Двойной бренди, я сегодня гуляю - Мария Елифёрова

(...друга! что я несу!)

— ...не предпринимать авантюрных шагов.

Лаи не отвечал. Мэлори поспешно добавил:

— Я понимаю, вы нервничаете, вам в голову приходят всякие инициативные планы... но от них лучше отказаться.

Взгляд Лаи упал на него так, словно перед ним был несмытый унитаз.

— Что вы ещё мне посоветуете? Отрезать себе локон чести?

Он демонстративно забросил за ухо длинную прядь. И в самом деле, неплохо бы отрезать, с бессильной яростью подумал Мэлори.

— Не много ли пафоса из-за пучка волос?

— Если у вас не хватает уважения на пучок волос, — парировал Лаи, — как его хватит на целого человека?

Он соскользнул под стол и вынырнул с другой стороны. Пока Мэлори сидел, хлопая глазами от этого неожиданного унижения, барнардец захватил со стола свой поднос с недоеденным обедом и пересел за стол Лики и Коннолли.

Лике очень хотелось спросить, чем так рассержен их инопланетный коллега, но она перебарывала это желание. Интуиция подсказывала ей, что задавать такие вопросы неуместно, может быть, даже опасно. Коннолли тоже молчал.

— У вас хлеба совсем нет, — невпопад сказала она, — возьмите в автомате.

— Спасибо, я не люблю, — ответил Лаи. К ним присоединился Флендерс. Он прекрасно видел попытку разговора между барнардцем и Мэлори, и его это не на шутку встревожило.

Боковым зрением Лаи увидел Флендерса и поднял голову от тарелки. Две пары чёрных блестящих глаз — одна на розовом лице, другая на тёмном, — на мгновение встретились. Флендерс уловил исходящий от барнадца беззвучный запрет. "Ладно, — ответил он взглядом, — молчу". Как бы заранее пресекая движение разговора в злополучную сторону, Лаи подчёркнуто нейтральным тоном спросил:

— А почему Симон настаивает, что это не икона? У него есть своя гипотеза?

— Ну конечно, — первые слова у Флендерса получились фальцетом, в горле пересохло, и он поспешил глотнуть сока. — Его гипотеза всем известна: он считает, что это изображение политического лидера.

— Но какой резон так заботиться об изображении политического лидера? Умирать мучительной смертью и всё равно пытаться сохранить портрет? Они ведь не могли обманываться насчёт будущего своей цивилизации.

Лика тихонько улыбнулась про себя: Лаи вздумалось подтвердить достоверность анекдотов о барнардском мышлении.

— Почему же? На Земле такое бывало нередко. Ещё в совсем недавние времена, лет двести назад.

— Вы не можете сравнивать, — заупрямился Лаи. — Вам же не случалось вымирать полностью. А эти марсиане знали, что вымирают. И всё равно берегли портрет. Для кого? Они не могли предвидеть, что вы прилетите. По Земле тогда бродили динозавры.

— Динозавров ещё не было, — поправил Коннолли, — это был докембрий.

— Тем более.

— Вик, — с сожалением проговорил ирландец, — ты знаешь, что такое "авторитаризм"?

— Имею представление, — коротко ответил Лаи.

У Флендерса взмокли подмышки. Нужно ли говорить ребятам, что случилось в лаборатории? Не при Лаи, конечно... Ох, не вышло бы хуже.

— Но я бы не стал, — продолжал Лаи, — проецировать факты, известные из истории Земли, на неизвестную вымершую расу, которая даже не относится к млекопитающим. Смотрите. Вот моя рука. По ней никто не определит, из какой я звёздной системы. Мои глаза, уши, нос — всё почти как у вас. Если я подстригусь, как Миай, меня на расстоянии двух метров никто не отличит от землянина.

Его голос вдруг дрогнул. Заметила это одна Лика. Какой-то утаённый лисёнок, несомненно, поедал его изнутри, и её зацепило нехорошее подозрение, что этот зверь вынесен из кабинета Мэлори. Нужны были веские причины для того, чтобы воспитанный и уже не юный Лаи полез под стол, лишь бы только не оставаться рядом с главой экспедиции. Хотя как знать, что является веской причиной для барнардца?

— И всё-таки различия в нашей психологии колоссальны. Так где научная логика в том, чтобы приписывать ваши стереотипы поведения каким-то драконам?

— Драконам? — переспросила Лика. — Вы думаете, что они похожи на драконов?

— Я разве сказал "драконам"? Куда-то меня не туда занесло...

— Почему не туда? Это ты классно придумал, — Коннолли причмокнул губами. — "На Марсе открыта ископаемая цивилизация драконов!" Журналисты с руками оторвут.

— Это не я придумал, — тон Лаи снова сделался сухим. — Благодарите Эрику.

Больше ничего не говоря, он встал со своего места, взял поднос с грязной пластиковой посудой и с грохотом свалил её в утилизатор. Только после этого он обернулся через плечо и вяло сказал:

— Извините меня, я пойду прилечь. Я очень устал.

24. ЧТО У НИХ ОБЩЕГО?

Барнарда, 17 декабря 2309 г. по земному календарю.

Лика и Патрик дожидались Дафию у выхода из магазина в нижнем этаже отеля. Он пошёл покупать гостинцы для Дорана. Виктора с ними не было — поручив друзьям проводить Дафию в медицинский центр, он удалился к себе. Ему не терпелось взглянуть на скачанные данные.

— Классный у него брат, — сказал Коннолли. — Хотя совершенно не похож. Может, они побратимы?

— Вроде бы они из одной семьи. Интересно, почему он всё ещё рядовой?

— Насколько я знаю, у барнардцев повышение получить довольно трудно, а жизненный успех от него не особо зависит. Так что многие по этому поводу не заморачиваются.

— Всё-таки странно. Он, похоже, совсем необразованный.

— Ну, не совсем. Маорийский-то он немного выучил, в отличие от Дорана.

Дафия наконец появился, нагруженный пакетами с фруктами и умопомрачительно пахнувшими горячими лепёшками, выпекавшимися тут же в отеле. На что он рассчитывает, изумилась Лика — полумёртвый Доран вряд ли в состоянии всё это съесть. Перебросив пакеты в левую руку и помахав им правой, солдат объявил:

— Па-идём!

Поднявшись наверх на лифте, они столкнулись с непредвиденным препятствием. Врач, крохотная сухощавая женщина средних лет (видимо, та, с которой поругался Лаи), отказалась пустить их сразу, сказав, что Дорану нужен покой после приёма лекарства и им можно будет войти только через полчаса — что по земным часам составляло около сорока пяти минут. Дафия надулся, но не посмел возражать. Втроём они устроились на низком диване в фойе. Лика чувствовала себя стеснённо. Она не предполагала, что им придётся надолго остаться в компании Дафии. Как поддерживать беседу, если он на маори и то говорит с трудом?

Дафия, однако, не испытывал никаких затруднений. Бесцеремонно втиснувшись между нею и Патриком, он улыбнулся белозубым ртом и объявил:

— Ви-ремя много. Я буду фото показать.

Хотя из занятий, доступных землянам, просмотр семейных фотоальбомов бьёт все рекорды докучности, Лика и Коннолли восприняли эту идею с энтузиазмом. Обоих искушала возможность приоткрыть завесу над домашней жизнью Лаи. Дафия вытянул из пояса дисплей пеленгатора и загрузил фотографии прямо на него.

Лика жадно уставилась в экран. Её глазам представали все Лаи в полной комплектации: юный Дафия, почти неотличимый от теперешнего Дорана; сам Доран — глазастый младенец в белом платьице; братья в обнимку — Дафия уже обрит, Виктор ещё нет. Было странно видеть его с копной длинных кудрей, как у Амаи Ори (но с Ори спутать его было невозможно — не было у Ори такого серьёзного, упрямого взгляда исподлобья, такой оттопыренной губы). Были и какие-то другие люди, молодые и старые, в родственные отношения которых было вникнуть трудно. Гоняя снимки по экрану указательным пальцем, Дафия комментировал:

— Я. Фихо-тор молодой. Доран малый-малый. Дедуши-ка...

Затем последовала фотография двух красивых женщин, похожих, как сёстры — одна с лиловыми серьгами в ушах, другая с жёлтыми. Дафия улыбнулся застенчиво и нежно.

— Наша супу-руги.

Лика ощутила замешательство. Лаи никогда не говорил ей, что женат. Хотя, с другой стороны, она и не расспрашивала его о его личной жизни, да это и не дело учёных, работающих в одной команде... Которая из них его жена? Лика не решилась спросить прямо и прибегла к детской уловке:

— Которая из них ваша?

— Обе наша, — ответил Дафия с обезоруживающим простодушием. — Обе две наша с Фихо-тор.

Недоумение на лице Лики, наверное, было слишком явственным. Коннолли прыснул.

— Ты же учила антропологию, — сочувственно сказал он по-английски. До неё вдруг дошло.

— Тьфу на тебя! — по-русски сгоряча сказала она. Хотя браниться на Патрика было совершенно не за что. Сердилась она сама на себя — за то, что проявила элементарное невежество, хотя давно могла бы навести справки в Интернете, и за те грязноватые ассоциации, которые сами собой лезли в голову (хотя она догадывалась, что барнардцы вряд ли устраивают оргии вчетвером). Спасла её медсестра, которая выглянула за дверь и сообщила, что к Дорану можно зайти.