Неру - Александр Горев

Заводские трубы, как и прежде, выбрасывали в атмосферу клубы черного жирного дыма. А поодаль от заводов, вблизи садов и парков возводились новые банки с крепостными стенами. За зеленым сукном столов, в тишине банковских залов финансисты подсчитывали военные барыши, перераспределяли капиталы, которые потом будут затрачены на производство изощренного оружия, предназначенного для уничтожения людей, для разрушения созданных ими материальных и духовных ценностей.

Но народы больше не хотели войн. Страна Советов дала миру великий исторический пример строительства новой жизни. Заявляя о своей солидарности с пролетариатом всех стран и протягивая руку помощи угнетенным нациям, она положила начало необратимому процессу единения первого в мире рабоче-крестьянского государства с международным рабочим и национально-освободительным движениями.

В апреле 1926 года Джавахарлал с Камалой и дочерью приехал в Женеву и поселился в скромной квартире на окраине города. Беспокойство за здоровье жены и перспектива вынужденной бездеятельности угнетали Неру. Кроме того, ему тогда недоставало ясного видения пути к намеченной цели. Там, в Индии, он много говорил о свободе, но ему никогда не хватало времени серьезно вдуматься в содержание этого, казалось бы, простого и понятного слова.

«Мы хотим свободы мысли, свободы действий, быть хозяевами своей судьбы и строить Индию, достойную гения ее народа. Мы не хотим, чтобы Индия рабски подражала Западу» — так говорил его отец, примерно то же часто повторял и Джавахарлал. Но стоило только ему задуматься над тем, как воплотить эти слова в реальность, и он обнаруживал отсутствие в них плоти. В самом деле, можно ли говорить об одинаковой свободе для феодала и крестьянина? Джавахарлал знал, что крестьяне «не видят ясной связи между своими повседневными страданиями и борьбой за сварадж». И тогда он снова мысленно обращался к Ганди, которому, как никому другому, удавалось ладить и с элитой, и с социальными низами, не поступаясь своими принципами. «Ганди — великий крестьянин с крестьянским взглядом на вещи и с крестьянской слепотой в отношении некоторых сторон жизни, — рассуждал Джавахарлал. — Может быть, в любой другой стране он был бы сейчас не на месте, но Индия, видимо, все еще понимает или, по крайней мере, ценит людей пророчески-религиозного склада, говорящих о грехе, спасении и ненасилии... Ганди как вождь пришел не откуда-то сверху, он незаметно вышел из гущи народа, снизу, и все его мысли были поглощены заботой о судьбах миллионов обездоленных и угнетенных соотечественников. Он говорил, что его «самое большое желание — осушить слезы у всех людей». Проповедуя свой моральный закон правды и любви, отождествляемый с ненасилием, он стремился восстановить духовное единство индийского народа. Ганди мечтал об Индии, «в которой беднейшие люди будут чувствовать, что это действительно их страна, в строительстве которой они будут иметь решающий голос... где не будет высшего и низшего класса людей». Он часто говорил о «боге бедняков» или о «господе, живущем в бедняке». Джавахарлалу иногда казалось, что за этики словами «скрывалось прославление бедности». Но сам Неру считал бедность «отвратительным явлением, с которым надо бороться и которое надо искоренять, а отнюдь не поощрять каким бы то ни было образом». Каждый раз, когда он заводил разговор с Ганди на эту тему, тот подчеркивал, что богатые должны относиться к личной собственности как к народному добру, вверенному их попечению. Такая точка зрения совершенно не удовлетворяла Джавахарлала. Он отказывался понимать, что в этом именно и кроется разрешение социальной проблемы. Он уже стал достаточно опытным политиком. Утопических представлений, основанных на патриархальных обычаях и религии, Джавахарлал не принимал. Он подходил ко всему с меркой прогресса и считал полезным заимствовать все лучшее из опыта европейских развитых стран, в том числе из опыта России, которая, покончив с царским деспотизмом, решала социально-экономические и национальные задачи, во многом схожие с теми, которые стояли перед Индией. Извлечение уроков из истории политической борьбы других народов не означало для него преклонения перед чужеземным примером. «Плохо то, — размышлял он, — что Индия колеблется между слепой приверженностью к своим старым обычаям и рабским подражанием иностранному укладу жизни. Ни в том, ни в другом она не может найти ни облегчения, ни источника жизни и развития».

Хотя поездка Джавахарлала за границу была вынужденной, ему хотелось использовать пребывание в Европе, чтобы как можно основательнее ознакомиться с международными делами, установить контакты с друзьями Индии. Этого от него ждали и отец и Ганди. Махатма снабдил его рекомендательным письмом к Ромену Роллану, который в это время жил под Женевой на своей вилле «Ольга». «Один из моих самых дорогих соратников и друзей», — писал ему Ганди о Джавахарлале.

Обстановка в доме Роллана простая, ничего лишнего. Кажется, все вытеснили книги. Джавахарлалу глубоко симпатичны внутреннее благородство и нравственная чистота хозяина дома. Они беседуют на родном языке Роллана — французском. Разговор идет легко, как будто собеседники давние близкие знакомые. Роллан понимает и любит Индию. Он написал яркую книгу о Махатме Ганди, «открыв» его для Европы, а затем выпустил еще две биографии индийских «духовидцев» — Рамакришны и Вивекананды. Обоих — и Неру и Роллана — занимает проблема личности и общества: как добиться примирения противоречий между ними. Джавахарлал знаком с роллановской «Декларацией независимости духа» и с его проповедью «свободно мыслящего интеллигента», стоящего в стороне от социальных битв. Теперь в словах Роллана он улавливает нотки прощания с прошлыми убеждениями, исходившими из того, что интеллигент должен только ограничиваться мышлением, чуждаясь действия. Теперь писатель готов сам устремиться в политику, в гущу событий и действовать сообща с рабочими, с представителями угнетенных народов. Роллан рассказывает Неру о своей новой книге — «Прощание с прошлым», в которой он без сожаления расстается со своей апологией «свободного духа». По его словам, социализм и коммунизм представляют «единственную гарантию подлинной независимости духа, единственную возможность полного и интегрального развития индивидуальности».

Выводы писателя удивляют Джавахарлала: ведь Роллан — пропагандист и поклонник того Ганди, который неустанно повторяет, что революционный путь не для Индии и что «Индия не хочет большевизма».

В начале 20-х годов, если не считать отдельных сторонников марксизма, в Индии еще не было организованной партии коммунистов. Однажды, в 1923 году, Джавахарлалу попал в руки еженедельник «Социалист», издававшийся в Бомбее индийскими марксистами. А вскоре, в начале 1924 года, колониальные власти организовали так называемый Канпурский процесс. Суд приговорил группу обвиняемых, среди которых были и коммунисты, к четырем годам строгого тюремного заключения. В Бомбее вскоре после вынесения приговора был создан «Комитет в защиту индийских коммунистов». Комитет опубликовал обращение к индийской общественности и к Коммунистической партии Великобритании создать денежный фонд с тем, чтобы добиться в апелляционном суде отмены приговора и признания за индийцами права на образование коммунистической партии54.