Приказчик без головы - Валерий Введенский

Крутилин обратился к судье:

– Осмелюсь просить ваше высокоблагородие разрешить мне покинуть залу в связи с неотложными сыскными делами.

– Ну, если стороны не возражают… – Но разрешить Якоб не успел, его громко перебил Тарусов:

– Возражают!

Дурные предчувствия Крутилина оправдались. Худшее, похоже, еще впереди.

– Но вы, кажется, заявили, что вопросов более не имеете? – предпринял он попытку настоять на своем.

– Пока не имею! – с ударением на первом слове сказал князь.

Дитцвальд приехал в Окружной суд заранее – мало ли, вдруг поезд задержится? Потому успел в своей камере[52] не только в сотый раз пролистать дело Муравкина, но и ознакомиться со сводкой ночных происшествий. Ах, какой он нашел там козырь! И сейчас выпал шанс его предъявить.

– Ваше высокоблагородие! – встал Фердинанд Эдуардович. – Я хотел бы пояснить присяжным, по какому именно делу торопится Иван Дмитриевич.

Крутилин удивленно на него посмотрел. Что сие значит? Откуда Дитцвальду знать? Они даже не разговаривали сегодня.

Якоб кивнул.

Фердинанд Эдуардович повернулся к присяжным:

– Сегодня ночью был застрелен Василий Мордасов, беглый каторжник и безжалостный убийца. Знаете, господа[53], где он скрывался от полиции?

– Я проте…

Дитцвальд криком заглушил князя:

– В квартире присяжного поверенного Тарусова!

– Господин председательствующий. – Дмитрий Данилович был взбешен. – К слушаемому делу это ужасное происшествие никакого отношения не имеет.

– Протест принят! Тихо! Тихо! – судья призвал взбудораженный зал к порядку. Ему срочно надо было принимать решение: отпускать Крутилина или нет. – Господин присяжный поверенный, правильно ли я вас понял, что в ходе слушания может возникнуть необходимость передопросить господина начальника сыскной полиции?

– Правильно, ваше высокоблагородие!

– Хорошо. Коллежский асессор Крутилин, я запрещаю вам покидать зал суда до окончания разбирательства. А товарища прокурора я прошу воздержаться от заявлений, не относящихся к делу! Следующий свидетель – прошу…

Нет никакой необходимости приводить полную стенограмму процесса Муравкина. Остановимся лишь на отдельных, наиболее любопытных эпизодах.

Свидетель Макар Басяткин, половой в трактире «Дедушка».

– Во что был одет Сидор Муравкин? – задал вопрос Тарусов.

– Рубаха синяя, штаны серые, сапоги грязные!

– Почему вы связали Муравкина?

– Он, с розочкой, на купца вятского двинулся, – плечистый здоровяк Макар изобразил руками, как Сидор разбил бутылку о край стола. – Мы с Федькой, это товарищ мой, тоже половой, его скрутили, а потом руки за спиной связали и отвели на второй этаж, там у нас нумера.

– Странно, обычно дебоширов просто выкидывают за дверь. Вы к каждому нарушителю полицию зовете?

– Нет, но Сидор уж больно разошелся! Выкинешь такого, а он, не дай бог, у входа кого прирежет. Вот хозяин и велел Сидора в часть сдать, пусть проспится…

– Итак, вы отвели господина Муравкина на второй этаж и заперли на ключ. Ключ в замке оставили?

– Нет! В карман положил, чтоб не искать, когда полиция явится.

– Но когда прибыли полицейские…

– Полицейский, – поправил Дмитрия Даниловича половой Басяткин. – Климент Сильвестрович в одиночку пришли-с.

– Но когда прибыл полицейский, в нумере никого не было. Так?

– Ну не совсем! Мыши там сновали!

Смех в зале.

Якоб затряс колокольчик:

– Тихо! Свидетель Басяткин, вы в суде находитесь! Шуточки свои приберегите для трактира.

– Веревки, которыми Сидору руки связали, лежали на полу?

– Нет, ваше благородие! Ни веревок, ни мешка…

– Какого мешка?

– Так Сидор со всеми пожитками в трактир пришел. И с жалованием за целый год. Его, бедолагу, со службы выгнали.

– Дверь в нумер была сломана?

– Нет!

– Как так? Вы ж ее на ключ закрывали?

– Да у нас такие ключи, что бабской шпилькой можно открыть.

– Получается, кто-то открыл дверь и Сидора вместе с мешком вывел из трактира.

– Ну да!

– А вы ничего не видели?

– Так я из кухни на чистую половину ношусь, а Федька из кухни на грязную. Что там в нумерах делается, нас не касается.

– Господа присяжные, – в очередной раз обратился к заседателям Дмитрий Данилович, – прошу запомнить вас несколько обстоятельств. Первое – при себе потерпевший имел крупную сумму денег, и все посетители трактира об этом знали. Что стоило кому-то из них подняться на второй этаж, открыть шпилькой дверь и вывести оттуда потерпевшего, а потом в тихом месте убить и ограбить? Второе – в день убийства потерпевший набросился с острым предметом на некого купца. Подчеркиваю, некоего! Потому что следствие не удосужилось ни допросить, ни даже установить его личность. А ведь исключать вятича из списка подозреваемых никак невозможно! Сидор Муравкин имел намерение его покалечить, и вполне вероятно, что неизвестный нам доныне купец не стерпел такое оскорбление. Поднялся на второй этаж, вывел и убил!

Крутилин ерзал на скамье. Прав адвокат, ох прав! Версия с купцом была поначалу главной. Но найти его по горячим следам не удалось, а после обнаружения головы о вятиче попросту забыли.

– И третье: пропавший мешок с вещами потерпевшего. В доме Антипа Муравкина его не нашли. Запомните это!

Тарусов сел, а Дитцвальд встал:

– Да, не нашли! На признательном допросе подсудимый заявил, что утопил вещи брата вместе с телом.

– Фердинанд Эдуардович, а вы не задавались простым вопросом: почему от вещей мой подсудимый избавился, а вот голову оставил на вешалке висеть?

– Он про нее забыл.

Свидетель Пафнутий Щериля, по прозвищу Кутузов, дворник дома, где проживали Муравкины.

– В своих показаниях, повторенных и здесь, вы утверждаете, что видели Сидора Муравкина в день исчезновения. – Дмитрий Данилович уже освоился и больше не прятался за столик для присяжных поверенных, а прохаживался по залу.

– Да, ваше благородие, так и есть!

– Который час был?

– Да кто ж знает? Нам хрунометры не положены!

– Ну давайте попытаемся припомнить вместе. Сидор днем зашел? А может, утром?

Щериля наморщил лоб:

– Вечером! Точно! Хозяйка только-только в церковь ушла.

– Во что был одет?

– Во что? – Кутузов снова задумался. – Дай бог памяти… Рубаха красная, портки черные, а кушак лиловый.

– Одежда на нем чистой была?

– Да!

– Следов грязи на лице не заметили?

– Никаких. Будто после бани!

– Трезвый, пьяный?

– Как обычно. Он завсегда по воскресеньям…

– Так ведь мы про понедельник толкуем! – громко воскликнул Тарусов.

– А в понедельник тем более! Я потом узнал, его в тот день с лавки погнали. Вот и нарезался, скотина…

– А как вы объясните мне такой факт: половой Басяткин видел Сидора примерно за час до вас, однако уверяет, что одет тот был в синюю рубаху и серые штаны, а кушака не имел вовсе.

– Ну не знаю, что там вам Макарка наговорил, только Сидор в красной рубахе был. Точно!

– А мешок за его плечами заметили?

– Не помню…

– Ваше высокоблагородие, – Тарусов обратился к Якобу, – разрешите вопрос к обвиняемому?

– Разрешаю!

– Как был одет ваш брат в воскресенье, на крестинах?

– По-праздничному! Красная рубаха, черные штаны. Синюю-то он только по будням надевал.

– Что скажете, свидетель? Может, вы дни перепутали? Может, видели вы Сидора не в понедельник, а в воскресенье?

– Я, ваше благородие, не мальчишка, чтобы путать. Мне, ежели хотите знать, семьдесят пятый годок пошел. В понедельник дело было. Вошел Сидор к ним в квартиру, и больше я его не видал.

– Ладно, спрошу про другое: мы с вами когда-нибудь встречались?

– Ну конечно, ваше благородие! Неужели позабыли?

– Здесь вопросы задаю я. Где именно?

– В моем дворе, я больше нигде и не бываю…

– Когда?

– Давеча! Вы про Муравкиных спрашивали, полтину мне дали…

– Все верно! Вот только давеча – это когда?

Кутузов задумался, даже в затылке почесал, потом брякнул наудачу:

– В этот понедельник!

– А вот и нет! Днем раньше. – Тарусов обернулся к присяжным: – Это засвидетельствует господин Прыжов, с которым мы были вместе, его показания впереди.

– Ваше высокоблагородие! – подпрыгнул Дитцвальд. – Защита в который раз уводит дело в сторону. Какая разница, когда господин Тарусов посещал двор господина Щериля?

– Господин председательствующий! Согласно статьи 721-й Устава уголовного судопроизводства, стороны имеют право предложить свидетелю вопросы не только о том, что он видел или слышал, но также о тех обстоятельствах, которые доказывают, что он не мог показанного им видеть или слышать. Свидетель, как я только что продемонстрировал, не способен сопоставить дни с произошедшими событиями.

Свидетель Осетров, купец второй гильдии.

– Покойный вас шантажировал? – неожиданно, после ничего не значивших вопросов, атакует Тарусов.