Всем сестрам по мозгам - Дарья Донцова

Рассказчик опять вздохнул.

– А зимой Зоя внезапно позвонила мне сама и огорошила новостью: она беременна, отец будущего ребенка я. Но сказала, что ей ничего от меня не надо, на алименты она не претендует, не предлагает жениться на ней, готова сама воспитывать малыша, у нее только одна просьба… Танечка, учти, при советской власти у людей был иной менталитет, чем сейчас. Если в метрике у новорожденного в графе «отец» поставят прочерк, это позор. Вот Зоя и попросила меня признать ребенка, пообещав, что никаких хлопот мне не доставит. Кстати, знаешь, доченька, почему тебя записали на фамилию матери? Опять же вспомним про те времена. Вслух руководители государства говорили об интернационализме, о равных возможностях для всех, в действительности же процветал антисемитизм, была, например, квота для евреев, поступавших в вузы или желавших устроиться на престижную работу. Печально известный пятый пункт анкеты, вопрос о национальности, мог тогда здорово осложнить жизнь. Мой отец этнический немец, поэтому я Хофштейн. Фамилия похожа на еврейскую, и тебе бы пришлось объяснять свое происхождение, что не очень-то удобно. Потому Зоя и захотела, чтобы дочь была Сергеевой. А я не спорил. Но разговор на эту тему у нас с ней состоялся позже, а в тот момент мы просто договорились, что я официально признаю ребенка, когда он появится на свет.

Из груди Карла вырвался вздох.

– Сергей Павлович, узнав о ситуации, предостерег меня: «Сейчас Зоя обещает не подавать на алименты. Но когда младенец родится, ему ого-го сколько всего понадобится, и она вспомнит о тебе. Будешь восемнадцать лет содержать отпрыска. И, между прочим, ты уверен, что являешься, так сказать, автором малыша?» Но я нутром чувствовал: ребенок мой. Поэтому не только дал тебе свое отчество, но и пытался заботиться о дочке. Танечка, я тебя сразу полюбил. Не могу передать, что творилось в моей душе в ту минуту, когда я взял в родильном доме из рук медсестры почти невесомый кулек…

Карл отвернулся и продолжил сдавленным голосом:

– У меня возникла надежда завести семью. Зоя благосклонно отнеслась к тому, что я навещаю дочь. А уж я старался: тащил фрукты и хорошую еду Зое, она ведь кормящая мать, доставал, где мог, детское бельишко, давал деньги. Так прошло полтора года. Однажды Зоя мне сказала: «Карлуша, нам необходимо поговорить серьезно». Я так обрадовался! Подумал, любимая поняла, что лучше меня ей никого не найти. И у нас ребенок, девочке нужен отец. Сейчас Зоинька скажет фразу, которую я давно ждал: «Мы фактически стали семьей, давай оформим отношения официально…»

Карл резко повернулся ко мне.

– Знаешь, доченька, я помню ту беседу в мельчайших подробностях. От Зои пахло болгарскими духами «Розовое масло», на ней были черные брючки и очень яркий красный пуловер крупной вязки с огромным воротником. Услышав ее слова: «Я устала жить одна, хочется прислониться к крепкому плечу», – я не выдержал, бросился к ней, обнял и прошептал: «Любимая, все, что имею – твое. Обещаю сделать вас с Танюшей счастливыми». Держу ее в объятиях, чуть не умираю от счастья… но потом внезапно соображаю: что-то не так. Она отталкивает меня! Я разжал руки и услышал: «Какого черта ты себе напридумывал? Наши отношения давно исчерпаны. Я не могу жить с человеком перекати-поле. Ребенку нужны стабильность и отец, который каждый день возвращается с работы домой, уделяет вечером девочке время. А ты сегодня тут, завтра уехал и три месяца не появляешься. Я выхожу замуж, прощай».

Карл поднялся, прошелся туда-сюда по комнате. Снова сел в кресло и устремил на меня умоляющий взгляд.

– Извини меня, Танечка, за мой правдивый рассказ. Пойми, я очень любил Зоиньку и по сию пору продолжаю хранить ей верность. Даже не смотрел на других женщин и остался холостым. Да, Танюшка, твой отец однолюб. И я никогда не сердился на Зою, желал ей исключительно счастья. В тот день я лишь спросил: «Зоя, а он хороший человек?» Услышал в ответ: «Прекрасный», – и ушел, чтобы не препятствовать их любви. А на прощание сказал: «Зоюшка, если жизнь повернется черной стороной, только свистни, я прилечу в любой момент куда угодно. А коли отношения с тем мужчиной дадут трещину, я тут же готов пойти с тобой в загс». Через некоторое время Зоя позвонила. Мне на всю жизнь врезались в память ее слова: «Мой муж хочет удочерить Таню. Сейчас она мала, но с годами повзрослеет, начнет задавать вопросы. Сделай одолжение, ради счастья Танечки откажись от нее. Кстати, она останется Сергеевой. Андрей по паспорту Хрюкин, фамилия не самая благозвучная, Танюшу потом в школе задразнят».

Карл начал ломать пальцы.

– Вот и вся история.

– Ясно… – протянула я.

– Считаешь меня предателем? – чуть не плача спросил он.

– Нет. Вы же хотели угодить горячо любимой женщине, – ответила я. – Вероятно, вам будет неприятно это слышать, но папа и мама жили счастливо, я очень любила отца. Какая разница, кто тебя произвел на свет? Главное, кто поставил на ноги.

– Я издали наблюдал за тобой, – запричитал Карл. – Думал, увижу, что девочку обижают, приду на помощь.

– Вы же отсюда давно не выезжаете. Каким образом узнавали новости о дочери? – удивилась я.

– До Москвы близко, – возразил Карл. – Но я поступил хитро – нанял одну женщину. Она смотрела иногда, как ты из дому выходишь, и фотографировала, потом снимки по Интернету мне посылала. То есть я рулил в интернет-салон, там и получал почту.

Я кивала, усмехаясь про себя. Даже искусный врун способен проколоться. Карл создал целый роман, для пущей убедительности приплел сюда свою шпионку и – прокололся. Правда, мигом заметил промах, ловко вывернулся, но я теперь уверена, что в доме есть Интернет. Одного не пойму: зачем затеян весь этот спектакль?

Очень хотелось задать Карлу пару вопросов. Скажем, поинтересоваться, где он взял копии документов. Сомнительно, что их ему предоставила Зоя. И зачем хранить бумаги, да еще в сейфе Мануйлова? Но, пожалуй, не стану ловить его на косяках. Пусть думает, что «дочка» поверила его рассказу.

Карл внимательно наблюдал за мной.

– Сейчас докажу, что я никогда не забывал о тебе! Когда Сергей Павлович рассказал о своей идее созвать наследников на кастинг, я упросил его пригласить мою дочь. Мануйлов сначала отказывался, у него были другие планы, но я сумел его убедить. Он смилостивился, однако сказал: «Татьяна стоит в самом конце очереди. Она твоя дочь, что дает ей крохотный шанс, я благодарен тебе за дружбу. Но она еще и дочь Зои, а вот тут возникают сложности. Не хотел раньше говорить, но… старшая Сергеева меня обокрала!» Я ахнул, потребовал объяснений и был потрясен.

Слуга судорожно вздохнул.

– Очень не хочется раскладывать перед тобой, детонька, весь пасьянс, да делать нечего. Оказывается, Зоя утащила у Мануйлова огромную ценность – записную книжку.

Глава 25

Я весело рассмеялась:

– Наверное, ее обложка украшена бриллиантами-изумрудами?

– Нет, – серьезно возразил Карл, – корочки самые обычные, кожаные, а вот листочки из золотой фольги. На них Сергей Павлович зашифровал придуманные им номера и нарисовал прекрасные миниатюры. Он великолепный художник, потрясающе оформил свои записи, долго корпел над иллюстрациями, создал настоящее произведение искусства. Да и текст выполнен каллиграфически. Мануйлов просто фонтанировал идеями, в молодости и зрелости полет его фантазии был безграничным. Иллюзионист сначала для себя выдумывал уникальные трюки, потом стал продавать их другим, изобретал фокусы, равных которым нет во всем мире. Хочешь открою тайну?

– Очень, – выдохнула я.

– Шоу Давида Копперфилда во многом основано на изобретениях Мануйлова, – торжественно заявил слуга. – Это великий секрет. Понимаешь, сколько денег получает хозяин?

Я приоткрыла рот, замерла и ответила:

– Нет.

– Миллионы, – прошептал Карл. – В валюте.

Я прижала ладони к щекам.

– Ой!

«Папенька» обвел рукой комнату.

– Откуда, по-твоему, у хозяина дом, участок, средства на содержание поместья и жизнь в свое удовольствие? У циркачей трудные детство, юность и зрелость, нам приходится с малолетства и до дряхлости тяжело работать. Но еще хуже для бывшего артиста цирка старость – пенсия нищенская, ее не хватает подчас на элементарные нужды. А Сергей Павлович ни в чем себе не отказывает. Почему так получилось?

– Не знаю, – растерянно ответила я. – Он накопил денег?

Карл грустно усмехнулся.

– Любой запас, если его не пополнять, иссякнет. Говорю же, Мануйлов придумывает фокусы и продает их за очень большую цену. Поверь, он гений, к нему приезжают со всего света, иллюзионисты стоят в очередь. Но в последнее время Сергей Павлович потерял свой дар. Думаю, это связано с болезнью, которая съедает его, отнимает фантазию. А в книжке записано очень много идей, там есть наметки неосуществленных номеров и постановок, которые хозяин придумал в момент наивысшего расцвета своего таланта.