Чернокнижник - Александр Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всё будет хорошо, – сказал он.
– И всё?
– И всё. Только, чтобы это хорошо настало, должно быть вначале очень плохо.
– Как плохо?
– Должно быть так плохо, что тебе даже трудно представить.
– А ты представишь?
– Попытаюсь.
– Представляй побыстрей. Может быть, мы вернёмся домой?
– Обязательно вернёмся. Но сейчас нам туда нельзя.
– Почему?
– Потому что мы получаем очень большие деньги, которые обеспечат достойную жизнь не только нам здесь, в Париже, но и нашим родителям там, в России.
– Кстати, насчёт денег. Вчера заходил Мишель. Я не стала тебя отрывать от работы. Он принёс аванс из издательства. Хороший он человек. Если мы уедем домой, жалко будет с ним расставаться.
– А мы не расстанемся с ним.
– Ты хочешь сказать, что он уедет с нами?
– А почему не уехать? Я же сказал, что в России всё будет хорошо. Не хуже, чем в Европе.
– Ну это уже из области фантастики.
Обе башни Собора Парижской Богоматери резко накренились к земле (относительно облаков). Наташа с испугом подняла глаза вверх и посмотрела на небо. Крупная капля дождя сорвалась с тучи и упала прямо в глаз.
– Надо идти домой, – сказала она мужу. – Пусть этот корабль плывёт по Сене без нас.
– Я не знаю. У меня в голове только чувства, которые ещё надо одеть в слова. Слова составить в предложения, те собрать в сюжеты, сюжеты разбить по главам, а главы выстроить в нужном порядке.
Глава 15
Последний опубликованный роман принёс доходы, о которых никто даже не мечтал. И дело совсем не в уникальности и не самобытности писателя. Дело в том, что, самым необычным образом, главный сюжет произведения был подхвачен средствами массовой информации. Но и это ещё не всё: после того, как СМИ поведали о том, что главная героиня романа покончила с собой не только в книге, но и наяву, к автору стали относиться, как к пророку. Таинственность придавало то обстоятельство, что в сознании обывателя писатель жил за границей и умудрялся публиковать свои произведения здесь. Но как он из-за границы умудрялся наблюдать и описывать конкретного живого человека? Более того, корреспонденты, описывающие этот феномен, раскопали интересную деталь, поднявшую рейтинг писателя до недосягаемых высот. Оказывается, героиня романа наложила на себя руки гораздо позднее, чем книга вышла в свет. Это означало только одно – писатель мог заглядывать в будущее. «Лагерный роман» был распродан за рекордно короткие сроки. Издательство переиздало роман, но и этот тираж растаял в книжных магазинах, как снег. Всё это происходило на фоне внезапно свалившейся на страну свободы. Можно было говорить о чём угодно и как угодно. Литературная классика, которая навязла в зубах и набила оскомину, перестала пользоваться спросом. В магазинах на прилавках становилась всё меньше и меньше продовольствия. К огромной стране медленно, но верно подкрадывался голод и, как водится в таких случаях, отсутствие хлеба насущного можно было компенсировать только зрелищами (желательно, с кровью и насилием).
Страна, которая совсем недавно считалась практически атеистической, в одночасье наводнилась магами и колдунами, экстрасенсами и пророками. Книги, автором которых был человек с мистическим псевдонимом «Чернокнижник», расхватывались ещё до того, как их успеют расставить на полках в книжных магазинах.
– Ещё, несите ещё! – требовали в издательстве от автора. – Только побольше крови и убийств!
– Но я и так работаю на износ!
– Увы, мой друг, – сочувственно трясли головой редакторы, – сейчас не кодекс законов о труде диктует нам условия, а рынок. Современный читатель похож на капризного ребёнка. Кто предложит ему сладкую конфету, за тем он и пойдёт. На сегодня ваша конфета самая вкусная. Что будет дальше, одному Богу известно.
– Но я… – хотел возразить Чернокнижник.
– Вы оказались в нужное время в нужном месте, – прервал его редактор. – Не советую вам шутить с читателем. Ему могут понравиться и другие конфеты. Через два месяца жду вашу рукопись.
Это ведь только кажется, что знаменитости живут, как в раю. На самом деле многие из них ничем не отличаются от каторжника.
– Я больше не могу так! – жаловался самый популярный писатель своей любовнице. – Они хотят загнать меня в гроб!
– Это ты меня хочешь загнать в гроб! – неожиданно ответила любовница.
– А ты-то здесь причём?
– Это я-то не при чём? А откуда к тебе такая бешеная популярность пришла?
Чернокнижник только хотел открыть рот, чтобы поведать о своём непревзойдённом таланте, но его тут же прервали.
– Только не надо мне рассказывать о твоём литературном даровании!
После этих слов Чернокнижник застыл с открытым ртом, будто его разбил паралич.
– Что ты рот раскрыл? Или ты себя гением считаешь? Гений живёт в Париже, и нам с тобой это хорошо известно.
– За что ты так напустилась на меня?
– За то, что я ради тебя вся измазалась в дерьме, а ты хочешь остаться чистым и пушистым.
– Ты вымазалась в дерьме?
– А как ты думал? Неужели ты рассчитывал, что тебе на голову возложат лавровый венец, когда брал за основу сочинения гения? Твоя писанина была бы невостребована так же, как и у остальных бездарей, если бы не я!
– Ты?
– Да, я. Или ты считаешь, что если бы та дура не повесилась, то твоя популярность была бы такой?
– Это была просто случайность.
– Рассказывай эти сказки своим читателям. Никакой случайности не было.
– Ты убила её?
– Не я, а ты. Я лишь заплатила корреспондентам, которые затравили её.
– Ты сделала это специально?
– Нет, я просто хотела, чтобы они пропиарили твою книгу.
– Я же говорю, что это была случайность.
– Нет. Теперь никакой случайности не будет, потому что я знаю формулу успеха. Если мы совместим твою формулу и мою, то нам равных не будет.
Чернокнижник снова застыл в ожидании.
– Чем сейчас занимаются твои институтские знакомые?
– С работой сейчас сложно. Кто-то устроился писать речи политикам, кто-то трудится на жёлтую прессу, а остальные…
– А остальные готовы выполнить любую работу, лишь бы получить на кусок хлеба?
– Примерно так.
– Среди них есть талантливые?
– Конечно, есть.
– А сколько глав должно быть в твоём новом романе?
– Я ещё не знаю, о чём писать.
– Об этом мы поговорим позже. Меня интересует объём.
– Около двадцати глав.
– Ты возьмёшь себе пять негров. На каждого в этом случае придётся по четыре главы.
– Кого, кого? – не понял Чернокнижник.
– Писателей, которые пишут под чужим именем, называют литературными рабами или неграми.
– Кажется, я начинаю врубаться, – улыбнулся Чернокнижник. – Это же моя формула успеха.
– Тебе остаётся только дать каждому сюжетную линию и определить стиль изложения.
– Действительно, это же так просто!
Чернокнижник заулыбался, но его лицо снова померкло.
– Дело за малым, – вздохнул он. – Надо придумать сюжетные линии и соединить их.
– А вот это уже моя формула успеха, – улыбнулась Катя. – Самое главное, чтобы было побольше крови, чтобы герои были подлинными и чтобы историю их конца средства массовой информации рассказали по телевидению после того, как книга выйдет в свет.
– Но как это сделать?
– Так же, как ты сделал с этой дурой.
– Но я ничего не делал! Я просто придумал душещипательную историю.
– От которой она повесилась, – засмеялась Катя.
– Почему тебе кажется, что она повесилась из-за моей истории?
– Потому что именно я это устроила. Понял теперь, как ты стал популярным?
– Значит, ты…
– Я, – прервала Чернокнижника Катя. – Я и дальше буду делать так, чтобы ты был на самой вершине славы. Лавры будут возлагать на тебя, но мы будем знать, что и я к ним причастна.
Чернокнижник подошёл к своей подруге и обнял её.
– Ты больше не сердишься на меня?
– Больше не сержусь.
– Катюша, а как поживает Жу-жу? Что-то мы давно не виделись с ней.
– О Жу-жу на время забудь. У неё впереди много работы.
Чернокнижник хотел обидеться, но, вспомнив, сколько денег принёс последний роман, решил стерпеть. Что ни говори, а Катерина была права: если бы не её пиар-компания, вряд ли они получили бы от издательства столько денег. Правда, в результате этой акции погибла женщина… С другой стороны, не Катя же её в петлю засунула? Что касается его, то тут совесть абсолютно чиста. Писатель ничем не стеснён в своей фантазии. Более того, если человек так остро реагировал на художественное произведение, то можно говорить о незаурядности автора, его умении выстроить сильные психологические линии. Да к тому же, Катерина совершенно права: эта баба была просто дурой. И нечего больше о ней думать, нечего забивать свою голову всякой ерундой. Работать, работать и ещё раз работать. Народ ждёт его творений, народ не может без них, народ хочет, чтобы он – звезда, горел на небосклоне удачи всегда и никогда не угасал!