Всем сестрам по мозгам - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не бескорыстно. Мы договорились, что я часть зарплаты ей отдаю, оплачиваю все коммунальные расходы и покупаю продукты, то есть Жанна своих денег на хозяйство не тратит. Еще она поставила мне условие: баб на общую жилплощадь не водить. Но я не всегда его соблюдаю, ходят ко мне девушки-красавицы. Жанка в командировку умотает – хата вся моя.
– Трудно жить в коммуналке, – вздохнула я, – в особенности, если в соседках бывшая жена.
– Вот поэтому мне деньги больше всех и нужны! – с жаром воскликнул Леонид.
Я усмехнулась.
– Ты Ане не сочувствовал. Нарочно дымил ей в нос, а потом демонстративно сунул в дупло пачку, хотел, чтобы Хачикян сорвалась. Какой-нибудь претендент непременно обратил бы внимание Сергея Павловича на аромат ванили, исходящий от гостьи. Вот интересно, кто бы сдал Анну? А?
Реутов рассмеялся.
– На войне любые средства хороши, срабатывает закон джунглей: либо ты противника съешь, либо он тебя. И что дурного я совершил? Просто оставил сигариллы в дупле. А возьмет их Аня или нет, не от меня зависит. Ее решение, ей за него и отвечать.
– И ты еще возмущаешься Жанной, которая портит твои вещи? – воскликнула я.
Он скривился.
– Жена должна помогать мужу, быть с ним в одной упряжке, в этом смысл брака. Чужой человек тебе ничем не обязан, а ты ему ничего не должен. Но Жанка решила меня из равновесия выбить. Шмыгнула в мою комнату, сигариллы из чемодана выкинула, думала, я взбешусь, устрою тут Ледовое побоище, упаду в глазах Мануйлова, и тот меня из списка претендентов вычеркнет. Ха! Обломалось ей! Не знала Жануся об этой заначке. А я не Хачикян, смолю редко, в основном после еды, мне и одной сигариллы в день для прекрасного настроения хватит.
Леонид улыбнулся, словно хорошо пообедавшая кошка, потом со вкусом потянулся и встал с пенька.
– Значит, ты разговаривал с Аней незадолго до ее смерти? – спросила я. – Был последним, кто видел ее живой?
Реутов резко сел.
– На что ты намекаешь? Анька прекрасно выглядела, когда я уходил. Она меня поблагодарила за курево и занялась флоксами.
– Ты имеешь дурную привычку расшвыривать обертки от сигарилл, – нарочито спокойно произнесла я. – Одна валялась здесь, в траве, другая у двери в библиотеку. Зачем, кстати, ты туда ходил?
Леонид не проявил беспокойства.
– И чего? Мануйлов не запрещал по особняку гулять, наоборот, порекомендовал всем чтиво взять. Вот я и искал журналы, думал, найду спортивные издания, но там только книги тупые, ничего интересного. Порылся на полках и ушел.
Я прислонилась спиной к стволу какого-то дерева.
– Понятно. Вернемся к Анне. Ты уверен, что она была здорова, когда ты удалился, а?
Собеседник вскочил.
– Заканчивай свои грязные намеки! Думаешь, это я Хачикян по башке треснул? Да кто ты такая, чтоб я тут перед тобой оправдывался? Совесть человечества?
Я снова ничего не ответила, просто глядела на Реутова. А тот нервничал все сильней.
– Если я треснул Хачикян по башке, зачем тогда ей сигареты оставил?
Я ехидно улыбнулась.
– Ты сказал, что решил подставить Хачикян, соблазнить ее куревом. Но, может, соврал, и в дупле твоя собственная заначка? Знаешь привычки жены, вот и подстраховался. Вдруг Жанна курево уничтожит? А у тебя запас наготове.
Леня раздул ноздри.
– Ах ты дрянь! Стрелки на меня переводишь?
Я поморщилась.
– Сленг братков не к лицу интеллигентному человеку. Сам признался, что тебе очень нужны деньги.
– И чего? – прошипел он.
– Конкурентов много, – хмыкнула я, – их надо нейтрализовать.
– Последней Аньку видела ты! – со злостью в голосе произнес Реутов. – Сама бабенку убила, а теперь ищешь, на кого вину свалить? Короче, Танька, ты прикусываешь язык, никому ни гу-гу про сигариллы в дупле и про мою встречу тут с Анькой, взамен я промолчу о твоей туфле. Хотя ничего плохого в моей беседе с Хачикян не было. А ты, голубка моя сизокрылая, одна была, когда Анну нашла. Так ли ты ни при чем? И подумай, как Мануйлову понравится мой рассказ про туфлю.
– Не понимаю, – совершенно честно сказала я, – почему ты второй раз вспоминаешь про какие-то туфли.
Леня растянул губы в деланой улыбке.
– Когда живешь в стеклянном доме, глупо швыряться камнями. Как только я впервые увидел тебя, поразился, насколько безвкусно ты одеваешься, не учитываешь особенности плохой фигуры.
Мне стало обидно. Но нельзя показывать негодяю, как меня задели его слова, и я подмигнула Реутову.
– Можешь не деликатничать, называй меня просто толстухой. Всегда, даже в детстве, я была крупной, пошла в своих родителей. И совершенно не стесняюсь этого.
– А зря, – фыркнул Леня. – Светлые брюки не подходят тем, у кого объем бедер зашкаливает за метр. Белый, бежевый, песочный, лимонный цвета зрительно увеличивают и без того не маленькую задницу.
– Плевать, – отмахнулась я, – брюки льняные, мне в них комфортно.
– Широкая блуза делает тебя похожей на куль, – не успокаивался Реутов, – в платье ты смотрелась намного лучше. Тонкая талия и пышная грудь красивое сочетание, за него можно простить необъятную попу.
– У меня крепкий фундамент, – кивнула я. – Зато я уверенно стою на ногах, щелчком меня не сбить. И больше всего ценю в нарядах уместность и удобство. Я не из тех, кто приходит на пляж в черном платье и бриллиантах. И шубу на голое тело не надену.
– Последнее прикольно, – хихикнул Леня.
– Вернемся к обуви, – приказала я.
Реутов сел на пень.
– Женщину делают туфли и нижнее белье. Не знаю, что у тебя с последним, но обувка…
Палец Реутова уперся в мои балетки.
– Что с ними не так? – рассердилась я.
Леня закатил глаза.
– Ярко-красные лаковые, да еще с брошкой в виде бабочки… Чудовищная красота!
Я внимательно посмотрела на туфли.
– На мой взгляд, они очень милые. Правда, слегка мне великоваты, но в жару лучше не надевать туфельки по размеру, к вечеру нога опухнет и натрешь мозоли. Дорогой, ты отстал от моды! Полистай глянцевые журналы, в этом сезоне все модели нарядились в подобные балетки. Украшение из стразов – хит, лаковая кожа – тренд, красный цвет – фаворит.
– Ну не подо все же! – скривился Реутов. – Нацепила их с сарафаном и с брюками! Кстати, где ты нашла эту красотищу? В переходе у метро?
Я моргнула. Реутов случайно выстрелил в яблочко. Мне давно хотелось приобрести красные лодочки без каблука, я видела их в разных магазинах, но всякий раз удалялась без покупки. И дело было не в том, что в бутиках хотели содрать с меня бешеные деньги, а в другом. К сожалению, у меня широкая стопа, и та обувь, что впору мне по длине, часто не подходит по объему. Я приуныла и почти отказалась от своей мечты. Но однажды притормозила у подземки, и в ларьке рядом с будкой, где торговали мороженым, увидела эти туфли. Произведение никому не известной фирмы село на ногу, будто специально для меня сшитое, а на ценнике стояла смешная сумма. Правда, продавщица сразу предупредила:
– Девушка, туфельки на один сезон, качество не очень хорошее.
Но мне страстно хотелось купить обновку, поэтому я ответила:
– Ерунда, не квартиру приобретаю.
Торговка чуть понизила голос:
– У меня дорого, езжай на рынок, у вьетнамцев такие же в полцены. Хозяин именно там затаривается, а потом здесь, у метро, с большой наценкой продает.
Но я схватила вожделенные балетки и ни разу не пожалела об этом.
– Молчишь? – заржал Леня. – Значит, я угадал. Дешевая ты баба, Сергеева! У Жанки и Раисы приличные босоножки, кожаные, а ты в клеенке.
– Какое тебе дело до того, что я ношу? – взвилась я.
– Никакого, – согласился Реутов. – Но наша Золушка вчера через забор лазила и потеряла там один свой хрустальный башмачок – то бишь жуткую тапку, а я подобрал. Станешь про мои обертки от сигарет рассказывать, я туфлю перед Мануйловым выложу и скажу: «Татьяна через изгородь перебиралась, уронила. Пора ее из списка вычеркнуть – Сергеева участок покидала».
Глава 27
Я отошла от дерева и спросила:
– И где ты ее нашел?
Леонид показал рукой влево.
– Сама чудесно знаешь, не прикидывайся. Если дойти до конца тропинки, упрешься в заросли ежевики. Кусты колючие, их специально вдоль заборов сажают, чтобы посторонние на участок не лезли, мало кому хочется в кровь изодраться. У Мануйлова по всей ограде камеры торчат, а там, где кустарник стеной стоит, их нет. Лучшее место, чтобы отсюда удрать.
– А ты, значит, совершал обход чужих владений, искал лазейку? – поддела я Реутова.
– Лучшая защита – нападение, – заржал Леонид. – Сама в кустах обувь посеяла, теперь меня поддеваешь. Прощайся с наследством, лапочка! За ужином я покажу всем лаковое уродство, и тебя вышвырнут вон за нарушение договора.
– Ой, дяденька, не надо… – дурашливо заканючила я. И поинтересовалась: – Спрятал туфлю?
– А то! – живо отозвался Реутов. – Лежит в правильном месте, тебе туда не добраться.