Онассис. Проклятие богини - Сергей Марков

На момент их знакомства ему исполнилось 37 лет, писали газеты, и она мгновенно подпала под его мужское обаяние. Хотя Каузов был заметно ниже Кристины, лысоват, один глаз заметно косил…

Если вкратце свести все западные журналистские байки, то первое их общение выглядело примерно так. «Вы верите в Бога? — осведомилась она. — Вы — член партии коммунистов, не отпирайтесь, я знаю, что вы являетесь советским агентом, иначе никогда бы здесь, в отеле „Крийон“ в центре Парижа, не оказались. Так вы верите в Бога? Отвечайте!» — «Ну, как сказать… — смутился коммунист Каузов. — С одной стороны… но с другой…» — «А с третьей или десятой?» — саркастически усмехнулась Кристина Онассис. «Верю, в общем-то». — «И это мне заявляет убеждённый коммунист-ленинец?..»

Не прошло и часа, как они поднялись в королевский сьют Кристины и сразу же предались любви (как сообщали журналисты — наверное, держали свечу).

Однако окончательно, как писала буржуазная пресса, Сергей Каузов покорил взбалмошную гречанку тем, что, подписав удачный для греческой компании контракт, отказался от предложенных Кристиной премиальных в долларах, с трудом поместившихся в «дипломате». «Так мог поступить только святой! — восхитилась наследница. — Я люблю тебя, Серёжа!»

С тех пор они не расставались в Париже, несмотря на то, что около них постоянно дежурили агенты не только французской разведки и американского ЦРУ, но и спецслужб других морских держав, с которыми Онассис когда-либо имел дело и которые (каждая по-своему и сугубо по своим, надо полагать, причинам) пытались предотвратить вопиющий мезальянс. На миллиардершу оказывалось беспрецедентное давление. Но безуспешно. Упрямство Кристина унаследовала от отца.

С гомерическим хохотом уроженка родины Гомера объясняла друзьям: «Русский, коммунист, агент КГБ — столько запретных плодов в одной корзине, кто же мог устоять?»

На шестом этаже сталинского дома на улице Горького, 4, жила моя однокурсница Елена. Её окна смотрели прямо на гостиницу «Интурист». И поскольку ни Дон Жуана, ни даже Бальзаминова из меня не вышло, я решил заделаться папарацци. Взяв свой «Зенит» с 200-миллиметровым телевиком и воспользовавшись тем, что родители моей подруги на даче, я устроился с фотоаппаратом у окна, вычислив апартаменты, где жили Кристина с Каузовым.

Я надеялся, что ещё при остатках дневного света, пока моя чувствительная плёнка хоть что-то может уловить, Кристина, возможно, даже обнажённая, подойдёт к окну, чтобы задёрнуть шторы. Не подошла. Я просидел в засаде до половины четвёртого утра и ушёл несолоно хлебавши. Но на другой день вернулся в квартиру Елены. И на третий.

На четвёртый день, проявив, напечатав, просмотрев отснятое мною и удостоверившись, что Кристину на фотокарточках не узнал бы и собственный папа, я отправился в редакцию газеты «Гудок», с ответственным секретарём которой был знаком. Взяв с него страшную клятву, что будет молчать, поведал ему о задании КГБ и своём самонадеянном намерении сделать (по крайней мере) репортаж. Он выслушал меня с искренним, как показалось, сочувствием. Кому-то позвонил, с кем-то, не назвав ни одного имени, посоветовался. После чего, выразительно вздохнув, отобрал у меня кровное удостоверение внештатного корреспондента «на временное хранение» и взамен напечатал двумя пальцами на старинной машинке (которая, должно быть, помнила ещё удары пальцев Ильфа и Петрова, в своё время работавших в «Гудке») письмо следующего содержания:

«Многоуважаемый господин Каузов! Газета „Гудок“ убедительно просит Вас допустить к съёмкам и оказать по возможности содействие в политически взвешенном и правдивом освещении событий нашему внештатному корреспонденту-стажёру, студенту четвёртого курса международного отделения факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова (декан — Я. Н. Засурский) тов. Маркову С. А. Заранее благодарим и просим извинить за возможные неудобства».

Подпись, подумав, ответсек не поставил, но спасибо что хоть напечатал на фирменном бланке. Хотя логичнее было бы получить такое письмо на бланке журфака за подписью вышеупомянутого Засурского.

— Подведёшь ты меня под монастырь, — тяжко вздохнул ответсек, протягивая мне сию лягушачью бумажку.

— Спасибо! — выдохнул я и спешно покинул кабинет.

Со следующего дня, обретя какую-никакую легитимность, я стал почти открыто охотиться за знаменитой парой.

Это оказалось делом непростым. Опасаясь повышенного, мягко говоря, интереса, они как-то незаметно покидали свой многокомнатный люкс в «Интуристе» и ездили по Москве на «Волге» Каузова, но всегда в сопровождении многочисленной охраны. Когда удавалось их засечь, я лихо, нарушая правила движения и отмахиваясь от гаишников выданным мне письмом, преследовал «Волгу» на отцовском «москвиче».

Они посещали Третьяковку, Пушкинский, Музей Советской армии и Военно-морского флота, планетарий, Бородинскую панораму… Иногда бывали у матери Каузова, которая в ту пору работала вторым режиссёром какого-то объединения на «Мосфильме» и жила в двухкомнатной квартире на Мосфильмовской, недалеко от киностудии. Остальное время наследница проводила в своём сьюте, расположенном в отдельном, изолированном крыле «Интуриста», где постоянно дежурили телохранители — немолодые угрюмые греки, доставшиеся Кристине, наверное, в наследство от папы.

Однажды неожиданно мне удалось проскользнуть внутрь. Я крался на цыпочках, готовя «к бою» фотоаппарат, но тут был замечен охранниками. Последовала немая сцена. Мне показалось, что они с интересом разглядывают мой «Зенит». Не успел я выкрикнуть, что я — пресса, как послышалась греческая ругань (благозвучная!), меня в два счёта скрутили и вышибли.

Хорошо, что тогда ещё не было принято убивать журналистов на месте.

Соперничество двух титанов, выдающихся self-made men, всевластных миллиардеров, Аристотеля Онассиса и Ставроса Ниархоса, достойно песни Гомера. И по сей день многое в этом соперничестве остаётся тайной.

Морской офицер Ставрос Ниархос перед пулями и снарядами на Второй мировой войне не кланялся, воевал смело, честно и даже не был ранен. К концу войны теплоходы его компании в мирном режиме курсировали по Средиземному морю, но выходили и в Атлантику, бывали и в Персидском заливе…

Впрочем, для начала давайте познакомимся с Ниархосом.

Родился Ставрос в 1909 году в семье Спироса Ниархоса и Евгении Кумандарос, натурализованных американцев, незадолго до рождения сына вернувшихся в Грецию. В штате Буффало у них был свой магазин, но жилось там трудно, невесело, и беременной Евгении всё время не хватало лимонов. «Наш мальчик хочет к солнцу», — заключил Спирос, уверенный, что родится именно сын, и в апреле, когда поспели первые лимоны, супруги прибыли в Афины, а в солнечном июле, третьего числа, на свет божий появился Ставрос.