Встретимся в полночь - Морин Гу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знал, что должен был бы удивиться тому, что она никогда не была под кайфом, но мне не хотелось заставлять ее лгать. Мое сердце было сейчас не на месте.
– Так вот почему ты постоянно голодная, – сказал я вместо этого. – У тебя аппетит от пения под кайфом.
Она пихнула меня в бок.
– Ха. Как бы там ни было. Да, от этого я чувствую себя хорошо физически. Но это также акт создания чего-то прекрасного из ничего, акт передачи моих чувств с помощью звука. Это волшебство.
Волосы у меня на руках встали дыбом, я потер их.
– Я знаю, о чем ты.
Фотография заставляла меня чувствовать то же. Когда я запечатлевал нечто особенное, образ, отражавший мои взгляды, без слов. Я тоже считал это магией.
Она взглянула на меня, на лице ее промелькнуло смущение.
– Кроме того, я хорошо умею это делать, и мне приятно делиться этим со всем миром. Я знаю, это звучит самодовольно.
Я покачал головой.
– Нет, на самом деле заряжает, когда слышишь, как кто-то отдает должное собственным умениям.
– Правда? – воскликнула она, чуть подпрыгнув. – Девочек постоянно учат быть такими скромным. Не дай бог мы вдруг проявим гордость и уверенность в чем-то.
– Ну, в противном случае вы, маленькие леди, решите, что можете править миром или типа того, – сказал я, цокнув языком.
Лаки рассмеялась, от души, всем телом, оттолкнув мою руку.
– Это забавно, потому что вы, мужчины, так лажаете, вырастая. Вы, ребята, испортили этот мир.
Мы увернулись от пары детей, играющих в мяч, и на секунду оторвались друг от друга, а потом снова сошлись, чтобы взяться за руки.
– Так и есть. И так будет продолжаться, – сказал я.
– В смысле? – Лаки подняла лицо ко мне, козырек ее кепки был задран достаточно, чтобы я мог увидеть ее глаза. Они были распахнуты, в них не было осуждения.
– Я считаю, что история человечества, по сути, печальна. С начала времен мы застряли в круге угнетений и страданий, – сказал я.
Она помолчала секунду. Я задавался вопросом, как она вписывается в эту историю. Какой на самом деле была ее жизнь. Гламурная, как это преподносили социальные сети, демонстрирующие полеты первым классом и бесплатную одежду? Или, скорее, как тесная клетка? Она со мной не соглашалась, потому что ее жизнь – сплошной инстаграмный праздник? А, может быть, было что-то еще.
– Ты серьезно считаешь, что мы застряли? – спросила она.
Я кивнул.
– Да, взгляни на нас сейчас. У нас были войны. У нас сейчас идут войны. Мы никогда не переставали быть ужасными.
Она скорчила гримасу.
– Да, я не могу отрицать, что в прошлом случалось ужасное. Невыразимо ужасное, и такое есть и сейчас. Но, думаю, теперь страшное происходит реже.
– Это нельзя оценить количественно, – мне было неприятно отвечать так, но это правда.
– Вообще-то, я не тупица, – сказала она, быстро уходя вперед. Казалось, ее подпитывало чувство собственной правоты. – Даже без статистики перед глазами можно сказать, что качество жизни и общая безопасность сейчас немного повыше, чем в Средние века?
– Совсем чуть-чуть, – сказал я с легкой улыбкой, пытаясь не отстать от нее. – Кстати, ты знаешь, куда мы идем?
– Нет! – ответила она.
– Ладно, спросил на всякий случай, – сказал я. – Иди вперед, пока не упрешься в воду.
– Хорошо, – отрезала она. – Как бы там ни было. Я не какая-то там Поллианна. В жизни все сложнее. Человек постоянно развивается и эволюционирует. Мы нашли лекарство от полиомиелита, но у нас есть и штурмовые винтовки. Я это понимаю. И не вижу, чем может помочь, ну, цинизм.
– Ты что, вроде как, оскорбляешь меня? – спросил я, отчего-то не обидевшись, но развеселившись. Я догнал ее, и теперь мы шли в ногу, возвращаясь к роскошным магазинам, где толпа становилась гуще.
– Нет, – она помедлила. – Может быть. Я понимаю цинизм. Но не считаю, что в итоге он приносит какую-то пользу.
Она бросила на меня проницательный взгляд, и я хотел защитить свое мировоззрение утомленного жизнью человека, но тут она подняла палец, заявив:
– Человечество испорчено. Но для нас еще не все потеряно!
– О боже, – со смехом ответил я. – Это что сейчас было?
– Ты меня зацепил! – воскликнула она.
– Баллотируешься в президенты?
– Нет. Но могла бы, – ответила она, фыркнув.
Я представил себе, как в будущем Лаки совершает великие дела, еще более великие, чем теперь, и вдруг меня осенило, что я не увижу Лаки завтра, не говоря уже о будущем. Я вижу ее в реале только сейчас.
Часы пробьют полночь, и она уйдет навсегда.
Глава тридцать пятая
Лаки
Я могла бы быть президентом.
Однажды, когда мне было двенадцать, я сказала: «Я могла бы быть звездой K-Pop». И сделала это.
Что произошло с тех пор? Почему я, в какой-то момент, когда достигла именно этой цели, перестала считать, что смогу сделать все, что захочу? Вот я раздаю Джеку советы лайф-коуча, хотя сама погрязла в тех же страхах.
Изменилась ли я? Изменилось ли то, чего я хочу от музыки, от K-Pop? Впрочем, последнее не имело значения, отрасль ведь не поменяется под мои запросы.
Энергия, которую я чувствовала раньше, как будто выплеснулась из меня.
Мы прошли мимо дилерского центра Porsche, у которого стояли мужчины в смокингах с подносами шампанского, предлагая его потенциальным покупателям. Толпа становилась все более шумной, так что мы примолкли.
Затем я услышала слабый, успокаивающий звук флейт. Мы шли, и звук становился все громче, пока мы не натолкнулись на его источник: группа пожилых женщин в спортивных костюмах занималась тай-чи[3] в огромном внутреннем дворе, окруженном модными магазинами. Музыка раздавалась из маленького беспроводного динамика перед ними, группой руководила женщина в малиновом свитшоте.
Видеть этих спокойных пожилых женщин рядом с шумными люксовыми магазинами было сюрреалистично.
И я хотела бы почувствовать себя частью этого.
– Скоро увидимся, – крикнула я Джеку, а потом побежала к ним.
– Ты куда? – услышала я из-за спины, когда уже занимала место в третьем ряду. Женщины же ничего не сказали мне, просто подвинулись, освободив мне место.
Я никогда раньше не занималась тай-чи, но могла понять хореографию, понаблюдав немного. Вскоре мои конечности двигались синхронно с телами остальных – руки поднимались над головой, ноги медленно перемещались слева направо, колени были чуть согнуты при движении.
Поднять руки
