внимательно присматривать за тобой. Это заставит его почувствовать себя хорошим отцом, а потом я предложу ему виски, и он сможет уйти.

— Прекрасно, — вздыхает она. Она снова закатывает глаза при звуке его голоса, заполняющего коридор снаружи.

Я смотрю на нее:

— Все будет хорошо. Будь с ним мила, и мы сможем избавиться от него как можно скорее.

Она издает еще один неодобрительный звук из глубины своего горла прямо перед тем, как он входит в комнату. Как только он оказывается внутри, она встает и улыбается ему. Это хорошо отработанная процедура.

— Привет, папа, — она подходит, чтобы обнять его, но он отстраняет ее и стремительно пересекает комнату, кладя руки на мой стол и свирепо глядя на меня.

— Как, черт возьми, ты позволил этому случиться? Моя дочь и твоя шлюха просто выходят отсюда, как ни в чем не бывало.

Отодвигая стул, я тоже встаю, отказываясь, чтобы он возвышался надо мной, как будто я все еще ребенок:

— Она не шлюха, — защищаю я Кэт, хотя я на нее ужасно зол. — И они не ушли отсюда. Максимо точно знал, что они задумали, и остановил их, прежде чем они смогли уйти.

— С ней нужно разобраться, — рычит он.

Я знаю, что Джоуи смотрит на меня с открытым ртом, но я по — прежнему сосредоточен на своем отце:

— Ей двадцать один. Что ты хочешь, чтобы я сделал, отобрал у нее мобильный телефон?

— Не Джизеппина. Шлюха, — выплевывает он.

— Ее зовут Кэт, — рычу я на него. — И с ней обращаются.

— Было ошибкой привести ее в этот дом. Она видела слишком много. Тебе нужно разобраться с ней, Данте, — настаивает он, и теперь я точно знаю, что он имеет в виду.

— Я, блядь, не могу убить ее, пап, — огрызаюсь я.

— Потому что ты слаб, — фыркает он.

— Нет, — кричу я ему. — Потому что она, блядь, беременна.

Он моргает, глядя на меня, и Джоуи в шоке ахает, ее рука взлетает ко рту.

— Твоим ребенком? — мой отец спрашивает, нахмурившись.

— Да, с моим гребаным ребенком.

— Данте, я не знала, — говорит Джоуи. — Если бы я знала, я бы никогда…

Мой отец поворачивается к ней, его лицо искажается от гнева, когда он поднимает руку и дает ей пощечину с такой силой, что ее голова откидывается назад.

— Какого хрена ты делаешь? — я обхожу стол, чтобы добраться до него, когда он собирается ударить ее снова. Я хватаю его за запястье, когда Джоуи отшатывается назад, прижимая руку к лицу и в ужасе, шоке глядя на нашего отца. Он не бил ее так с тех пор, как она была угрюмым подростком.

— Она нуждается в дисциплине. Ты слишком мягок с ней, — рычит он, высвобождая руку.

— И тебе, блядь, нужно успокоиться, старик. И если ты еще раз тронешь ее хоть пальцем, я отрежу всех до единого.

Теперь он переводит свой свирепый взгляд на меня. Я давно не видел его таким взбешенным. Он всегда жесток и постоянная заноза в моей заднице, но сейчас он так зол, что практически с пеной у рта.

— Я звонил Лоренцо этим утром. Сказал ему договориться о возвращении домой. Он вернется через несколько недель.

Мой лоб хмурится:

— Ты не должен был этого делать.

Его губы скривились от отвращения:

— Кажется, я это сделал.

— Он нам не нужен.

— У него было более чем достаточно времени вдали от дома. Он должен быть дома и присматривать за своей семьей, а не валять дурака в Италии.

— Он ухаживает за своей больной женой, — напоминаю я ему.

— Он вернется. Дело сделано, — говорит он, пренебрежительно качая головой.

Я стискиваю зубы, прежде чем сказать что — то, о чем потом пожалею.

— Если ты не собираешься убивать эту Катерину, — он выплевывает ее имя. — Тогда ты женишься на ней.

— Какого хрена? — я рычу на него, оскалив зубы, когда надвигаюсь на него.

— Твоя мать никогда не простит тебе, если ты воспитаешь ее первенца — внука незаконнорожденным, — настаивает он. — Всади ей пулю в голову или кольцо на палец, моё дитя. Потому что я не позволю ублюдку унаследовать мою империю.

— Убирайся к черту из моего дома. Сейчас