Мир Маньяка - Владимир Уваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушаюсь! – шутливо сказал Кот и подошёл к Ву. – Что скажешь?
– Это сто процентов он. Сомнений нет. Тот самый Бегокол.
– И всё? Больше мыслей нет?
– Ты знаешь, есть мысли, но пока они глупые и требуют шлифовки.
– А улыбка? Ничего не напоминает тебе? – Кот терпеливо ждал ответа.
– Давай потом. Последние дни непростые выдались, даже для меня. Очень хочется расслабиться и не алкоголем, а попариться по-настоящему и умные мысли послушать.
– Кто О позвонит насчёт баньки?
– Такое впечатление, что ты его боишься!
– Иногда побаиваюсь.
– Ну, иногда – и я. Хорошо, позвоню. А сейчас – я домой.
Кирилл внимательно наблюдал за их разговором. На ВДНХ он попал, следуя за Николаем Усовым, убийствами которого он «питался» последнее время. Именно питался, поскольку они нужны ему были почти как еда. И даже нужнее.
Хотя его «поводырь» – так он называл тех, за кем следовал – не убивал на своих пробежках в Ботаническом саду, но на всякий случай Кирилл следовал за ним и там.
Вдруг он встретит какую-нибудь знаменитость?
И убьёт её.
И хотя всё случилось наоборот, всё же Кирилл получил то, что хотел – Николай никого не убил в тот день, просто убили его. Когда он пролезал в прорешину в заборе. Неожиданно и быстро. И что главное – абсолютно спокойно, а это означало только одно: Кирилл получил нового поводыря, взамен старого, причём – одномоментно.
А этот новый…
Он даже был симпатичней прежнего. Гибкость, точность движений, ясный и спокойный взгляд – всё это предвещало много новых и интересных…
Убийств.
Причём – однозначно много, потому что поймать его будет сложно, а может быть – и невозможно.
Он вспомнил произошедшее…
– Попался! – сказал он радостно и по-доброму, как старому другу, осторожно выглядывая из-за дерева. – Теперь я – твоя тень!
Когда всё закончилось – а произошло это очень быстро – Кирилл подошёл к телу. Вокруг никого не было.
– Надо передать «новому» поводырю привет. Пусть знает, что он – не один, и я всё знаю о нём… – на минуту задумавшись, он посмотрел вокруг, как смотрит художник на чистое полотно холста, и придал телу положение человека, улыбающегося и подмигивающего всем к нему подходящим.
Жутко и не смешно…
Получалось именно так, ведь он это делал уже не раз.
После этого достал из кармана старенький кнопочный телефон и набрал номер:
– Полиция, тут человек лежит, по-моему – мёртвый. Где лежит? А, забудьте! Кто говорит? Я же сказал – забудьте. И с Новым годом! – он выключил телефон. – Пожалуй, не буду сообщать, – и счастливо засмеялся.
Глава 33. Настоящая русская баня[66]
К Юрию Мефодьевичу Сенцову майор и режиссёр ездили стабильно. Чтобы поговорить. Учитель, психотерапевт, друг и просто хороший человек в одном флаконе. Вот кем он был для них. Хотя и непростой порой, да и не стали бы они прислушиваться к простаку.
Чаще всего они называли его просто – О.
Почему О?
Прозвища, клички, погремухи даются разные, но задача у них одна – несколькими словами рассказать о человеке многое. Пусть и гротескный, но создающий образ мудрого Учителя Мастер Йода. Интересный персонаж ассоциировался с Учителем, мудрость которого была просто безгранична. Привычка сокращать, и Йода превратился в Йо, какое-то сильно американо-реперское слово, которое почти сразу трансформировалось в Ой, ведь он действительно был «ой! какой!». Но не всегда ведь! И осталось просто О, что-то бесконечное, как змея, кусающая свой хвост, и ещё напоминающее звук Ом.
Жил их друг за городом, рядом с лесом, если не сказать – в лесу. А рядом была вода, большая вода.
Его дети уже давно выросли и разлетелись по свету. Поэтому вместе с О жила только его жена – молодая, стройная девушка с характером. Относился он к ней как к непослушной дочке – воспитывал, жалел и ухаживал.
Они оба пылали одной страстью – самосовершенствованием, хотя понимали эту задачу по-разному: как путь так и цель.
Всё на этой планете у Юрия Мефодьевича делилось на три категории: живое, неживое и иное. Нет, иное – это были не инопланетяне или иные, которые с лёгкой – и надо сказать, талантливой! – руки писателя-фантаста Лукьяненко заполонили умы на десятки лет. А это были неживые предметы, к которым он относился с душой и никак не хотел признавать в них отсутствие оной. Может, поэтому его недорогие машины не ломались в пути, простенький, но любимый фотоаппарат делал удивительные снимки, которые невозможно было отличить от профессиональных, сделанные дорогущими камерами. А уж о бане и говорить было нечего. Все, побывавшие в ней, поголовно сообщали, что такой баньки они не видали никогда.
Баня для Юрия Мефодьевича была и не помещением для помывки, и не рюмочно-распивочной, и уж точно – не переговорным помещением. Она была для него храмом души и тела. И рассказывать о ней он мог бесконечно.
И вот, после всех последних своих приключений друзья с удовольствием скинули с себя в прихожке одежду, а вместе с ней – и плохие мысли, которые в хорошей баньке не только не приветствуются, но и строго возбраняются.
– Мефодьевич, давай о чём-нибудь душевном, без глубокого копания поболтаем, что-то намаялись мы, так всё закрутилось да накрутилось, что запутаться можно… – Кот устало зашёл в баньку.
– Тогда о баньке поделюсь, о настоящей русской баньке. Записываю я более яркие свои ощущения. Почитаю вам, а что-то расскажу, да на вопросы ваши поотвечаю, коли они будут. А вы – вместе с Банным[67], – меня послушаете…
Тут О сделал паузу и через секунду продолжил:
– Спроси́те меня: как душу почистить можно? А вы сходите в правильную баню да с правильным человеком, там всё и поймёте, в бане мы ведь настоящие, если, конечно, пришли попариться, а не вопросы решать да водку хлестать. В чём мать родила, без прикрас – задумайтесь над этим. И очищение это – не только телесное. В баньку я ходил с детства – в общественную, на юге строить домашние бани как-то не прижилось – где пар подавался из трубы. Ещё в юности спасла она меня от гайморита – другу операцию сделали, я же парной жёсткой обошёлся. Уже позже довелось париться с сибиряком в бане при стадионе, он-то и вдохнул в меня Парной Дух. После баньки зрение обострялось, красоту природы стал замечать, будто пелена с глаз упала, звуки чётче, а состояние – вроде сто грамм выпил – приятность и расслабленность есть, а тяжести нет. Когда был непростой период тяжёлой работы – считаю, что только банька и давала мне силы. Ещё позже появилась и своя: полоки из