Доброе утро, Царь! - Анна Мистунина

Кроме того, отъезд навсегда отрезал бы ее от храма Непознаваемого и от того, кто заключен в его подземелье. Этого Иарра не могла допустить – не потому, что хотела дать ему свободу, вовсе нет. Но это ведь она его пробудила и теперь была за него в ответе. Кроме того, дед сделал именно ее наследницей этой тайны. Дед счел бы ее отъезд на виллу слабостью, побегом. Иарра не могла разочаровать деда.

Ее домашний арест закончился. Пользуясь обретенной свободой, она целые дни проводила в Среднем городе – не в развлечениях, как наверняка думала мать, а в самых дальних и редко посещаемых комнатах главной городской библиотеки и помещениях архива. Она просмотрела сотни глиняных таблиц, хранивших память доисторического Арша, сотни договоров и торговых сделок, судебных записей и невнятных родословий, не имевших никакой ценности кроме той, что в них время от времени упоминался Имир. Почти всегда с его именем была связана какая-нибудь жестокость. «В год казни наместников западных земель всемилостивый Имир повелел…» «Посланников Имир обезглавил и приказал отправить головы пославшим их и при сем написать…» «При спускании ладьи на воду все ликовали и славили Царя, и принесли ему жертвы…» «В знак покорности Царю присланы восемь десятков рабынь, многие из которых были беременны. Имир принял дар милостиво и сказал…» Последнее было особенно ужасно. Храня в себе память Лады, Иарра знала, какое применение младенцам рабынь находили маги в родном мире Имира. В том мире рабы отличались от магов цветом кожи; и они сами, и рожденные ими от хозяев-магов дети считались скорее животными, чем людьми. Использовать их труд для удобства, а кровь – для получения магической Силы было обычным делом. Больше всего ценилась именно кровь новорожденных…

Но в тех же самых архивах хранились и другие записи. Из них, повествующих о временах, которые для самих писавших уже были далеким прошлым, жадным Иарриным глазам открывался другой Имир. Тот, кто победил хладных демонов, кем бы они ни были, и спас людей всего мира от истребления. Научил спасенных рыть каналы, орошать землю и возделывать ее, обжигать глиняные кирпичи и возводить из них дома и дворцы. Ковать медь и железо и изготовлять из них инструменты и оружие. Одеваться в одежду из шерсти, льна и шелка, наблюдать звезды и складывать числа, превращать слова в буквенные знаки и записывать их на глине и коже, в назидание грядущим поколениям. Имир дал людям закон, который распространился по всей земле, и даже до сих пор, в современном Арше и других странах известного мира все законы так или иначе основаны на древних, записанных в те времена, когда землей правил Имир. Кровопийца или нет, его власть длилась долгие тысячелетия. Под его властью люди восстали из дикости и стали теми, кем являются по сей день. И то, что за две тысячи лет заточения его имя стало невнятной легендой, сказкой для Бездомных и небылицей для Высших, нельзя было назвать иначе, кроме как черной несправедливостью.

Подобные рассуждения не нравились Элетии, зато их горячо одобряла Лада. Раз проявившись, две прежние Иаррины личности больше не смолкали. Они вмешивались во все дела, давали непрошеные советы, высказывали сомнительные суждения и все время друг другу противоречили. Хуже всего, что они никогда не говорили друг с другом, только с Иаррой, так что не было никакой возможности оставить их наедине и посмотреть, кто победит.

Элетия была сторонницей отъезда на виллу. Вполне справедливо заявляя, что о браке с Караной противно даже думать, она находила превосходной саму мысль о тихой деревенской жизни вдали от Арша. В таком случае, искушала она, можно будет даже заниматься магией, в небольших пределах, для собственного удовольствия, ничем не рискуя. Серьезный довод, учитывая, что та же самая Элетия поднимала крик всякий раз, как Иарра проникала мыслью в кусок серебра, свечу или камень, а однажды – в живую мышь, очень кстати попавшуюся в мышеловку. Так, исследуя сущность вещей, она открывала для себя первую ступень магии – Познание. И, если верить Элетии, делала первые шаги по пути зла, в конце которого обретет черное могущество и выпустит на волю Имира.

Лада горячо одобряла эти занятия и была недовольна лишь тем, что Иарра уделяет им мало времени и учится недостаточно быстро. Чтобы выпустить Имира, она должна овладеть Силой и кстати приучиться использовать человеческую кровь – рубеж, которого Иарра переходить не собиралась, но Ладу ее возражения нисколько не убеждали. Она категорически возражала против отъезда на виллу. Ее пугала грядущая передача храма Непознаваемого жрецам Бессмертных. Будь ее воля, Иарра жила бы в подземелье, охраняя драгоценный кристалл и ежеминутно практикуясь в магии, чтобы скорее его разрушить.

Обе личности одинаково настаивали на своем и нисколько не беспокоились о том, что они, по словам Имира – всего лишь образы памяти, слепки сознания давно умерших женщин. Они совсем не интересовались мнением самой Иарры, как будто ее здесь вовсе и не было. Их голоса создавали в ее голове такой шум, что думать и тем более принимать решения было очень трудно. Между тем Иарра твердо решила их не слушать – пусть говорят, что хотят, она сама решит, как распорядиться своей собственной жизнью.

В таком настроении она садилась в носилки, чтобы отправиться на заседание Палаты, где главы Домов засвидетельствуют и благословят ее брак с энсом Караной. Торжественной свадьбы, как и было сказано, не будет – траур. После заседания энсы и члены старших семей присоединятся к Иарре и ее новому мужу в его доме, где состоится празднество продолжительностью до утра, потому что траур или нет, но все-таки это свадьба, и не чья-нибудь, а самого энса.

«Будь у тебя достаточно Силы, ты могла бы его обмануть, – звучал в голове голос Сильнейшей Лады. – Усыпить его и внушить ложную память, как будто спала с ним. Могла бы делать так каждую ночь. Ведь ты хочешь овладеть Силой! Почему ты так боишься принять кровь?»

«Потому что я не буду платить за свою Силу чужими жизнями, – в который уже раз ответила Иарра. – Нет и нет».

«Всегда приходится чем-то платить».

«Это я знаю. Но не такую цену».

Тяжелая парча цвета темного пурпура спадала с ее боков роскошными складками. На плечах одеяние поддерживали золотые булавки, низко открытую грудь оттеняли кровавые гранаты. Такие же гранаты сияли в волосах. Плотная накидка защищала это роскошное одеяние от дождя, но воздух был таким влажным, что ткань мгновенно отсырела и прилипла к телу. Рабыня, придерживая длинный подол платья, помогла Иарре устроиться в носилках и скромно заняла место на краешке подушки, чтобы сопровождать госпожу до самой Палаты. Другие носилки, с матерью и разодетым по торжественному поводу Серри, уже двигались впереди.

«Ваши рабы – такие же покорные животные», – продолжила спор Лада.

«Неправда. Они люди, и мы их не убиваем. Наоборот, заботимся о них».

«Бездомных убиваете», – Лада уже неплохо разбиралась в жизни Арша.

«Только за преступления. И теперь это в прошлом, как видишь. Теперь у нас Римуш в Палате».

«Нам подошла бы кровь казненного преступника», – подумав, сообщила Лада.

«Нет! – Иарра чуть не прикрикнула на нее вслух. – Этого не будет! Оставь меня в покое!»

«Предпочтешь жить с этим напыщенным хлыщом? Предпочтешь его Имиру?»

«Отстань!»

Рабыня ойкнула, когда носилки поднялись вверх, качнулись и медленно поплыли вперед. Шагающая по обе стороны восьмерка стражников была знаком достоинства будущей супруги Красного энса в той же мере, что и данью безопасности. С тех пор, как Арш оказался во власти восставших Бездомных, благородные женщины избегали появляться на улицах без такой защиты.

Иарра вдруг поняла, как скучает по запряженному лошадьми экипажу, по скорости, свободе и одиночеству, которых лишилась со времени давнего нападения. Этим тут же воспользовалась Элетия:

«В деревне ты смогла бы ездить на лошадях. Ты была бы свободна делать, что захочешь!»

«Я буду свободна, когда избавлюсь от вас обеих!» – огрызнулась Иарра, и ее прошлые личности ненадолго замолчали. В мыслях наступила благословенная тишина.

Уже вторую неделю дождь почти не прекращался, разве что на несколько часов, чтобы потом припустить с новой силой. Иарра велела рабыне задернуть занавески и прикрыла глаза, в который раз убеждая себя, что не боится сегодняшней ночи, когда ей придется остаться наедине с энсом Караной. Во всяком случае, боится этого меньше, чем изгнания на виллу. Что близость с живым человеком, тем более богатым энсом, не страшнее рока, обрекшего ее любить Имира Кровопийцу. Что она, на самом деле, вовсе его не любит.

«Ты говорила, у меня есть собственная Сила, – неохотно позвала она Ладу. – Не от чужой крови, а моя. Может быть, я… я смогу внушить Каране, что мы с ним… обмануть?»