Это случилось в полночь - Кейт Лэндон

– Я не знаю, как со всем этим справиться, но…

Его голова склонилась, и он положил лицо на грудь Микаэлы, отведя медальон Лэнгтри, чтобы ничто не мешало ощущать ее плоть. Нежный, сексуальный тембр его голоса выражал удовольствие и открытие. Микаэла вся дрожала, дойдя до высшей точки опасного и нестерпимого желания.

– Я чувствую, как ты горишь… вся.

– Я думаю, что будет лучше, если ты отпустишь меня.

– Когда я буду готов. Так приятно чувствовать тебя, очень приятно, – пробормотал Харрисон, и легкая улыбка скользнула по его губам.

Микаэла не ожидала увидеть эту неотразимую, шаловливую усмешку и была захвачена ее магией.

– Ты не можешь стоять и держать меня всю ночь. Нет, не смотри.

Харрисон закрыл глаза, в то время как его руки продолжали ласкать ягодицы Микаэлы.

– Ну хорошо. Я буду чувствовать. Его пальцы продвигались все дальше.

– Отпусти меня, – с трудом прошептала Микаэла, вся дрожа.

Харрисон заговорил с той протяжной чувствительностью, с ленивой непринужденностью человека, который хочет заниматься любовью неторопливо и тщательно:

– Поговорим об этом. Каковы твои условия? Что ты можешь предложить?

– Харрисон!

Его низкий стон, больше напоминавший рычание, был нетерпеливым и разочарованным, и, когда он опустил ее на землю, глаза продолжали оставаться закрытыми. Микаэла попыталась подхватить свое платье, но вместо этого быстро схватила его рубашку и, надев, застегнула. Харрисон открыл глаза как раз в тот момент, когда ее платье плавно соскользнуло на землю. Горячий, дурманящий порыв желания снова захватил Микаэлу, когда стоявший перед ней мужчина, прерывисто задышав, уставился на комочек бирюзовой ткани, упавшей к ее ногам. Медленно поднимая глаза, Харрисон взглядом ласкал ее обнаженные ноги, остановился на груди, затем неспешно снова попробовал вкус ее губ, и по коже Микаэлы пробежал электрический ток, медленным влажным жаром забившийся внизу живота. Микаэла еле держалась на ослабевших ногах.

– Я не причиню тебе боли, – наконец произнес Харрисон, грубая острота неудовлетворенного желания заполнила мягкую ночь.

– Я знаю. Ты этого не сделаешь. Кое в чем я на тебя полагаюсь.

Микаэла всегда полагалась на его мягкость и доброту, она верила, что ему удастся удержать эту мрачную тайну внутри себя и не позволить ей причинить боль другим.

– А собственно, в чем ты на меня не можешь положиться? – спросил он, как кнутом ударив этими словами по ночному воздуху, врезаясь в запах полевых цветов и древесины.

– Я не доверяю тому, что происходит между нами сейчас. Интимная близость дается мне нелегко. Да и тебе тоже. Я не перенесу новых осложнений. А у тебя определенно есть сложности. Ты колешь дрова, когда не в настроении, когда что-то, что мучает тебя, ослабляет чувство самоконтроля. Мозоли на твоих руках говорят, что бумага и ручка – далеко не единственное, с чем тебе приходится иметь дело.

– Раньше я не обращал особого внимания на то, чего хочет женщина или что она чувствует. И очень важно, что я понимаю, что доставляет тебе удовольствие и что… черт возьми, Микаэла. Ты необычная женщина. Я всегда плохо понимал женщин. Ты хрупкая и ласковая и в то же время непокорная и сильная. Ты как алмаз с разными гранями, готовыми в любой момент заискриться на солнце… Я хочу подчиняться тебе, подчинять тебя, растворяться в тебе. Неужели это так трудно понять?

Харрисон раскрыл свои ладони, словно изучая, достаточно ли они широки и сильны.

– Я не сделаю тебе больно, – повторил он. – Постараюсь не сделать. Я бы убил себя, если бы это случилось, – сказал он более решительно, словно пытаясь разобраться в себе и победить те чувства, которые бушевали в его душе.

Легкий озноб прокатился по телу Микаэлы при воспоминании о том, как нежно эти ладони ласкали ее кожу, как они касались ее груди и какие чувства она при этом испытывала. Ее никогда так не обнимали и не ласкали… Нервы Микаэлы плясали, ее ощущения кипели от желания вновь оказаться в его объятиях. Она знала, что, как только барьер рухнет, ему захочется большего, гораздо большего. Харрисон очень тщательно хранил то, чего он добивался.

Микаэла поддела платье босой ногой.

– Оно стоит безумно дорого. Я никогда не надевала его раньше. Я берегла его для… не важно для чего. Ты можешь оплатить сухую чистку и ремонт. И не вздумай сделать это здесь, в Шайло. Мне еще не хватало, чтобы все чистильщики знали… не важно. Теперь можешь открыть глаза.

Микаэла торопливо пошла в дом. На ступеньках черного входа она повернулась к Харрисону:

– Тебе не в чем винить себя. Ты не такой, как он. Ты не позволишь развалить «Кейн корпорейшн» и не подведешь своих инвесторов.

Его ответ в холоде летней ночи прозвучал довольно мрачно:

– Ты даже не представляешь, что может сделать Кейн.

– Я знаю, что можешь сделать ты.

Микаэле хотелось обнять Харрисона – он выглядел таким одиноким в лунном свете. На секунду она испугалась, поняв, что Харрисон уже похитил частичку ее души. В действительности она никогда не открывала того уголка своего сердца, где скрывалась нежность и мягкость, ведь по-настоящему она никогда никому не доверяла.

То, что после всех этих лет спарринга, проверок друг друга, на ее доверие он не ответил доверием, причинило ей боль. В основе этого доверия лежала доверительность, возникшая той ночью, когда Харрисон появился у них в доме, а из разбитого носа у него текла кровь, и вот теперь он не хотел поделиться своей зловещей тайной. Убегая от себя, убегая от него, Микаэла поспешила в дом, схватив ожерелье, и на мгновение, словно вспышка молнии, перед глазами возник дикий первобытный образ Харрисона с медвежьими когтями на шее. Она и не подозревала, что в нем таится эта невидимая сила охотника, примитивного первобытного самца, ищущего ее.

Микаэла выбежала из передней двери и вскочила в свою машину. Ее рука дрожала так сильно, что Микаэла с трудом вставила ключ в замок зажигания. И только когда она добралась домой и Джейкоб в удивлении поднял брови, она сообразила, что на ней лишь рубашка Харрисона и медальон Лэнгтри.

Калли рывком распахнул дверь, приветствуя поразительную простоту своего маленького дома. Сорок акров на границе с земельной собственностью Лэнгтри – это совсем немного, но этот крошечный участок земли принадлежит ему. Прежде у Калли никогда не было своего дома, даже когда он был ребенком. Сбросив пиджак и расстегнув рубашку, Калли освободился от непривычных оков и даже не успел заметить, как его дрожащая рука сняла с полки бутылку виски.

Он был незаконнорожденным ребенком, даже не знавшим имени отца и взявшим фамилию матери – Блэквулф, и до приезда в Шайло в его жизни не было ничего, кроме неприятностей.