Онассис. Проклятие богини - Сергей Марков

В конце июня 1947 года на пристани Нью-Йорка Мария Каллас взошла на борт теплохода, взявшего курс на Неаполь.

…Первую рецензию на премьеру Марии Каллас Онассис прочтёт 26 декабря 1947 года. Это будет положительный отклик на премьеру, точнее, ввод Марии в «Норму» в Генуе. И выучит рецензию наизусть. А потом будет беспрестанно цитировать. (Забегая далеко вперёд скажем, что с цитатой из той первой серьёзной рецензии он и придёт к ней в Париже с последним предложением руки и сердца, но будет уже слишком поздно.)

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой рассказывается о браке по расчёту и уроках тестя-миллиардера

Приехав в Шереметьево почти за три часа до назначенного времени (и всё ещё на что-то надеясь, мало ли что бывает, а вдруг?), я прогуливался по пустынному гулкому залу прилёта, делая вид, что букет привезённых мною роз не имеет ко мне ровно никакого отношения. Анализировал, подобно Штирлицу, ситуацию с дочкой Онассиса, прорабатывая возможные и невозможные варианты. Кто такой Каузов, который в качестве жениха прилетал с Кристиной, откуда взялся? Если чекист, что скорее всего, потому что таких случайностей не бывает, то слишком уж грубо, примитивно сработано.

С другой стороны, это же потрясающий ход: воспитать наследника Онассиса и присвоить его плавучую империю, крупнейший в мире частный флот! Так или иначе, но комбинация гениальная! А что я, собственно, знаю о Кристине Онассис? Взбалмошная, непредсказуемая… Ничего конкретного. И шансов никаких не имею. Хотя вот Каузов, Каузов Сергей, мой тёзка и ненамного старше, как-то ведь сумел её закадрить…

Я прогуливался по залу прилёта, поглядывая на часы, поднимался, дабы убить время, наверх, в зал вылета, столь же пустынный и гулкий, снова спускался. Понемногу аэропорт стал оживать: подъезжали репортёры, съёмочные группы устанавливали, настраивали, проверяли аппаратуру… Мне хотелось «затеряться в толпе», которой тогда просто-напросто не могло быть в международном аэропорту «Шереметьево-2» — по определению, как говорится. Поневоле прислушивался к разговорам, пересудам вокруг на русском, английском, французском, греческом, испанском…

Имели место как вполне логичные предположения, так и совсем абсурдные, невероятные. Большинство встречающих сходились во мнении, что жених Кристины Онассис — кадровый офицер разведки, проверенный в деле чекист «с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем» (как говаривал Феликс Дзержинский), получивший задание из Центра и с блеском его выполнивший. Рознились версии выполнения этого архисложного задания. Одни говорили, что это огромного роста накачанный боец, не имеющий равных в постели, и поэтому вопрос решился в первую же ночь. Другие уверяли, что жених, наоборот, неказист, но осаду вёл долгую, умелую, по всем правилам искусства обольщения. Кто-то доказывал, что это Владимир Высоцкий, которому надоела Марина Влади, и всё совпадает с описаниями: небольшой рост, низкий хрипловатый голос, да всё!.. Кто-то горячо утверждал, будто жених — сын члена политбюро, курирующего нефтегазовый комплекс, и отныне танкерная флотилия Онассиса станет монопольно вывозить нефть из СССР и продавать за золото, которое то ли пойдёт на подготовку и проведение Олимпиады-80, то ли по совершенно секретному решению будет храниться на личных счетах и в банковских хранилищах самих членов политбюро на чёрный день — если внезапно произойдёт обвал цен на нефть…

Между тем время приземления самолёта Париж — Москва приближалось, и атмосфера накалялась. Уже почти все встречающие, а в общей сложности человек пятьдесят, скопились у выхода из депутатского зала. «Раз, два, три, четыре, пять…» — проверялись диктофоны. Всё чаще слепили фотовспышки. Жарко становилось от включаемых и выключаемых юпитеров.

Самолёт прилетел по расписанию. Через час, миновав бдительный — муха не пролетит! — паспортный контроль и таможенников, досматривавших всех без исключения прибывших, утомлённые пассажиры стали выходить по одному в зал. Кристины всё не было, как и её спутника Каузова. Миновали полчаса, час, пошёл второй, все пассажиры разъехались…

А потом стало известно, что Кристина Онассис прилетела утром, остановилась в гостинице «Интурист» на улице Горького (Тверской) и в настоящее время разгуливает по Красной площади. Журналистская братия, как воробьиная стая от выстрела, снялась и упорхнула в сторону Красной площади, будто Кристина там стояла и ждала, мечтая кому-нибудь дать интервью.

Но лично мне в тот же вечер повезло: я увидел её в интуристовском ресторане «Золотой», куда трижды возвращался выпить чашку кофе и бокал вина, словно предчувствуя, что радения мои не напрасны, и куда перед закрытием спустилась с компанией Кристина, близоруко и подозрительно озираясь по сторонам.

Вскоре в западной прессе, а к некоторым изданиям (выборочно, в основном левым или нейтральным) я как будущий журналист-международник порой допускался, была опубликована аналитическая статья — «История загадочной любви греческой миллиардерши и одноглазого русского чекиста».

Это одна из крупнейших в XX веке операций ОГПУ-НКВД-КГБ СССР, говорилось в статье, сопоставимая по масштабу с легендарной операцией «Трест», так называемым «другом Ленина» Армандом Хаммером и даже «мюнхенским сговором Сталина с Гитлером» (!). Якобы Кристина, оставшаяся после гибели брата Александра, а затем смерти отца единственной владелицей колоссальной империи Онассиса, растерялась, не зная, что делать и как поступить с этим обрушившимся на неё несметным богатством: движимым (крупнейшим в то время частным торговым флотом в мире) и всем сопутствующим недвижимым (островом, замками, домами по всему миру), акциями в самых доходных корпорациях, счетами в банках и пр. и пр. И тут в офисе одной из её многочисленных компаний — «Олимпик маритим» в Париже — раздаётся телефонный звонок. Джентльмен приятным баритоном на безупречном английском представился Сергеем Каузовым из московского представительства Совфрахта. Звонил господин Каузов по поводу возможности аренды её танкеров для перевозки нефти. СССР тогда только начинал по большому счёту выходить на мировые нефтяные рынки, и результат этих переговоров имел чрезвычайное значение.

Но 27-летнюю Кристину, по её признанию, заворожил голос. Ей, мультимиллиардерше, не столь уж важен был результат, у неё, «привыкшей к ломаному, колониальному английскому, просто закружилась голова от тембра, от очень приятного оксфордского произношения с придыханием». Прощаясь, она в шутку пригласила Сергея Каузова на переговоры в Париж, думая, что для рядового советского клерка это исключено. И каково же было её изумление, когда буквально несколько дней спустя в отеле «Крийон» ей представили господина Каузова собственной персоной.