Это случилось в полночь - Кейт Лэндон

– Харрисон…

Он провел большим пальцем по ее щеке, и поцелуй стал более мягким, более соблазняющим, раскрытые губы Харрисона двигались по подбородку Микаэлы, по ее носу, ресницам…

– Ты хочешь меня, дорогая? – спросил Харрисон, когда его губы коснулись ее губ, чувственных и слегка припухших. – Это будет так легко, правда? Переспать со старым добрым Харрисоном, когда ты на гребне успеха. Слегка покувыркаться, чтобы снять напряжение.

На самом краю пропасти Микаэла замерла, остановившись на тоненькой кромке сжигающего желания – отчаянной потребности ощутить свое тело слившимся с его мускулистой плотью. Сейчас Харрисон крепко держал ее лицо, следя за ее медленно раскрывающимися глазами. В чувственном жару и смятении Микаэла сконцентрировалась на этих холодных серо-стальных глазах, этом жестком, резко очерченном лице.

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о том, – Харрисон нежно коснулся ее губ, – что не хочу, чтобы меня использовали для случайного секса, не хочу удовлетворять потребность, которая у тебя может возникнуть, а может и не возникнуть в какой-то момент.

Микаэла смотрела непонимающим взглядом.

– Мне нужно большее, Микаэла, – пояснил Харрисон.

Микаэла попыталась вырваться, но он удержал ее, крепко прижав к себе. Желая ударить Харрисона, Микаэла рванулась, но его рука крепко держала ее волосы; разъяренная Микаэла не могла даже укусить Кейна. Он был единственным мужчиной, который мог одновременно и соблазнять и бесить ее.

– Я старомоден, любимая. И мы будем играть в эту игру по моим правилам.

Микаэла и сама избегала легкого флирта; Дольф был ее первой и единственной любовью, но Харрисону совсем ни к чему знать об этом. И он не должен знать о том, что благодаря ему потускнели и стали казаться неважными отношения с человеком, за которого Микаэла собиралась выйти замуж. Целовать Харрисона для нее было все равно что идти навстречу мощному торнадо. Она и представить не могла, чем все это закончится. Харрисон хочет слишком многого и, пожалуй, слишком тщательно все продумывает.

– Я предпочитаю сама выбирать своих любовников.

– Именно это ты только что и сделала.

В пустой комнате, где в беспорядке стояли бокалы, большие плоские блюда с закусками и валялись смятые салфетки, жесткие слова прозвучали как приговор.

Микаэла сделала резкий вдох, почувствовав тот едва уловимый запах, который исходил только от Харрисона. Она взглянула на ожерелье из медвежьих когтей, висевшее у него на груди. Сейчас оно удивительно подходило к его облику: дикому, суровому, истинно мужскому и первобытно сильному, этот мужчина мог бороться за нее и мог удержать ее. Она была не готова к его нежному поцелую, к тому, как его руки сомкнулись на ее спине. Харрисон крепко, словно на всю жизнь, прижал ее к своему телу.

– Имей в виду, – прошептала Микаэла, в то время как его руки гладили ее спину, скользили по бедрам и слегка прихватывали ягодицы, – со мной не так-то легко.

Харрисон усмехнулся, глядя на нее сверху вниз, в то время как она не очень уверенно пыталась высвободиться.

– Скажи мне что-нибудь новенькое, дорогая.

Микаэла не достанется ему так легко. Тряхнув головой, она высвободилась из рук Харрисона.

– Нет уж, дай мне сказать, – проговорила она.

Харрисон отошел к письменному столу и как ни в чем не бывало начал просматривать бумаги, медвежье ожерелье на его голой груди выглядело вызывающе свирепым. Микаэла бросилась к Харрисону и сорвала с него трофей Захарии. В этот момент она меньше всего хотела, чтобы у Кейна оставалась какая-то частичка ее жизни.

– Будь благоразумна, – сказал Харрисон невозмутимо. И взглянул на Микаэлу с таким спокойным видом, будто не он целовал ее несколько мгновений назад, будто никогда не сжимал ее в крепких объятиях и не прижимал к себе, желая слиться в одно целое. – Ты измучена, и я тоже. Сейчас не лучшее время для споров. Увидимся утром. Мы сравним записи о потенциальных спонсорах, и, кстати, я собираюсь вернуть Аарону Галлахеру его взнос.

– Что?! Я часами висела на телефоне, добираясь до его чековой книжки. Я добилась этого взноса!

– Люди, подобные ему, всегда хотят что-нибудь получить за свои деньги. Тебя, например, или монету, которую ты носишь как медальон.

Пальцы Микаэлы дрожали, когда она взяла бокал и налила вина. Она вспомнила, как Аарон заинтересовался ее медальоном и расспрашивал об истории монеты. Ему бы хотелось иметь что-то на память об этом вечере, сказал он, пытаясь исподволь определить стоимость медальона. Естественно, Микаэла отказала, Галлахер рассмеялся и сказал, что все понимает.

– Его просто интересуют история и предания нашей семьи.

Харрисон поднял брови.

– Он хочет затащить тебя в постель, Микаэла, кроме того, ему нужно что-то еще.

– Не думаю. Он сказал, что ищет подходящий способ списания налогов. И я ему верю.

Харрисон снова потер свою обнаженную грудь, и чувственный порыв заставил тело Микаэлы напрячься.

– Поцелуемся на прощание? – спросил он тихо. – Или ты боишься?

Харрисон хотел бы, чтобы его сердце не колотилось так сильно, хотел бы, чтобы бурлящая кровь успокоилась, хотел бы, чтобы вернулись обычная логика и хладнокровие – чувства, которым он отдавал предпочтение. Одно прикосновение к Микаэле вывело бы его из равновесия, и все барьеры были бы сметены. Но от нее ему нужно было больше, чем просто одна безумная ночь. Ему нужна была та женщина, которая скрывалась в ней, – храбрая, заботливая, нежная, искренняя, способная на сильное чувство и страстно преданная своей семье. Он знал Микаэлу многие годы, но впервые видел ее неуверенной, растерявшейся от непонимания самой себя и оттого, что она не знала, насколько нужна ему. Дразнящее, нежное тепло ее тела вызывало внизу живота мучительную боль. Харрисону стоило огромных усилий оттащить себя от края, притвориться поглощенным сложенными на столе бумагами; его рука, державшая один из документов, заметно подрагивала от клокочущего внутри возбуждения. Харрисон растер руками лицо. Он слишком устал, чтобы мыслить ясно. В последние дни он мало спал, много работал в банке и на станции, продолжая руководить корпорацией, – на это ушли все силы и вся энергия. Ко всему этому добавилось напряжение сегодняшнего вечера. Как только Микаэла и вся семья Лэнгтри узнают – если только это произойдет, – что его отец… А пока он должен один на один оставаться со своей совестью и памятью о том, что его мать и отец стали причиной горя в семье Лэнгтри.

– Спокойной ночи, Харрисон. Развлеки себя уборкой, – холодно сказала Микаэла, выходя из комнаты, в ее низком, слегка охрипшем голосе звучало еле сдерживаемое негодование.